— Не стони. Можно подумать, уборка в рыбном цеху была приятнее.
— Да, но, по крайней мере, там нас не пытались сожрать.
— Что поделать. Таков путь.
— Кстати, а вам не кажется, что у психбольницы какая-то странная планировка? — спросил Герман — Больше похожая на тюремную. Особенно те узкие одиночные камеры, что мы проходили.
— И что же тут удивительного, многоуважаемый танк?
— Как что? Это же жестоко. И бесчеловечно. У нас на Земле такого не было. Там это все-таки больницы, где людьми занимались, пытались исцелить от недуга, а затем вернуть обратно в общество.
— Да прям? Было, да и еще как! Особенно в средние века. Те времена вообще выдались на удивление веселыми. К твоему сведению, тогда умалишенных частенько приковывали цепями и содержали в сырых каменных карцерах. Да и лечили весьма нетривиальными способами: кровопусканием, слабительным, опиумом, избиением, обливанием холодной водой и хроническим голоданием.
Герман задумался.
— И как это могло помочь?
— Спроси, что попроще. Кстати, раз такое дело, то, пожалуй, подкину тебе еще немного пищи для размышлений. Как насчет древнеиндийских «Законов Ману», а именно: глава восемь, статья двести восемьдесят два, где есть упоминание, что у испортившего в присутствии «высших» воздух необходимо вырезать задний проход?
— О боже! А это еще зачем? А вдруг я нечаянно? Или съел чего?
— То-то и оно.
— Глас, хорош блистать эрудицией — улыбнулся я — Пошли. Нам еще лут собирать. Как раз успею рассказать тебе про «Русскую Правду» Ярослава Мудрого и штраф в двенадцать гривен за кражу бобра.
— Ладно.
Шаман резко встал и направился за мной в другой конец коридора.
— Хороший закон — послышался голос Гундахара позади — У нас на Зунгуфе был похожий. Ввели за три десятилетия до моего рождения. Из-за дефицита чистого воздуха.
— Ты про задний проход?
— Ну не про бобра же, тупица… Откуда им на Зунгуфе взяться? Минус девяносто ночью и минус тридцать при свете дня! Или ты думаешь, что покидая родную планету, мои предки вдруг остановились и подумали: «а не взять ли нам с собой парочку бобров»?
— Ладно-ладно, я понял. Чего завелся-то?
— Ненавижу тупые вопросы.
* * *
Шестой, пятый, четвертый, третий и второй этажи ничем не отличались от предыдущих.
Всё та же темнота, грязь, сырость и тотальный беспорядок, по общему впечатлению сопоставимый разве что с лондонским госпиталем Марии Вифлеемской, также известным как «Бедлам». Хотя правильно произносить — Бетлем.
Толстые металлические решетки на окнах, сочащаяся прямо сквозь стены ржавая вода, россыпи окровавленных медицинских инструментов и десятки истлевших тел пациентов, облаченных в смирительные рубашки и брошенных на голодную смерть прямо в карцерах — все это создавало гнетущую и давящую на психику атмосферу. Немудрено, что здесь образовалось так называемое «место прорыва». Когда-то давно это здание стало сосредоточением боли и страданий, отголоски которых ощущались и по сей день. В связи с чем, у меня в голове зрел вопрос: а были ли на Земле подобные «подземелья»? Думаю, я бы сходу мог назвать пару десятков мест, где аналогичные «прорывы» запросто могли бы произойти: Освенцим, Собибор, японский «Лес самоубийц», санаторий Уэйверли Хилс в США, Орадур-сюр-Глан во Франции и так далее.
Размышляя об этом, я и не подозревал, насколько моя догадка недалека от истины. Все эти места, как и многочисленные скотобойни, действительно стали «подземельями», но гораздо позже. В момент, когда последний челнок с депривационными камерами навсегда покинул Землю, и планета осталась без присмотра вездесущего ИИ.
— Мы туда еще вернемся — тихо прошептал Эстир.
— Куда? — не понял я.
— Домой.
— На Землю?
— Да.
Все разом остановились.
— Но зачем? — спросил Герман.
— Не знаю. Трудно объяснить. Очень странное ощущение. И это уже не «паучье чутьё», а скорее нечто более… глубинное. Как будто бы я просто знаю, что это произойдет. Сердце подсказывает, что шестьсот лет назад наша цивилизация навсегда изменилась, но при этом окончательно не угасла. И рано или поздно, но нам с вами придётся туда вернуться, дабы отыскать нечто очень важное.
— Что, например? Эльдорадо? Или меч короля Артура?
— И что означает: «цивилизация изменилась, но окончательно не угасла»?
— Без понятия.
— А ты точно не жевал корень Йора?
— Ай, зря я вообще вам об этом сказал — рассердился шаман — Нет, не жевал!
— На вашем месте я бы так сильно не удивлялся — прогудел Гундахар, наклонившись и вырвав пару костяных клинков Бичей вместе с суставами.
Шесть пар вопросительных взглядов уставились на него.
— Поясни.
— Процедура всегда одинаковая. После оглашения приговора, цивилизации дается ровно десять лет на подготовку к финальной битве. Когда-то давно на поля сражения выходила сама система и тогда у той или иной версии человечества фактически не было шансов, ибо механизм работал как часы. Но не теперь. Теперь система выдает строго лимитированное количество лицензий жнецов, что делают всю грязную работу вместо неё. В основном их получают демоны и боги. Но также встречаются и обычные высокоуровневые «люди» сродни Нурда Зиару или Аполло Кэрту, для которых обнуление сотен тысяч — великий праздник, стопроцентно гарантирующий божественный статус. И вместе с тем, крайне редко, но случается и такое, что приговорённые дают линчевателям яростный отпор и изгоняют их за пределы планеты.
— И что происходит тогда?
— Система приходит в тот мир и инициирует его жителей точно так же, как и нас. Однако атаки при этом не прекращаются. Плюс повсюду появляются многочисленные аномалии, «подземелья», «разломы» и наступает «Горнило Тысячелетней Войны» — великое испытание, пройти которое в состоянии лишь сильнейшие. Справятся, и ваша Земля навеки станет вторым Эль-Лиром.
— А почему система сложила с себя обязанности палача?
— Потому что раньше цивилизации знали о вселенских правилах игры, и их уничтожение было естественной закономерностью. Заслуженным наказанием за преступления. Теперь нет. Система понимает это, но сделать ничего не может. Разве что делегировать полномочия. Поэтому можете считать, что таким образом она дарит вам еще один шанс.
— Бред какой-то — Герман остановился перед дверью, ведущей на первый этаж — Хочешь сказать, что, быть может, прямо сейчас остатки человечества сражаются с какой-нибудь армией демонов на Елисейских полях? Или отбиваются от сотен монстров, выползающих из Московского метро?
— Глядя на тебя, я с уверенностью могу сказать, что ваш вид уже давным-давно стёрли с лица земли. Просто об этом на Эль-Лире еще не узнали.
— Сплюнь.
— Зачем?
— Ой, всё — махнул рукой танк — Надоел. За мной мужики.
Герман сердито рванул дверь на себя, начисто позабыв о том, что я не успел еще обновить «приглушение шагов».
На шум тотчас же отреагировали три десятка медленно ковыляющих впереди мертвецов и, не сговариваясь, бросились в нашу сторону. Чему я, собственно, был только рад. Осознание того, что нашу родную планету превратили в испытательный полигон, а точнее — «кабанью» ферму по добыче опыта, пробудило во мне невероятную злость и, как и Герман, в данную минуту я хотел одного: крушить врагов направо и налево, будто бы наказывая их за сложившуюся несправедливость.
Остальных это тоже касалось. Краем глаза я заметил, как оранжевое пламя на голове Локо переросло в полыхающую струю голубой плазмы, Илай вышел вперед, сжимая в руках «призванную косу», а добродушный Мозес сменил спектр своего заклинания с исцеляющего на атакующее.
Бум!
Активировав «Халколиван», я бросился в точку наибольшего скопления врагов. Что примечательно, но обладая данной способностью, я мог не утруждать себя, как выразился Эстир, «техпорно», с постоянным отслеживанием того, куда следует ставить ту или иную ногу, или в какую сторону необходимо наклонить корпус. В эти секунды я мог сражаться подобно Гундахару и идти в грубую лобовую атаку, ничуть не заботясь о собственной безопасности.
