— Тк точ! — грянул хор из десяти голосов.
Лорд-протектор одобрительно посмотрел на Избранного. Тот стоял, засунув большие пальцы за резинку трико, будто за ремень, и пристально глядел на шеренгу солдат.
— Вопросы есть? — спросил он, подразумевая, что вопросов тут быть не может.
— Нкак нет! — точно так же прогремел десяток.
Архимаг сделал какие-то пассы над головами солдат, навешивая какие-то непонятные для Лёхи заклинания, фон Брюк кивнул.
— Выдвигайтесь, — произнёс он.
Лёха почесал затылок, не спеша выполнять приказ. Что-то его удерживало, неуловимо напоминая о себе, будто слово, которое вертится на языке, но ты всё равно не можешь его вспомнить.
— Что-то не так? — обеспокоенно спросил Архимаг Гонорий.
Лёхино внимание, наконец, привлёк ослепительный блеск солдатских доспехов, и он прозрел.
— Падажжи, бля! Вы это чё, серьёзно? Прям так? В разведку? — выпалил он.
Весь десяток стал переглядываться, отчаянно пытаясь понять, что же с ними не так. Архимаг и генерал тоже недоумевающе смотрели то на солдат, то на Героя, который теперь старательно сдерживал смех.
— Вы ж блестите, как у кота яйца! Вас даже слепой разглядит! Ну вы, бля, даёте, разведчики херовы! — весело произнёс он.
— Это доспехи Белого Города, — вдруг подал голос капрал. — Мы гордимся, что достойны носить их, а их блеск — это символ непорочности и чистоты Священного Белого Древа.
Лёха уставился на него, как баран на новые ворота.
— Бля. Ну и дебил, — произнёс Избранник Богини.
Капрал раздражённо фыркнул, и его кираса снова блеснула россыпью искр.
Глава 46. Применение Насилия В Отношении Представителя Власти
Белый Город красив в любое время суток, но когда лучи восходящего солнца касаются островерхих крыш и высоких шпилей, он приобретает особое, ни с чем не сравнимое очарование. Ласковое утреннее солнце мягко стучится в закрытые окна, лёгкий ветерок играет с прозрачной листвой Белого Древа, а по тихим аллеям уже прогуливаются редкие прохожие. Пахнет свежим хлебом — пекари уже растопили печи. Меняется караул, и усталые воины наконец отправляются спать, а на их место заступают новые защитники. Город продолжает жить своей жизнью, несмотря на осадное положение и грозящую опасность.
Но Лёха и его новые братья по оружию вместо прогулок по бульвару и утреннего кофе теперь шли по узкой горной тропинке на запад, в места, где видели орочьи банды. Шли друг за другом, след в след, и каждый неверный шаг был сопряжён с огромным риском сорваться в ущелье. И всё же Избранный храбро прокладывал путь, самым первым ступая на шаткие камни.
Он шёл первым не ради того, чтоб доказать храбрость или выбрать наилучший путь лично. Герой просто не хотел спешить навстречу оркам, которые в его представлении выглядели вооружёнными до зубов зеленокожими амбалами, как он видел в одной посредственной киношке.
Солдаты же, которые согласились скрыть блестящие кирасы под широкими плащами, шли следом, ловко перепрыгивая по камням. Для каждого из них такой темп был почти что прогулочным, но никто не возражал. Кроме самого лучшего солдата.
— Почему так медленно? — сквозь зубы прошипел капрал, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.
Вопрос был явно риторический, но Лёха его услышал и принял на свой счёт.
— А ты хули базаришь опять? — обернулся он.
Резкий поворот нарушил равновесие, и Паладин едва не упал с горной тропы, лишь резкими взмахами рук сумев вернуться в устойчивое положение. Петрович не смог сдержать усмешки, но тут же спрятался за чьим-то плащом, так что весь гнев обрушился на капрала.
— Чё ты, язык в жопу засунул? Вчера вроде смелый был, — продолжил Герой.
Юный солдат гордо вскинул выбритый подбородок.
— Я спрашиваю, почему так медленно, — произнёс он.
Остальной десяток не вмешивался, но пристально следил за противостоянием двух лидеров. Кто-то даже шёпотом переговаривался, но в целом они даже немного расступились, чтобы и капрал, и Лёха друг друга видели.
— А тебе не похер? — прозвучал вопрос с подвохом, как любил Лёха.
— Нет, — ответил солдат. — Я, капрал первой роты первой баталии Ганс Шмульке, не терплю, когда саботируют приказы. А ты своим промедлением это и делаешь. Чем дольше мы идём, тем сильнее враг.
Кто-то согласно закивал, мол, верно говорит, но Лёха только рассмеялся.
— Мне вот ваще похер, кто ты такой. Мы на разведку идём, дебила ты кусок, — произнёс Герой. — Это значит, позырить и обратно придти. Сечёшь?
Некоторые из солдат поддержали такую позицию, понимая, что идут не на сражение, а на тайную операцию, и спешка тут не нужна.
— И вообще, вы, сука, в армии нах, — добавил он. — Нале-е-е-ВО!!!
Вбитые рефлексы сработали быстрее, чем солдаты успели задуматься, и все разом повернулись. Кроме капрала Шмульке, который только дёрнулся, вместо того, чтоб исполнить приказ.
— Ты тут не командир. Ты присягу Белому Городу не давал, и вообще, даже не воин, — пафосно ответил он.
— Ты чё, бля, — Лёха даже опешил на мгновение. — Ну-ка, сюда иди.
Но и этот приказ был демонстративно проигнорирован.
Лёха без лишних раздумий подошёл к нему и сходу прописал смачнейшего леща. Открытой ладошкой, не слишком больно, но достаточно унизительно. Капрал, что сначала стоял и высокомерно смотрел, от удара дёрнулся и рефлекторно втянул голову в плечи. Ухо и щека стали наливаться пунцовым. Герой замахнулся снова, резко, и Шмульке снова дёрнулся, но Лёха добродушно потрепал его по голове, только и всего.
— Не ссы, бля, солдат ребёнка не обидит, — произнёс он, не обращая внимания на перешёптывания остальных.
Шмульке теперь стоял и старательно отводил взгляд, чтоб не нарваться ненароком на ещё одну подачу. Избранный внимательно осмотрел его, поправил капралу сбившийся плащ, фибулу, капюшон. Затем резким движением оторвал капральскую нашивку и протянул куда-то в сторону строя.
— Петрович, держи. Твоё будет, — сказал он.
— Ура! — завопил петух, клювом выхватывая нашивку. — Фолько нофить как?
— Сам разберись, хули ты как маленький, — ответил Герой и вернулся в начало колонны. — Шагом марш, бля. По сторонам смотрите.
Солдаты помогли Петровичу закрепить нашивку на груди, и тот теперь гордо вышагивал следом за хозяином.
Узкая тропинка вела вдоль склона горы, и оттуда открывался хороший обзор на долину, в которой раскинулись поля и протянулись дороги. Всё выглядело спокойно. Налитые спелые колосья тяжело клонились к земле, но их никто не убирал. Всех крестьян угнали на рудники, а уцелевшие счастливчики теперь готовились к обороне Города в составе ополчения.
Эта долина была единственной, что подходила к Белому Городу с запада, и как раз в той стороне видели орочьи разъезды, так что разведка должна была быть несложной. Это на равнине враг может идти в любую сторону. Здесь, в горах, наоборот, армия может идти только известными путями, по дорогам и тропам. Поэтому отряд просто шёл навстречу врагу.
— Лёха! Там дым, кажется! — воскликнул Петрович, и все тут же принялись разглядывать горизонт и принюхиваться.
И в самом деле, впереди, за небольшим утёсом, курилась тонкая струйка серого дыма.
— Молодец, капрал! — шёпотом похвалил его Избранный. — Скоро и до сержанта дослужишься.
Лёха жестом приказал всем остановиться и пригнуться. Тропа огибала этот утёс, и скорее всего, за ним находился враг, а по узкой тропинке мог пройти только один. Поэтому Лёха пошёл сам. Он вспомнил фильмы про диверсантов, которые с пятидесяти метров броском ножа снимали немецких часовых, и ему снизошла идея.
В фильмах все разведчики передвигались исключительно ползком, поэтому Лёха, кряхтя и вздыхая, опустился на карачки и распластался по земле. Острые камешки неприятно вгрызались в кожу и залетали в тапочки, но Избранный героически терпел все тяготы. Лёха неумело пополз вперёд, тихо шурша мелким гравием. Солдаты тоже прижались к земле, но пока оставались на месте.
