Почему-то вспоминалось возвращение домой пару-другую месяцев назад. Приветливые улыбки, праздники двора, жизнь — Москва жила и пахла.
И СанСаныч все еще был жив…
Вчера наведался к вдове старика. Привез продуктов — сам не знаю зачем.
Женщина приняла меня с распростертыми объятиями: ей давно хотелось выплакаться. Ребятенок: вихрастый мальчишка в трусиках и маечке задумчиво выглядывал из детской комнаты, боялся подойти. Знал бы, что у них дети, привез бы ему пистолет…
— Ты, наверное, и не знал. Мы мальчика вот взяли из детдома. Давно собирались, в этом году только осмелились. Сам же знаешь, детей у нас не было. — Она распиналась передо мной, я послушно кивал. Что мне было ей сказать? Ее мужа убили только потому, что он воспротивился.
— Теперь вот… не знаю, как дальше. Одни мы с ним остались, Максимка…
Женщина хорошо знала того, чье тело я сейчас занимал. От нее пахло мамиными заботливыми руками, теплом и уютом. Слезы сами бежали на глаза, не давал им волю.
Пообещал ей взять над ними шефство — оплатить парню образование, помогать деньгами каждый месяц.
Летел домой как ошалелый…
Сейчас готовился к церемонии награждения. Костюм жал всюду, где только мог, но по-прежнему был впору. В воздухе витали манящие запахи деликатесов, все-таки имперский прием, празднество, бал. Сжимал в кармане лакированный квадрат приглашения, сразу же заверил Бейку, что получить висюльку-другую на мундир еще согласен, а все увеселения, концерты — увольте.
Как-нибудь без меня.
Бейка настаивать не стала.
Вместе со мной награждали остальных. С десяток фамилий названы на мрачной минуте молчания: кому-то благодарность от страны досталась посмертно. Потом все вошло в привычное, тухлое русло. Щелчки фотоаппаратов, протянутые руки: желавших сказать мне напутственные слова нашлось немало. Лично Император похлопал по плечу, вручил короб с орденами: чувствовал себя актером на очередном награждении. Почему-то стало скверно — улыбаться всем было невмоготу. Воевал не за медали: сначала заставили, а потом ради страны и девчат.
Они были рады за меня: видел, как счастливо блестели их глаза среди остальных гостей. Поймал на себе взгляд с самой галерки: Кьярра приветственно помахала мне рукой — как ей удалось уговорить спецслужбы отпустить сюда, ума не приложу. С другой стороны, здесь сейчас безопасней чем где бы то ни было. Охраны хватило бы на целый батальон…
В голову ударила шальная мысль: что, если рассмеяться, отказаться от побрякушек, толкнуть здесь и сейчас речь? В горле пересохло, и понял, что не смогу. Взял короб, отправился на свое место.
Не тут-то было: армия красиво разодетых кукол выстроилась передо мной, соревнуясь в фальшивости улыбок. Вооруженные микрофонами, они желали знать мое мнение. Спрашивали, не причастен ли к проблемам Вербицкого-старшего и не моя ли это мелочная месть его семье за то, что оказался в рядах нашей доблестной армии?
Вспомнил акул пера, которых прогнал сигналом тревоги, качнул головой: тех, что стояли передо мной, так легко не прогонишь, придется отвечать…
— Может, найдем помещение, где я смогу ответить на все ваши вопросы? В дань уважения ко всем собравшимся?
Ощутил на себе одобрительные взгляды иных отличившихся бойцов, набрался смелости.
— А с другой стороны, чем я так хорош? — легко и непринужденно перехватил все внимание на себя. Привычная церемония начинала приобретать свежие оттенки.
Бросил взгляд в толпу удивившихся моему вопросу людей. Нашел Бейку, та лишь кивнула: действуй, Потапов!
Почуял невесть откуда взявшийся прилив сил, выдохнул. Нахмурился Император, вручавший очередную награду — не любил, когда его перебивают.
— Перед нами бойцы! Каждый из них мок под дождями в окопах! Каждый из них терял друзей в горячих боях, стоял лицом к лицу с боевыми царенатскими машинами — и не дрогнул! Так почему же вы осами у меда кружите вокруг меня?
Журналисты смутились. На миг мне представился сморщившийся от неудовлетворения Вербицкий — наверняка это сборище работает на него.
Император терпеливо ждал продолжения, оглаживал усы: кажется, ему стало интересно.
Не стал заставлять его ждать.
— Но вы ведь герой! — возмущенно пискнула одна из клики. Обжег ее взглядом, покачал головой.
— А они? Где-то стоит линейка — вон тот герой побольше, тот поменьше, а третий этих двоих уделает, но только в ширину?
Окружение ответило смехом на непрошеную шутку. Репортеры смутились — впервые на их памяти не они крошили стену чужой уверенности, а жертва отчаянно вгрызалась в их настрой.
Шло хорошо, уловил вдохновение.
— Но вы ведь чуть ли не в одиночку вернули Вратоград!
— В одиночку? — По их мнению я должен был самозабвенно улыбнуться. Вместо того разозлился еще больше. — Вокруг меня были бойцы. Я руководил отрядом! Танки, вертолеты, отважные действия пехоты! Один бы я попросту сгинул! Рядом со мной были командиры, прекрасно выполнявшие свою работу…
Камеры как привязанные следили за моими глазами: перевел взгляд на Бейку. Не думал, что когда-нибудь увижу подобное чудо — она смутилась. Новостеносцы не унимались, жаждали очередного разноса.
— Как вы тогда прокомментируете политику правительства, так легко отправившего вас на войну? До нас дошли сведения, что дело было сфабриковано.
Император вскинул брови, в который раз проклял царящую свободу слова. Стервятники в костюмах заулыбались: сам того не зная, позволил задать им столь каверзный вопрос прилюдно, не где-то в застенках.
Вообразил себе старика, что довольно потирает ручонки, радуясь своей малой хитрости. И просто пожал плечами в ответ.
Улыбки сникли: мне оказалось чем ответить и на это.
— Положительно. Разве лично Император сопроводил меня на фронт?
— Позвольте, но ведь его указами и…
— У Российской Империи огромный управляющий аппарат. Армия министров, полк чиновников, батальон исполнителей — эти решения были приняты не лично им.
— Разве вам никогда не казалось, что с вами поступили несправедливо?
Бейка подключилась по нейросвязи: зачем только позволил?
Назойливо уверяла, чтобы я не поддавался. Раз уж затеял эту игру, то лучше выйти из нее победителем.
Был полностью согласен, но от подсказки бы не отказался.
Подсказок не было, все пришлось делать самому.
— Вопрос о справедливости в данном случае следует адресовать господину Вербицкому.
— Позвольте, но… — Клика журнашлюх возмущенно загалдела, пытаясь вернуть разговор в нужное им русло. Нет уж, братцы, не вы — я поймал вас на крючок! Не отвертитесь!
— Разве исполнительные органы спрашивали у Императора? Или хотели угодить господину Вербицкому? Пытались прикрыть гнилое поведение его внука?
— Но ведь при Императоре…
— Хотите оспорить влияние политических партий Вербицкого? Не он ли находится в оппозиции к нынешней власти?
Натянул на лицо самую хищную ухмылку: несчастных проняла дрожь.
В моем лице они видели жалкого лилипута, с которым можно наиграться всласть и упрятать в карман. А я вырос до исполина и уже готов их самих поселить в недрах кармана…
— Что за все время моей службы дала мне партия Вербицкого? Он сам? Вы спросите не у меня — у каждого сидящего здесь бойца! Мне довелось побывать в городе, что стенал под пятой Царената. Видел рабов — разве вам их не показывали?
Тишина мне в ответ, как и думал — им нечего мне ответить.
— Дави их, Потапов! — Бейка разве что не притопнула ножкой.
— Император заботился о солдатах. Новые боевые машины, вооружение, медперсонал. И поглядите на лица этих бойцов…
Присутствующие на награждении солдаты встали как по команде: то ли от уважения ко мне, то ли в солидарность.
Обвел их ладонью: кого тут только не было! Орки, эльфы, зверолюды. Великанами высились носферату, гномы шмыгали носом. Словно на сдачу, каким-то чудом затесался гоблин да близнецы-кендеры…
— Здесь много народностей. Император сумел заставить нас изжить наши различия, объединиться в целое и сражаться, сражаться, сражаться! Чтобы мы и наши дети никогда не познали горести царенатского плена. Правда считаете, что я должен осуждать Императора за ту политику, что он ведет?
По растерянности на лицах журналистов понял — это победа!
* * *
Вышел в гордом, почти торжественном молчании. После только что сказанной речи чувствовал себя опустошенным. Ждал, что ту армию вестознатцев вот-вот сменит свежая: и они уже придумают новые вопросы. Захотят расквитаться за собратьев, усадить меня в ту же лужу, в которую только что макнул их сородичей.
Решил, что не дам им себя трахнуть в любом случае, буду хитрее: выберу самую симпатичную из них, пообещаю личное интервью.
Сам ее трахну.
А если там одни мужики да старухи будут — не унимался злой сарказм. О таком