одними лишь губами.
После мальчишка сделал непозволительную ошибку.
— Нравится куколка? Я видел, как ты с ней любила играть. Что мне с ней сделать, чтобы ты была послушной девочкой? Оторвать голову? Трахнуть на твоих глазах прямо в рот? А что, мне нравится эта идея! — Он выволок полуобнаженную вырывающуюся девицу, в которой я узнал Инну. Кошкодевочка в цепях дикой кошкой вцепилась в руку, зло сверкнула глазами.
— Дрянь какая. Какая дрянь! — Хлыст сверкнул, дважды опустился на плечи Инны. Третьему замаху я не позволил случиться.
Львом накинулся на поганца, сшиб, словно волна, забыл про автомат в руках.
— Ты… ты! — Он меня узнал. Пухлые кулачки колотили меня по груди, он тщетно пытался вырваться из моей хватки.
— Константа! Бей! Бей!
Я лишь краем глаза заметил, как отчаянно он тянется к пуговице на груди. А после меня смахнуло гигантским теневым отростком, швырнуло в стену.
Ударился, сполз на пол, но мигом пришел в себя. Вереница шипов пробивала пол, волной катилась ко мне. Еще мгновение, и во мне появится тысяча новых дырок. Видел, как Константа билась в цепях, из широко разинутого рта вырвался крик полный боли: явилась та самая молния, которой не хватало.
Жуткое чернильное чудовище вырвалось из пола. Не тратя времени на жуткий вой, метнулось к девчатам. Те не спали, среагировали в мгновение ока. Айка выудила жуткого кролика из недр сознания: тот встретил вражий напор своим мохнатым телом. Ната открыла огонь на поражение, Лена, обернувшаяся волком, вмиг оказалась рядом со мной, схватила зубами за шкирку, спасла от неминуемой гибели. Удача заклинанием за заклинанием лилась с рук Белки, обещая скорую победу.
Вновь оказался с Вербицким-младшим лицом к лицу: он взвыл, едва завидел мой звериный оскал. И вдруг ухмыльнулся: полоснул клинком, сотканным из маны наотмашь,
— Не ожидал? Я тя щас!..
Не знаю, на что он рассчитывал. Если все его умения заточены на создание клинков, он знатно облажался. Приклад «Ареса» въехал ему в толстое брюхо, удар по лицу выколотил из паршивца всю дурь.
Толстяк рухнул наземь. Вскрикнул, завидев, что маслянистое чудище повержено, вновь потянулся к пуговице.
Ничего не произошло.
— Как так⁈ — Жиртрест впал в смесь гнева с отчаяньем, продолжая стискивать активатор боли для собственной сестры.
— Я его отключила, — мрачно заверила его Ната, указав на искрящий блок питания.
Я чувствовал себя подавленным: ожидал увидеть здесь серьезного противника, а получил… вот это.
— Где твой дедушка, парнишка? Скажешь сам? Или опробуешь своего же лекарства?
Я не дал ему сказать ни слова. Он схватился за выпавший из рук хлыст, словно тот был спасительной соломинкой. Рывком поставил его на ноги, врезал по зубам. Рот несчастного наполнился кровью. Он завыл, попытался отбиться пухлой ручонкой — скверное решение, братец! Я схватил его за запястье, взял в захват, рубящим ударом ладони сломал.
Вербицкий младший бессильно рухнул на пол, заливаясь слезами.
— Где. Твой. Дед? У тебя есть еще рука и ноги, но я начну с пальцев.
— Я не знаю! Не надо! Не бей! Я не знаю, не знаю, не знаю! — Он заревел капризным мальчишкой, а я выдохнул. Понял, что он не врет.
Достал переговорник: время сказать нашим, что могут выдвигаться…
Не знаю, как не убил мерзавца. Он рыдал, как малое, капризное дитя. Беспомощный, никогда не ведавший боли, держался за вывихнутую мной руку.
Фиранчук двинул колонну дальше сразу же, как только получил от меня весть, что с заклинанием покончено. Девчата снимали Константу с цепей. Возились недолго: поняв, что не могут с ними справиться, Елена обернулась в вервольфа, оттолкнула прочих и перекусила их пастью. Послушался металлический лязг — а мне-то думалось, что будет хруст зубов…
Инна вилась вокруг меня, не желая оставлять больше ни на мгновение. Мяукала, благодарно смотрела: в который раз я уже спас ее от чужого насилия? Доверил ей связать мерзавца: тот сквозь хныканье угрожал. Кричал, что все должно было быть наоборот — он победит меня, а дедушка примет и поймет его величие. Что ж, мечтать не вредно. Кошкодевочка схватила камень поувесистей, с хмыканьем засадила ему по затылку. Тот сразу же потерял сознание. До крови не пробила, но шишка теперь будет.
Появилась связь: сумел достучаться до Бейки.
— Потапов? Вы живы? Скажи, что живы все!
— Живы, но не целы. Влада серьезно ранена. У вас что? Император?
— В порядке. На нас только что была сильнейшая атака за все время. До того механоиды хоть частично, но патрулировали улицы, искали пути подхода к нам, потом просто решили завалить мясом. Теперь отступают. Если хочешь знать, то мы держались на самом волоске. Там у вас случилось что-то?
— Случилось. Мы только что уничтожили чародейский заслон, теперь техника может двигаться вперед. Вербицкий выходил на связь? Что-нибудь говорил?
— Зачем ему? Он же не клишированный злодей.
— Тогда его вообще может не быть в городе. Руководит всей этой вакханалией издалека. — Стало обидно, что главный зачинщик уйдет от наказания.
— Он не клишированный злодей, но все еще себялюбивый. Наверняка ошивается в своей башне!
— Понял, принял. К вам сейчас наши силы подойдут.
— Знаешь. Потапов… Ты когда-нибудь думал, что остановишь самую настоящую революцию внутри страны?
— Нет.
— Я тоже. Пойдешь за Вербицким? Тогда хочу пожелать тебе удачи…
* * *
Девчата навязывались мне в спутницы, не могли поверить, что собираюсь бросить их тут вот так. Кричали, спорили, истерили. Я же сказал, что этот последний бой принадлежит только мне. Жаль, не было возможности по-джентльменски уйти втихую.
Башня Вербицкого, последний оплот зла.
Совесть спрашивала: убьешь его, а что дальше? Мне нечего было ей ответить, мне незачем было отвечать.
По ту сторону стен башни гремел бой: старик понял, что проиграл, но сдаваться легко не собирался. Беспилотники, все, что у него только остались, явили свой мрачный лик.
Я чувствовал себя мрачным рыцарем в замке самого Сатаны.
Был не один: хоть и оставил девчат, башню штурмовали с разных сторон пехотой. Пробились внутрь под градом пуль.
Нас встретили механоиды: шагоходы и «Топтыгины» спешили обрушить мощь на наши спины.
Я будто сам превратился в машину. Спокойно, без волнения и отрешенно давил на спусковой крюк, менял магазины, припадал на колено для точной стрельбы.
В меня попадали: бронезащитный костюм с пулеедом держали урон, но внутри все болело. Назавтра, если выживу, тело будет один сплошной синяк.
В мыслях одна холодная отрешенность.
— Отступить! Активировать маски! — Командиры отряды учуяли газ. Я фильтровочную маску поставил с самого начала.
Газ пшикнул с потолка, и лишь герметичность костюмов спасала от его убийственного действия. Одному бедолаге не повезло: его маска треснула во время непродолжительного боя. Несчастный упал на колени, выпучив глаза, хватаясь и царапая обшивку пола.
— Не спать! — орал офицер. — Не смотрим, идем дальше! Ему уже не помочь, разве что выкинем с тринадцатого этажа!
Спорить никто не стал.
Словно в видеоигре, мы миновали один пролет за другим, этажи сменилясь быстро, но не без потерь. От сотни человек, что двинулись на штурм, к пятому этажу вышли семьдесят, к девятому — полсотни, к тринадцатому — двадцать. Силы таяли, как масло на огне.
Это ничего, за нами придут другие, но Вербицкий может уйти.
Паук ждал нас на вершине паутины. Даже подпаленная, она била по нам жгучим ядом…
До последнего этажа добрался в одиночку. Выше только пентхаус. Тройняшки бы такой расклад оценили: главный босс на самой вершине. Не стоило заставлять его ждать.
— Потапов! Я давненько вас ожидаю!
Старик как ни в чем не бывало выскользнул передо мной во всей красе. Он обезумел: безупречный костюм, бокал вина, надменная ухмылка во весь рот — будто не понимал своего положения.
Не желал видеть его среди живых, вскинул «Арес» и сдавил спусковой крюк прежде, чем Ириска предупредила, что тут что-то не так.
Старик взорвался мириадом искр, распался на голографические пиксели, исчез. Гигантская голова старика громогласно расхохоталась у меня за спиной, глаза и волосы чудища вспыхнули огнем, прежде чем жуткий призрак устремился на меня.
Тело сработало само, рухнуло на пол за миг до столкновения. Лязгнула челюстями гигантская пасть, но меня не задела.
Голос старика слышался из повсюду расставленных динамиков.
— Ты ведь не думал, что будет так просто,
