— Н-не пойду, — возразил Петрович, но стоило Избранному только замахнуться, как петух побежал вперёд со скоростью ветра.
— Так-то, бля, — благодушно сказал Герой.
Охрютка по-прежнему лежал ничком, и Лёха подошёл к нему.
— Вставай, бля, кончилось всё.
— П-пощади, не убивай! — бормотал крестьянин, и Лёхе пришлось взять его за ворот и поднять на ноги самому. Коленки у бедолаги всё равно подкашивались от ужаса.
— Да никто тебя убивать не будет, кому ты нужен-то, бля.
Но вид окровавленного Паладина, только что за одно мгновение жестоко убившего почти десяток людей, доверия у Охрютки не вызывал.
— П-прошу, не убивай, детки у меня, пощади! — скулил крестьянин, пока Лёха держал его за воротник.
Избранный, как сумел, поставил его на ноги и даже немного отряхнул от грязи.
— Не ссы, дядя. Ты же, как никак, друг.
Глава 24. Чувствуешь Себя Героем?
Перед внутренним взором Лёхи снова пронеслись вспышки и фейерверки надоедливых поздравлений, вдруг напомнившие ему неоновые вывески Лас-Вегаса из голливудских фильмов. Системное сообщение мелькнуло перед глазами.
Опыт: +113
НОВЫЙ УРОВЕНЬ!!!
Добавлен новый титул: БЕСПОЩАДНЫЙ ГЕРОЙ (1)
Улучшена способность: АУРА УЖАСА (2)
— Беспощадно, бля, — хохотнул Избранный. — Тонусно. Я — ужас, нах!
Тот факт, что он только что жесточайшим образом убил почти десяток людей, Лёху не беспокоил никак. Настоящие герои на такие мелочи не размениваются.
— Чувствуешь себя героем?
Лёха оглянулся по сторонам, но это был всего лишь Петрович, глядевший на него исподлобья.
— Нет здесь никаких семечек, не осталось. Не нашёл, — сказал он.
— Херово искал, значит. А если я найду?
— Не найдёшь, — голос Петровича, которому только что пришлось ковыряться в ошмётках трупов, звучат тихо и глухо.
Петух неловко переступал с лапы на лапу, всякий раз оставляя на земле кровавый след.
— Ты же их завалил всех. Наглухо, — сказал он.
— Слышь, кончай морали читать, много ты, петушара, базарить стал, — огрызнулся Лёха. — Сами первые начали.
Охрютка, уже стоящий на ногах самостоятельно, подслеповато прищурился, глядя на поле битвы, и через мгновение согнулся в приступе тошноты.
— Едрить вы нежные, — удивился Паладин. — Ну давай теперь баранов дразнить будем, хули.
Мужика вырвало снова.
— Бе-е-е. Бе-е-е. Пошли уже, бля, — произнёс Лёха.
— Лёха… Они ж просто… Мужики простые… — не находил слов Петрович.
— Слышь, бля. Тебя бы эти мужики этим же вечером сожрали и не поморщились.
— Не по-людски их так, — прохрипел крестьянин, отплёвываясь от тягучей кислой рвоты, виснущей на губах.
Лёха вспылил, резко повернулся к обоим.
— Вы чё, бля, учить меня будете? Не я, так их бы завтра солдаты завалили. Вы чё, бля, под беспредельщика меня пишете? Так я сперва побазарить хотел, по-человечески, как положено, а эти черти на меня одного толпой попёрли. Тут я прав, бля. Хотел бы беспределить — я бы и остальных добил, а так, вон, бугор ихний до сих пор спит лежит, как сурок. Богиня новый уровень дала, ей по кайфу, значит, я всё чётенько сработал.
Оба замолчали, хмуро глядя на Избранного. Возражений ни у кого не было, но всё равно Петрович ощущал внутри, что это неправильно. Что так быть не должно. Герои так не поступают.
— Солдаты бы их просто повесили, — буркнул петух.
— Да и пох, — огрызнулся Лёха, с удивлением для себя отмечая, что какой-то смысл в словах Петровича всё-таки есть, пусть он и не мог уловить его до конца.
Эту мысль он быстро отмёл, как обычно делал с непонятными и новыми для себя мыслями, но всё равно непроизвольно нахмурился сам и теперь злился непонятно на что.
— Я сам не в курсах был, как эти семки работают, нехрен меня теперь лечить, — произнёс Лёха. — Всё, пошли. Воняет здесь.
И они двинулись дальше, оставив мертвецов лежать на перекрытой лесной дороге и справедливо рассудив, что их главарь разберётся с похоронами самостоятельно. Некоторое время Лёха раздумывал, пошарить по карманам или нет, но когда ещё раз увидел, в каком состоянии тела, то от этой затеи отказался.
Шли молча, любые попытки разговора Лёха моментально пресекал. Сосновый бор оказался чуть больше, чем казался на первый взгляд, и на опушку вышли, когда солнце уже повернуло к закату, окрашивая верхушки деревьев в багровые тона. Почти сразу за опушкой виднелась деревня, а за деревней — поля и небольшой ручей.
— Ну наконец-то, бля, — выдохнул Герой, похлопывая себя по животу. — Веди к братишке своему, жрать хочу.
Деревня под нехитрым названием Малые Ручьи ничем не отличалась от всех других деревень в русарских землях. Срубы-пятистенки, двускатные крыши, грязь и навоз. Разве что народу здесь было поменьше, чем на родине Петровича, который, к слову, уже знакомился с местными цыпочками, совершенно наплевав на хозяина и Охрютку.
Они шли по центральной и единственной улице, не обращая внимания на испуганные взгляды крестьян. Охрютка иногда здоровался с кем-то, но поболтать не останавливался, а уверенно пёр к избе своего брата Липатки. Петрович догнал обоих у самой избы, довольный и, видимо, воодушевлённый общением со здешними курочками. От местных петухов он, наоборот, старался держаться подальше.
Охрютка улыбнулся щербатым ртом, поглядел на Лёху и постучал в дверь. Протяжно скрипнув, дверь открылась, и на пороге показалась полная Охрюткина копия. Даже чумазые пятна на щеках и вокруг рта совпадали с невероятной точностью.
— Липатка! Охрютка! — в один голос завопили братья.
Они двинулись друг другу навстречу, и Лёха бы не удивился, если бы они во время касания слились друг с другом, как в фантастических фильмах, когда герой касается зеркала. Но братья просто обнялись.
Липатка недоверчиво глянул на Паладина, залитого бурой засохшей кровью.
— А это хто? — шёпотом спросил он.
— Такэтож херой, до нас в Больши Ручи мертвюков бить взялся, — затараторил Охрютка, переходя на некий диалект, который Лёха разбирал с трудом.
Лёха знал таких людей, обычно деревенских, которые в обычной среде могут говорить нормально, как все, но среди родственников неизбежно переходят на местный говор. В принципе, обычное дело.
— Шото он на хероя непохож, неряха какой-то, — так же шёпотом возразил Липатка.
Герой демонстративно похрустел сначала шеей, а затем костяшками пальцев.
— Тш! — шикнул на брата мужик.
— Слышь, дядя, жрать-то когда будем? Мне тут братишка твой наобещал с три короба, а за слова отвечать надо, — заметил Паладин.
Братья переглянулись.
— Как там, бля. Накормить, напоить, спать уложить. Если баня есть, я бы ещё и в баньке попарился, — вдруг вспомнил детские сказки Лёха.
— Нету-ка баньки у нас, в печи моемся, — ответил Липатка, но с порога отошёл и жестом позвал гостей в дом.
— Чего, бля? — удивился Лёха, однако расспрашивать дальше не стал, а просто вошёл в избу, едва не стукнувшись лбом о низкую притолоку.
Внутри было темно и душно, пахло чем-то кислым и прелым. Лёха брезгливо поморщился, не разуваясь, прошёл за стол и сел на лавку. Петровича хозяин дома попытался выгнать обратно на улицу, но Лёха суровым взглядом посоветовал ему воздержаться от подобных действий, и петух одним прыжком заскочил на лавку рядом с Героем.
Из горницы вышла хозяйка дома, в засаленном платке и грязном платье с закатанными рукавами. Она ошеломлённо посмотрела на гостей, а потом гневно посмотрела на мужа. Липатку спас внезапно заплакавший ребёнок, и женщина вернулась в горницу, напоследок хлестнув Липатку злобным взглядом.
— То жинка моя, Фекла… — промямлил Липатка.
Лёха вдруг вспомнил первых встреченных в этом мире русаров, Родиона и Мефодия. В отличие от этих грязнуль, Родион и Мефодий хотя бы ходили в чистом и не гнушались умываться.
