— Я знаю, что такое любовь. Но то, о чём ты мне рассказал, называется маниакальным психозом. Может, и не так называется, но это ж п**дец, одержимость!
— Ладно, согласен, тут ты прав... Но вот так вот всё получается. В общем, мне жаль этого парня, и я не буду потворствовать твоим игрищам с его возлюбленной. Надеюсь, ты поймёшь.
Да я вообще, блин, понятливый — караул.
— Охереть, — сказал я. — Вот поговорил с тобой и уже не знаю, где п**дец и шизофрения страшнее — тут, у нас, или там, в реале.
— Примерно поровну, — вздохнул Федя. — Люди-то одни и те же... Ладно. Удачи тебе с группой и спасибо, что согласился помочь. Мне пора.
Экран погас. Я покачал головой. Здравствуй, новый день в безумном мире...
TRACK_31
Когда я вернулся в кабак, Иствуд и Рома ждали меня там. Оба, как по команде, вскочили.
— Молодцы, хвалю, — сказал я. — Вольно. Расчехлить инструменты.
— Чё, прям здесь? — удивился Рома.
— Я музыкальные инструменты в виду имею, а не письку достать, извращенец ты озабоченный.
— Да я тоже про музыкальные, — не смутился Рома. — Просто тута же, ну, типа, народ бухает.
— Ты кого-нибудь видишь?
Рома покрутил головой.
— Не-а.
— Ещё тупые вопросы? Идиотские возражения? Не будет тупизны? Доставай.
Иствуд уже извлёк из инвентаря басуху и наигрывал на ней одним пальцем.
— Сегодня ночью я заглядывал к тебе в окно, — сказал я мрачно (играл Иствуд херово). — И видел, как ты спал без гитары. Как будешь оправдываться, юнга?
— Не упал? — фыркнул Иствуд.
— У меня?! Никогда! — возмутился я.
— Ты не упал? Я на втором этаже, вообще-то, живу.
— Это где?
— Это у тебя в трактире, Мёрдок. Я снимаю у тебя комнату. Золотой за два дня постоя.
— Н-да? — почесал я макушку. — Как же это я запамятовал.
— Обилие алкоголя не идёт на пользу когнитивным способностям.
— Ой, иди ты нах*й, со своими проповедями! — скривился я. — Постой... Это ты всю ночь был здесь?
— Да, представь. И я даже слышал, с какой скоростью ты кончаешь три раза подряд, оставив женщину неудовлетворённой. Считаю такое позором, но глумиться не буду, поскольку я выше этого.
— Ты всё не так понял!
— Да-да, я так и понял.
— Слышь, дебил! У неё особая техника.
— Ага, как скажешь.
Иствуд невозмутимо теребил верхнюю струну на басе. Или на басу — хрен его разберёт, японца. Рома, вынувший из инвентаря установку, делал вид, будто не слушает. Скользкая ситуация, когда стебут начальство. Виноваты-то в итоге все окажутся, а в первую очередь те, кто ржал. Поэтому Рома прикладывал все усилия к тому, чтоб не заржать. Судя по напряжённой мускулатуре лица, давалось ему это ой как нелегко.
Талант: +40
Шкала алкогольной зависимости увеличена на двести единиц
Охтыж. Братан взялся за дело. И это что — всё? Всё, чего я заслуживаю?
Позабыв про Иствуда, я мысленно нырнул в интерфейс, вытащил свои характеристики, в которых чёрт ногу сломит, и нашёл среди них Талант. Ровно сотка, не подкопаешься. Это, наверное, была отличная сделка. Если талант можно качнуть за раз только на два очка, а этот раз наступает только при поднятии уровня, значит... Значит, я себе сэкономил пару месяцев жизни как минимум. При условии, если я через день буду поднимать уровень, что вряд ли. А так — может, и полгода-год. Молодец я, короче.
С использованием таланта надо будет тоже до конца разобраться. Например, как связан талант в характеристиках с талантом в виде шкалы? Интересно, разработчики сами-то хоть отдупляют, что делают, или просто накидали пока для галочки, а отлаживать всю эту хрень потом будут?
Тут я услышал странные звуки. Тряхнул головой, избавился от интерфейса и уставился на Иствуда. Тот выглядел сильно обалдевшим. Правая рука сноровисто перебирала струны, левая бегала по ладам. И звук из гитары исходил вполне приличный.
— Плюс двадцать таланта — внезапно, — похвастался Иствуд.
«Не за что», — мрачно подумал я.
— Может, теперь не будешь играть, как мудак, — сказал я вслух. — Ладно, хватит лясы точить. Все великие группы начинали с каверов на известные рок-н-роллы. Современным слушателям рок-н-роллы — как муэдзину колокольный звон, так что мы планку немного опустим.
— Про хрен? — обрадовался Рома.
— Хрен там, — ответил я. — Наше всё, солнце перестроечной поэзии, Виктор Робертович Цой. Песни простые, как три копейки. Сделаем программу из них. Может, ещё чего подключим. Нам надо сыграться, привыкнуть друг к другу.
— Что ещё за «Цой»? — спросил Иствуд.
— Слышь, я тебе щас тарелкой глотку перережу, чурка нерусская! — набычился Рома.
Ишь ты. Рэпер — а понимает. Не совсем ещё потерян для высокого искусства.
— Отставить внутренние конфликты! — рявкнул я, заодно разминая виртуальные голосовые связки. — Смотрим на меня, слушаем внимательно!
Я для начала достал свою акустическую гитару и заиграл на ней. Пацаны внимательно смотрели на меня и кивали, прикидывая, как будут играть свои партии.
— Суть ясна? — спросил я. — Не надо сейчас извращаться. Просто держим ритм, делаем без изысков. Порепетируем — и решим, как дальше докручивать. Ром, ритм задай, да?
— У меня вопрос, — каким-то очень нудным голосом произнёс Иствуд. — О чём вообще эта песня?
— В плане? — посмотрел я на него.
— В поэтическом плане, Мёрдок. Я готов поверить, что для вас в ней звучит какой-то национальный колорит, но я слышу скучный набор слов. Белый снег, серый лёд, жёлтый дым, синее небо, зелёная трава — к чему это всё? Где здесь поэзия? Где образы? Что за война имеется в виду? Кого? С кем? Что значит «не знает слова „да“ и слова „нет“»? Вы сами-то хоть немного вдумывались в текст?!
Мы с Ромой переглянулись, не веря ушам.
— Ром, он нас нах*й послал? — спросил я.
— Ваще по-жесткачу, — сказал Рома.
— Вы, конечно, можете меня избить. Можете даже убить, а потом ждать, пока я спущусь из своей комнаты, где я сохранился. Но спустившись, я повторю свой вопрос, и вот почему. Здесь все говорят на одном условном языке. Ты произносишь слово, и я слышу тот смысл, который ты в него вкладываешь. Мы, японцы, очень любим «Битлз», но не многие из нас могут похвастаться пониманием текстов. Нам нравятся музыка и голоса. Здесь же придётся отдавать себе полный отчёт в том, что именно мы поём, поскольку...
— Не продолжай, мы уже поняли, что ты долбо*б, — прервал его я. — Учись, пока я жив: хорошая песня всегда — ни о чём. Но каждый слушатель наполняет её собственным смыслом. Умение писать такие тексты обуславливается талантом. Это тебе не три строчки нерифмованные высрать.
— Между прочим, хайку — это высокое...
Рома издал губами звук пердежа, и Иствуд, позеленев от злобы, заткнулся.
— На счёт три, — сказал я, сменив гитару на электрическую. — Раз, два, два с половиной, два на ниточке, три!
Рома выдал два фальстарта подряд, но на счёт «три» мы грянули одновременно. Я сразу же начал морщиться. Всё было не так, всё было не то... Но ведь — было. Расслабься, Мёрдок. Ты делаешь музыку с людьми, которые разбираются в музыке, как свиньи в апельсинах. Разумеется, поначалу будет хреново. Представь, что ты ограняешь алмаз. Гы, какое дебильное слово — «ограняешь». Оно вообще существует? Может, «ограниваешь»? Или это такая же подстава, как с «победю»? Ай, блин, я ж петь должен!
— Белый снег! — заголосил я, и собственный голос без микрофона показался мне слабым и плоским. — Серый лёд! На растрескавшейся земле! Одеялом лоскутным на ней — город в дорожной петле! А над городом плывут облака!
— Совсем ох**ли?!!
Музыка разом смолкла, только Рома успел после выкрика ещё разок шлёпнуть по хай-хэту, что придало сцене драматизма. Я посмотрел на верх лестницы и увидел там Сандру. И только после этого услышал мощный рёв, доносящийся со второго этажа. Помощнее моего.
— Ребёнка разбудили, дебилы! — возмущалась Сандра.
