Я пожал плечами, бросился к ближайшей ширме и сорвал ее. Внимательно изучил оголившуюся стену в поисках хоть каких-нибудь признаков двери, но безрезультатно. Даже ощупал ее, закрыв глаза и пытаясь отыскать какую-нибудь странность тактильно. Потом перешел к следующей стене, и еще, и еще…
— Сдаюсь, — наконец, признал я.
— Иногда Лабиринт прячет двери на самом виду. Ты ее видишь, но не замечаешь.
— Слышу, но не понимаю, щупаю, но не возбуждаюсь, ага. А по конструктиву замечания будут, или мне и дальше тыкаться во все щели слепым котенком?
— Картины и зеркала. Ищи в них.
Я огляделся.
Две картины и огромное зеркало-трюмо у одной из стен. Не так уж много вариантов! На первом рисунке было изображено море, и никаких дверей на поверхности волн мне обнаружить не удалось.
Вторая картина оказалась копией «Купания красного коня», разве что конь этот был не красный, а, скорее, кровавого оттенка. И снова никакого признака дверей.
— Вон она! — я ткнул пальцем в зеркало и повернулся.
В отражении дверь оказалась прекрасно видна, но вот на самой стене ее не было.
— Под картины Лабиринт двери маскирует специально, это у него такое чувство юмора. В нее ведь потом нужно как-то войти, но сделать это совсем непросто, я в свое время на этом немало шишек набил. А вот с зеркалами ситуация другая — он про них просто забывает, упускает из виду.
— Это как в порнухе в отражении оператора увидеть с камерой?
Корвин аж рот отрыл от удивления и задумчиво почесал затылок:
— Ну… вроде того, — наконец, согласился он, — Идем дальше?
И мы вышли через дверь, которая существовала лишь в отражении зеркала. Как? Да хрен его знает — ее Корвин открывал. Только что ничего не было, а тут вдруг раз — и дверной проем. Ни самой двери, ни петель, ни ручки, ни даже скрипа не было. Только прямоугольная дыра в стене.
— Самое главное в Лабиринте — это отыскать верный путь в место, куда ты хочешь попасть, — продолжал бубнить супер, — И он всегда существует, это самая главная приманка.
— И как найти этот путь?
— Во-первых, он выглядит более реальным и адекватным, чем все остальное. Смотри!
И Корвин замер на месте.
Перед нами была развилка из двух коридоров. Тот, по которому мы шли, с его мягкой ковровой дорожкой, завешанными шелковыми портьерами шторами и бесконечными рядами пустых канделябров, уходил налево.
С правой же стороны появился новый путь, и выглядел он совершенно иначе.
И напоминал самую обычную советскую прихожую. Грязную, с неизменной полкой, на которой валялись лишь бы как сложенные образцы разной обуви, с непременным зеркалом в половину человеческого роста, и старой люстрой, покачивающейся туда-сюда.
— Как думаешь, куда нам дальше? Где обманка, а где — верный путь?
— Направо конечно. Я почти в такой же хрущовке жил. Ощущение такое, что вот-вот дядя Федя выйдет из комнаты в своей майке-алкоголичке, с мусорным ведром и газетой под мышкой…
— Уверен?
Корвин хитро прищурился.
— Лабиринт создал этот путь, используя образы из твоей памяти. Но он лишь выхватывает по верхам, а остальное додумывает, берет фрагменты чужих воспоминаний и вставляет их вместо недостающих кусков. Это такие сигналы-маячки, на которые ты должен клюнуть. Присмотрись! Где обманки?
Блядь, да он издевается что ли? То есть бесконечный ковер и пустые, идеально чистые подсвечники — это реальность что ли?
Тем не менее, я застыл и прищурился, внимательно оглядывая «хрущовку».
И потихоньку мне в глаза начали бросаться «неправильности».
Люстра раскачивается, но свет и тени остаются на своих местах.
Обои в зеркале имеют другой рисунок, и даже оттенок.
Пять пар обуви: три мужской, одна женская и одна детская. Все — для разных сезонов и погоды. Да и покажите мне ту идеальную женщину, которую устроит одна пара осенних туфель!
Кошачий лоток и миска, а рядом — пакет с едой для собак.
— Ну что?
Я озвучил вслух свои наблюдения.
— Напоминает исторические фильмы, где костюмеры и декораторы накосячили с антуражем, верно? Вон, видишь, часы висят?
Ха! «Сяоми» позапрошлого года выпуска! Да и пара «Конверсов» тоже явно не вписывается в обстановку. А если присмотреться, то становится понятно, что оба они левые.
— Ну что, идем дальше?
— Сложно это, — пожаловался я.
— Ничего, научишься. Талант у тебя определенно есть.
— А если пойти неверной дорогой, что будет?
— Заблудишься. Будешь кружить снова и снова, а Лабиринт будет тебя пожирать и подбрасывать все новые и новые куски из твоего прошлого. Иные и вовсе решают остаться тут навсегда, переставая различать, где реальность, а где жалкая подделка. Ну и в таких местах у него больше власти, больше пакостей он может подстроить. Тропа всегда безопаснее.
— Тропа?
— Дорога, ведущая к цели.
— Еще скажи, что ты с собой мешок с болтами и гайками таскаешь, — ухмыльнулся я.
— Зачем? — Корвин посмотрел на меня с недоумением, не поняв отсылки.
— Забей.
Остаток пути мы проделали молча. Не было больше ни уроков, ни комментариев, ни просьб присмотреться и подумать. «Замковый» коридор сменился комнатой, похожей на «ресепцию» в больнице — даже стойка и терминал, выдающий талончики, были в наличии. Оттуда мы вышли на лестничную площадку, и дальше пришлось карабкаться по настоящей пожарной лестнице. Хоть я и предлагал вернуться и попробовать другие двери, но Корвин заявил, что мы идем правильно.
Лестница привела нас в… бассейн! Вроде тех, что обычно есть во всех физкультурно- оздоровительных комплексах. Даже запах хлорки и шумящие плескающиеся дети, веселые визги которых то и дело перекрикивал мерзкий женский голос, гулко разносившийся по залу — оказались в наличии.
Правда, только виртуально — потому что никого, кроме нас с Корвином, здесь не было, а по воде сиротливо плавали надувные круги-уточки да мячики.
Полный сюр, в общем.
— Галлюцинации? — спросил я.
— Да хуй его знает, — отозвался мой спутник.
И мы пошли дальше.
В столовую. Судя по мотивационным плакатам во всю стену — в заводскую столовую.
Потом через извилистый коридор больницы — в школьную библиотеку.
Затем были лабиринты с прекрасным и стильным евроремонтом, словно меня привели на экскурсию в особняк на Рублевке.
Следующим оказался спортзал.
Заброшенный, пыльный и заставленный ржавыми тренажерами.
Именно там меня первый раз Лабиринт и попытался прибрать к своим э-э-э… интерьерам?
Когда мы проходили мимо шведской стенки, часть ее вдруг упала прямо на меня.
— Побер-регись! — рявкнул Корвин.
Крылья его сомкнулись надо мной спасительным куполом и приняли на себя удар, мягко пружиня.
— Какого хрена? — крикнул я.
— Опять проголодался. Нужно поторапливаться…
С жутким и угрожающим рокотом из-за угла начали выкатываться стальные диски — «блины» для штанги. Они замирали у стены, выстраиваясь в шеренгу и разворачиваясь в нашу сторону.
— Нож есть?
Я протянул руку. Мой проводник молча вложил в него «выкидуху», которой я и полоснул себя по ладони. Размахнулся, и алые капли веером оросили потертые доски пола с облупившейся зеленой краской.
— Жрите, не обляпайтесь.
— Надолго это их не задержит, — предупредил Корвин, — Так что… побежали!
И мы побежали.
Чехарда сменяющихся интерьеров прекратилась, так что мы бегали по обычным тускло освещенным коридорам, в которых стояли скамейки да разнообразный спортинвентарь. Изредка мы выскакивали то в раздевалки, то в душевые, то к боксерским рингам или очередным бассейнам да «качалкам»…
— Это он так намекает, что мне не мешало бы заняться спортом, да? — на бегу выдохнул я.
— Хочешь спросить его об этом? Налево!
И мы свернули налево за секунду до того, как из-за правого поворота вылетели и ударили в стену шары для боулинга. Ну или что-то похожее на них по размеру и форме: оглядываться и рассматривать эти «снаряды» лично у меня не было никакого желания.
