— Посмотри, Сергеич, что ты натворил. — Я отодвинулся, чтобы он лучше видел рану, вздувшиеся мышечные волокна багряного цвета, отечную кожу, белеющую кость. — Если бы тогда ты не стоял статуей…
Электрик поник, пожевал губами, скривился. О своей теории обращения Макса в зомби он забыл — склонился и пристально изучил рану.
— Ох ё… — Он с чувством себя обматерил. — Виноват я, мужики! Во дура-ак! Знал бы, что так будет…
— Хорош стонать, помогай. Рану надо промыть.
Сергеич продолжал бормотать, вздыхать и кудахтать, как старая бабка, и столько в его словах было горечи, что я поверил. Похоже, его сожаления были искренними, а значит, он не конченый отморозок, готовый самоутвердиться даже ценой жизни напарника. Просто дурак старый.
— Кранты мне? — спросил Макс, и в его голосе прорезались истерические нотки.
Он умоляюще посмотрел на меня, потом — на Сергеича.
Я надавил на покрасневшую, но неповрежденную кожу — парень зашипел. Хорошо, что чувствует боль — значит, нервы не отмерли. Но в рану попала гадость с зубов зомби…
— Если не принять антибиотики, будет заражение крови, — констатировал я. — Если уже не началось.
— Ох, плохо… — забормотал Сергеич и полез в пакет.
— В аптечке разве нет? — спросил Макс.
— Денис, глянь, а? — виновато пробормотал электрик. — Я не секу по-басурмански.
Изучив содержимое аптечки, я выматерился.
— Что? — поинтересовался Сергеич.
— Там вообще нет таблеток, ампул и шприцев. Спасибо, хоть есть перекись, изопропиловый спирт…
— Спирт? — оживился Сергеич.
— Изопропиловый. Не вздумай выпить, сдохнешь.
— Даже капельку нельзя?
— Даже пары нельзя вдыхать, — ответил я, подумав, что если электрик не послушается, сам будет виноват, наглядно продемонстрировав эволюционный механизм в действии: вымирают тупейшие. — Короче, в аптечке есть еще бинты, и все на этом. По ходу, кто-то тупо взял с собой автомобильную.
Сергеич развел руками и заходил по маяку туда-сюда. От его мельтешения у меня закружилась голова, а желудок свело голодным спазмом: усиленная регенерация требовала восполнить энергозатраты и вкинуть в организм стройматериалы: белки, жиры и прочие углеводы.
— Чё делать? — спросил Макс.
— Чо-чо, через плечо! — пробурчал Сергеич, копошащийся в своем мешке с едой. — Спасать тебя, вот чо.
Я вскрыл перекись и залил в рану. С легким шипением поднялась и побежала по ноге белая пена. Макс застонал. Вскрыв стерильные салфетки, я обработал края раны и кожу вокруг спиртом, накрыл салфетками и замотал ногу остатками бинта.
Макс откинулся на стеклянную стену и закрыл глаза. Мы молча сидели рядом, пока он вроде бы не почувствовал себя лучше.
— Боль поутихла, — тихо сказал парень. — Спасибо, мужики. Сейчас бы пожрать чего, а?
— Пожрать! — оживился Сергеич, вскакивая на ноги.
Когда я перевел на него взгляд, он уже держал в руках контейнеры с едой.
— Котлетки куриные с пастой, — проговорил он, понюхал одну, сощурившись от удовольствия. — Не протухли. Я их в лед положил. Холодные даже! Держите. — Он протянул контейнер сперва мне, потом Максу.
Парень взял еду, вытащил котлетку и поднес ко рту, но вдруг отбросил и ее, и контейнер и отвернулся, закашлялся, сдерживая рвотные позывы.
— Не могу, воротит от одного запаха… — сипло объяснил он. — Вы сами…
Сергеич примостился рядом на корточках и проговорил:
— Это ты зря! Тебе силы нужны. Где силы возьмешь, а? Ну, с микробами бороться? — Для убедительности он приложил к советам многоэтажную словесную конструкцию, но звучала она не устрашающе, а скорее нежно. Взял котлету и поднес Максу ко рту. — Ешь, говорю!
— Убери, пока не заблевал… — пробормотал парень, уклоняясь.
— Отстань от него, Сергеич, — сказал я. — Организм сам знает, что ему нужно. Нечего брюхо набивать, Максу сейчас силы не на переваривание нужно тратить, а на борьбу с инфекцией.
К тому моменту я уже расправился со своей порцией и почувствовал себя замечательно. Меня переполняла энергия, но аппетит не исчез, так что, когда Сергеич предложил разделить порцию Макса, я отказываться не стал.
— Где тут ближайший медпункт? — спросил я, доев.
— В «Маглаяге». Он вон там. — Сергеич подошел к стеклу и указал на запад. — Вон, видишь, стеклянный купол крыши торчит?
— Ну.
— Это и есть «Маглаяг». Пять звезд, растуды их в качель! Хотел туда на работу — не взяли, суки. Сказали, рожей не вышел…
Он сделал паузу, рассчитывая, что мы поинтересуемся подробностями, но я проигнорировал тему и спросил другое:
— Сколько к нему идти?
— Километр, не больше. Отсюда до него ближе, чем до нашего отеля. Еще есть бунгало и виллы, но там вряд ли найдется медпункт.
— Вот и хорошо. — Я повернулся к Максу и мягко произнес: — Мы с Сергеичем туда-обратно сгоняем и лекарств принесем, лады? А ты нас тут жди.
— Один? — Брови Макса взлетели на лоб.
— Не один! — серьезно ответил я. — С тобой останется Крош.
— Е-ма, у меня ж аллергия на кошек! — всполошился Макс. — Люблю котиков, но в руки брать не могу! Сразу пятнами покрываюсь! Задыхаться начинаю! А вдруг котенок, пока я буду беспомощный, мне на лицо залезет? Я ж сдохну!
— Крош вряд ли залезет тебе на лицо, так как спит беспробудно. А вот сдохнешь ты с гарантией, если мы за антибиотиками не сходим, — сказал я. — Да, у нас же рации есть! Оставим тебе одну, будем держать в курсе, добро?
— Ну что ты как маленький? — проворчал Сергеич. — Терпи! Мы тебя не понесем, ты нам здоровый нужен!
— А… — Макс смолк, подергал бороду. — Вы же это… не бросите меня? Поклянитесь!
— Ох ты ж боже мой! — Сергеич упер руки в боки. — Вон, вся жрачка остается, все припасы. Думаешь, бросим их?
— Послушай, Макс. — Я сел на пол, чтобы быть с ним вровень. — Мы ведь команда, так? Своих не бросаем! Уверен, что ты не бросил бы нас! Вот и мы тебя не бросим!
— Поклянитесь… — жалобно попросил он.
Вот черт. Клясться я не любил, но тут особый случай, парню и так непросто, а мы его еще оставляем в неизвестности и полной беспомощности. С такой ногой ему даже с лестницы не спуститься, не то что выбраться из маяка через иллюминатор.
— Макс, клянусь, что сделаю все, что от меня зависит.
— Не ссы, малой, вернемся! — деланно беспечно добавил Сергеич и щелкнул ногтем по золотому зубу. — Не бросим, зуб даю!
Макс выдохнул облегченно, будто для него слова что-то значили. А ведь правда — значили ли они в принципе хоть что-то? Мир рухнул вместе со своими законами и устоями, обязательствами и клятвами. Но мы-то, разумные и одушевленные люди, остались — и держимся за слова и за то, что делает нас людьми.
— А прорвемся ли вдвоем? — задумчиво произнес Сергеич, глядя на небо, где ветер разгонял обрывки туч. — Я на Макса батон крошу, а он реально помогал! Если все зомби стали, как те два теннисиста, нам кабзда!
— Мы не будем нарываться, — сказал я. — Тем более бездушные усиливаются, и справляться с ними становится все сложнее… Минутку…
Я кое-что вспомнил, полез в свой пакет с едой. Достал оттуда сверток, развернул его, демонстрируя коллекцию кухонных ножей, и сказал:
— Вообще из головы вылетело, что их прихватил. Попробую сделать из них что-то более убойное, чем то, что у нас есть. Система жнецов как-то это все просчитывает и… Короче, увидишь, Сергеич.
— Мое копье Ден сделал, — напомнил Макс с лежанки.
— Так у тебя ножницы наконечником, а тут ножи! — обрадовался Сергеич, глазки его заблестели. Он ткнул рукой в направлении леса. — А древко сделаем бамбуковое. Смотрите, сколько там этого добра!
— А у ножей какой урон? — поинтересовался Макс.
— Как это? — не понял Сергеич.
Я взял мачете, повертел в руке и начал ему объяснять:
— Значит, так. Интерфейс жнецов показывает мне, сколько урона наносит оружие. Ради примера, моя бита за удар отнимает четыре-шесть единиц. Копье Макса наносит три-шесть единиц урона.
