которой он хвастался…
— Их можно привести в сознание? Вернуть к прежней жизни?
Бейка пожала плечами — она попросту не знала. Надежда, что кто-то из них придет в себя и сможет дать ответы, таяла с каждым мгновением.
— Садись, езжай домой, — выдохнув, велела мне она. — Ты в курсе, что у тебя вскоре церемония награждения? Неплохо было бы, чтобы ты был к ней готов. И да, к слову, завтра нам надо будет заглянуть к Кьярре. Надеюсь, не забыл, как выглядит принцесса Царената?
Не забыл. Устало выдохнул: мне и в самом деле требовалось поспать…
Сколько я не видел Кьярру? Несколько дней, недель? Меньше всего задавался этим вопросом.
Чувствовал себя паршиво — девчонку всю жизнь таскали от одного именитого дома к другому. Использовали, словно куклу, в политических играх.
Казалось, что сам превращаюсь в тех же паршивцев, которых осуждал.
— Волнуешься? — Трепет не ушел от глаз Бейки. Не знал, что ей ответить, просто покачал головой.
Все сомнения разом рассеялись, стоило мне услышать детское и непринужденное приветствие.
— Максим! — Она не забыла ни меня, ни тех суматошных дней под нашим крылом.
Девчонка бросилась в мои объятия, словно родная дочь. Доверительно взяла за руку.
— Ты пришел меня проведать?
Неоднозначно кивнул, не зная, что еще говорить.
Над ней хорошо поработали. Не знаю кто, но свой хлеб ели не зря — стараниями психологов она все больше походила на обычного, жизнерадостного ребенка.
— Комната. Моя, — потащила за собой, делая акцент на последнем слове. Глянул на Бейку, та улыбкой велела не сопротивляться.
Подчинился. Ждал кукол и игрушек. Вместо них Кьярра выбрала убранство в серых тонах.
Ириска была мудра: проводила сканирование окружения. Видеокамеры торчали едва ли не из каждого угла — наследница царенатского престола была под постоянным присмотром.
— Мне про тебя рассказывали, — легко проговорила малышка.
— Надеюсь, только хорошее?
— А ты много делал плохого? — склонила голову набок, будто филин. Вместо ответа пожал плечами. Пробежался взглядом по книжным полкам: что нынче модно у молодежи?
Те ломились от историй про словочаров и некро-паломников.
Забавно. Хотел бы знать, что за истории под обложками? О чем поют авторы мира, где магия — обыденность?
— Ты уже не считаешь меня рабом?
Кьярра густо покраснела, застыдилась себя прошлой.
— Извини. Я тогда маленькой была. И глупой.
— Думаешь, сейчас выросла? — позволил себе добрую насмешку, но царенатская принцесса все равно обиделась. Надула щеки, фыркнула, разве что не отвернулась.
Надо было исправлять положение… Подошел, приобнял ее, потрепал по волосам.
— Не обижайся, это же просто шутка.
— Просто не люблю вспоминать, какой была, вот и все.
— Твоей вины-то в этом нет. Тебя такой с самого рождения растили.
Кьярра выдохнула, прыгнула на кровать: та протестующе заскрипела. По-детски принялась болтать ногами.
— Ну да. Мне все здесь так говорят. Иногда помогает. А ты зачем приехал?
Боялся этого вопроса, что огня. Но отвечать надо было. Выдохнул, припал на колено.
— Нам надо будет вернуть тебя в Царенат.
Ждал разного.
Бури эмоций, слез, неприятной детской истерики. Вместо того взяла наполовину собранный кубик-рубика, принялась вертеть в руках. Приуныла, больше не глядя на меня р словно я в одночасье исчез.
Меньше всего люблю женское гнетущее молчание. Кьярра словно знала о том, потому дарила от щедрот… Сел на краешек, кровати, она обиженно отодвинулась. Ну, другого ожидать было сложно.
— Я плохо себя вела, да?
— О чем ты?
— Мне все говорили, что если буду капризничать — отправят домой.
Качнул головой. Как же ей легко оказалось управлять: местные манипуляторы наверняка млели от счастья.
— Нет.
— Тогда почему? Я туда не хочу! — отложила игрушку в сторону, на меня все еще не смотрела. Я же был уверен, что Бейка поднялась на пост охраны, следит за нами вместе со всеми.
— А почему туда не хочешь?
Девчонка ответила не сразу. Будто выбирала, что сказать.
— Там все не так. Все как будто живые, а на деле кукольные. Фальшивые улыбки, фальшивые взгляды, и сами… будто из пластилина.
Кивнул: так вот, значит, почему в ее комнате нет ни намека на кукол — она успела насмотреться на три жизни вперед. Больше не хотела…
— А здесь все наоборот. Тут живыми не кажутся… — Она подошла к экрану визора, щелкнула по кнопке. Перед нами вспыхнуло изображение с улицы. Сарказм хмыкнул: разве можно было ждать другого?
Разве что канала с бесконечными мультиками…
Установить окно в ее комнате не решились, как и расположить его с краю здания. Мы были в самом центре.
На улице не происходило ровным счетом ничего. Просто прохожие, просто машины…
Острый глаз царенатской принцессы видел дальше и больше. Проследил за ее взглядом: она не без любопытства смотрела, как бездомный подкармливает плешивого котенка. Младший из бригады строителей задумчиво дымил сигаретой, утопая в будних думах. Торговка в цветастой цыганской юбке зазывала прохожих глянуть ее нехитрый товар.
Я помнил Царенат, как народ рабодержцев. А еще вспомнил их диковатые обычаи — представить что-то подобное в стерильности их общества было почти невозможно.
— Тебе здесь нравится?
Девчонка кивнула. Я продолжил.
— Может, пришло время сделать так, чтобы у тебя дома было точно так же?
Она прищурилась, не понимая, о чем я. Разве ей не говорили, только пугали? Впервые начал сомневаться в профессионализме местных психологов.
— Разве забыла, кто ты? — Она задумалась лишь на миг, потрясла головой. — Ты принцесса Царената. Твой народ нуждается в тебе.
— Знаешь, сколько раз я слышала это дома?
Кивнул, не без этого — ничего нового ведь не придумал.
— Догадываюсь. Но всякий раз тебе не давали самой и шага сделать. Сейчас будет по-другому, обещаю.
— А… а ты поедешь со мной?
Выдохнул, посмотрел в любопытствующую линзу камеры: что сказать-то?
Вспотел почти как на первом свидании: нелегко отказать ребенку.
— Не смогу.
— Боишься? — Вместо закономерной обиды она тут же ударила следующим вопросом.
— Вовсе нет. Но если я, ты, много других людей хотим, чтобы в Царенате не только избранным, всем жилось хорошо, есть и те, кто хочет обратного — обратить все то, что ты видишь, в сборище рабов.
— Ужасно. — Не думал, что она так быстро со мной согласится. Как и придет к выводу, что родной ей уклад жизни не лучший. — Но почему? Мне думалось, превратить здесь всех в рабов хотят только у меня дома…
— Хотел бы знать, малыш. Хотел бы знать…
— Так, значит, ты пришел, чтобы попрощаться со мной? — В ее глазах стояли слезы. Было стыдно перед чужим, в-общем-то, мне ребенком. Явился, чтобы деликатно выдворить из страны. Уговорить не плакать, когда потащат против воли…
Качнул головой, прогоняя мерзость мыслей.
— Не попрощаться. Тебя отвезут снова во Вратоград.
— Разве там что-то осталось?
Признавать правоту ее вопроса было тяжко: в самом деле, после боев и «Дровосека» от сектора остались разве что рожки да ножки. Частично уцелели лишь окраины города: вражеские СМИ бесновались, отчаянно заявляя, что нам удалось захватить лишь развалины.
Нужно же им было что-то врать про нашу победу…
— Осталось. Люди.
Она вновь склонила голову набок, ничего не понимая. Я продолжил пояснять:
— Твои люди, Кьярра. Мужчины, женщины, старики и дети. Там ведь не только те жили, кого держали в рабстве. Были и другие.
Задумчиво склонилась: словно даже не раздумывала о подобном.
— Сейчас они находятся у нас.
— Как пленники?
Попытался подобрать слово лучше — и не смог. Вместо того просто покачал головой.
— Нет, не пленники — люди. Их кормят, снабдили жильем. Быть может, они живут не так вольготно, как прежде. И нет желающих по щелчку пальца чистить им сапоги, но живут. Как люди — никто их не заковал в кандалы, не швырнул на рудники…
— Вы удивительные. — Кьярра не удержалась от похвалы. — Я бы на вашем месте поступила так, как сказал ты. В кандалы и на рудники — чтобы ощутили, чтобы прочувствовали…
— Плохо желать страданий другим, — заметил я, — даже если другие желали их тебе. Потому мы и боремся — не для того чтобы обратить других в безвольных рабочих, но чтобы все могли быть людьми. Хотя бы на нашей земле.
— А я нужна, чтобы помочь сделать так повсюду?
Выдохнул: ох и не простят же мне кураторы этого проекта того, что собираюсь сказать…
— Нет. Не нужна и даже не необходима. Рано или поздно мы найдем
