— Не успела, знаешь ли, дом окружила стража, так что пришлось прикинуться пауком и висеть под потолком.
— Серьёзно?
— Я ждала, свисая и потея, надеясь, что этот потный дождь никто не заметит. Они долго торчали и болтали о тебе. Ты обокрал кузницу, половину клинков забрал. Говорили, что хозяин кузни ищет охотников на людей, чтоб те выследили тебя. Сбежать смогла когда они приволокли врача, чтоб разбудить Леди Сугу.
— Да херня их клинки, валяются в печи — плавятся. Лучше сам изготовлю чего нормальное.
— Да как ты так? Ты посмотри на пол! — Она указала на шикарный ковёр, который я спёр у этой самой Сугу. — А что ты пьёшь? Мне в руке бутылку сакэ твой робот из арбалета разбил! а сам тут сидишь напиваешься. Причём, ты.. — Она развела руками, показывая на жемчужную подставку для столовых приборов, жемчужную чашу, в которой так благородно бултыхается сакэ. — охренеть!
— Здорово же? Я никогда себе не позволял такой роскоши, думаю, люди оценят и разделят со мной богатства знати. Впрочем, сакэ от этого лучше не становится, а какая же эта посуда хрупкая! И зачем людям такая хрупкая роскошь?
— Ты крут. — Она стала хлопать руками и я даже смутился, посчитав это за сарказм. — Я пришла в город, а ты уже два дома обчистил, даже успел уйти, не оставив следов. А вот меня, когда я пыталась выйти из города, всё же обнаружили. Ты очень крут. — Она опять взялась за сакэ. — Я годами пряталась, не вызывая внимания или подозрения. Делала грязную работу по устранению противников Про… тивников Рабства… Меня уважали, для одних я была опасной: диверсии, похищения. Для других: “Человеком с Большим сердцем”. Я могу обчистить дом любого. В организации уже планировали как меня использовать в проникновение особняка Тэньгу. Я была там пару раз, пока никак, для меня это сложно, но ты…
— Меня пока заботит благополучие людей. Они работают, они сыты, они спят на постели и если захотят, они могут уйти. Так что пускай едят из этой посуды, да топчут этот ковёр — для меня их труд куда более ценно.
— Точно… Погнали в Хранилище Тэньгу! Вдвоём!
Хм… Воспоминания нахлынули. Огромный фортпост на окраине пустыне. Я мимо проходил давным давно, когда был путешественником, в поисках еды. Так меня тогда чуть не убили просто за то, что я рядом шастаю. А я всего-то облокотился на их стену, потому как давно не ел и устал. Это воспоминание всплыло от одного только упоминания. Тогда я даже не знаю как выжил, потому как один из этих стражников хотел меня отмутузить, но что-то его отвлекло. Эх… когда ты слабый, то мир какой-то ужасный. А после я попал к пустынным ниндзя, которые..
— Эй, ты чего?
— Ты спрашивала, как это я всё так провернул? Взял да и сделал. Как если бы всю жизнь этим занимался. Я всегда ворую, клептомания, даже у бедняков, хотя денег оставляю им или еды. Это болезнь, которая заставляет против воли. А это другая болезнь. — Я указал на сакэ. — Не могу с собой дружить, хочется через силу, чтоб глотку обжигало, чтоб забыть все те дни что давно миновали, чтоб спалось крепко и не слышать криков страданий друзей, чтоб забыться и лучше не проснуться. А это, — я указал на свой протез, вместо левой руки, — съели. Рвач, знаешь этих пустынных бестий. И знаешь как так получилось, что я такой крутой? Повезло. Очень сильно. То придёт кто-то на помощь, то враг проигнорирует шум за спиной, то посреди пустыни будет лежать мёртвый навьюченный гарру, а его тюки полны медикаментов и еды. Просто везение.
Долгая тишина. Я налил себе ещё. Она присела, надела шляпу. Заглянул Фермер, когда я открывал вторую бутылку, вовремя зашёл, во мне мимолётное желание убить его взыграло, что сказать, но он ничего не сказал, прошёл мимо, положил себе еды в миску и стал уплетать, сидя за соседним столом.
— Давай так. — Начал я, обращаясь к Бо. — Мы вместе пойдём спасать рабов на ферме рабовладельцев. Без оружия, без еды, без воды. Идти далеко, день при хорошем беге. Ты же бегать умеешь?
— Умею.
— Будем бегать. — Я улыбнулся. — Расскажи о себе. Как ты попала к Противникам рабства?
— Была рабом. Почти все Противника рабства беглые рабы. Жестькулак учит нас сплочённости, что мы сильны, пока едины и цели наши справедливы. А ты один показываешь нечто невообразимое. Я вообще не представляю, как можно было обокрасть весь дом знати, спереть с дюжину клинков, так ещё и ковёр, и всё это притащить сюда… — Как она тараторит, не поспеваю за ходом мысли. — Тэньгу, чтоб его. Он как налоги поднял, так житья совсем не стало. Моего мужа избили чёртовы самураи, те, кто должен защищать нас от разбойников, сами стали разбойниками! В тот же день пришли охотники на людей, меня в кандалы и заставили тащить раненого мужа и я тащила его по пустыни. Он умер в кандалах. Я тогда вместе с ним были на рабской ферме. Он медленно работал, его забили на смерть на моих глазах… — Она уткнулась шляпой в стол. — Есть что покрепче?
— Кровором. — Я налил ей. Она выпила, потом ещё чашку, потом ещё одну…
-..ще говно жизнь. Той ночью мне не было страшно. Я не плакала и думала лишь о месте. Я ждала, долго, терпела всё. В один день случился побег, его организовали Противники рабства. После, вступила к ним. Потом нашла этого говнюка, который забил моего мужа и прикончила его! Бля. — Она издала какие-то странные звуки.
— Чего-чего?
— Она пытается не плакать. — Заговорил Фермер. — Ей тяжело, что она тогда, когда избивали мужа, ничего сделать не могла.
— А чего сдерживаться-то? Плачь себе на здоровье, никто не посчитает за слабость. Пускай эмоции выходят.
— Да пошёл ты.
— Да! Пошли. — Я стал снимать меч и крепление к нему. — Фермер, поставь это куда-нибудь, чтоб не потерялось. Оставь оружие и бросай рюкзак.
Бо упала и стала блевать прямо на ковёр. Я расхохотался.
— После сакэ самое то, да? Вставай, жизнь говно и никто поблажек давать не будет. Мы прямо сейчас бежим до лагера рабовладельцев.
— Ты охренел? Да я сейчас сдохну.
— Определённо! Копи эти муки и вымещай с каждым ударом. Именно так я стал сильнее — контролировать эмоции и перенаправлять их.
— На улице ночь, я умираю, я хочу спать. — На ковёр и на себя немного. Отвратительно очаровательно. Я же толкаю её к выходу, нисколько не собираясь тащить на себе. — Да что ты делаешь?
— Учу тебя. Самое прикольное будет завтра.
***
Бо упала лицом прямо в песок.
— Мне плохо.
— Не так уж плохо, как когда убивали твоего мужа.
Она приподнялась, её лицо отражало что-то среднее между злобой и болезненными муками.
— Улыбаешься, скрываясь за маской?
Я снял с себя маску. Большие синяки под глазами от истощения и недосыпания. Огромные серые зрачки, словно ужас не покидал меня никогда. Лицо печальное и полное сопереживания, я как-будто виноват и прошу прощения, за то, что делаю с ней.
— Что с твоим лицом?
— Много чего. Много эмоций хочет выйти наружу и все они сидят взаперти. Как видишь, мне не смешно, что тебе плохо. Нас ждёт работа, серьёзное дело. Ещё пару часов и мы доберёмся до лагеря. Ты хорошо бегаешь даже в таком состоянии, так что давай, напрягайся как хочешь, но отдохнём когда всё сделаем.
— Утро сейчас наступит, как мы будем работать, если… — Ей тяжело говорить, всё же, многовато сакэ на такое маленькое тело. Молодец, что вообще не отрубилась. Крепкая женщина. — Нас увидят и поймают.
— Делай что нужно, чтоб не поймали. Держи себя, в будущем будет куда хуже, так что сейчас лёгкая пробежка.
В этот момент мимо проходила группа рвачей, небольшая, три крупных особи и одна маленькая.
— Видишь их? Рвачи. Привлекаем их внимание и бежим дальше, но не отрываемся. Их нужно тащить за собой до самых ворот. Это наш билет во внутрь.
— Я не могу. — Алкоголь хоть и вышел большей частью со рвотой, но всё же вместе с усталостью охватил её телом. Она просто никакая.
— Мне плевать. Либо ты бежишь со мной, либо рвачи сожрут тебя.
Я стал шуметь, привлекая внимание. Бо встала и побежала со мной. Рвачи очень медленно за нами шли, я заметил некоторые кровавые подтёки, кажется, они после боя и разве это не удача на стороне Бо? Ха! Завтра я ей расскажу об этом, потому как будь они здоровы, то уже догнали ли бы её.
