их усики, готовые впиться в жертву. Вдруг пауки помогут мне связаться со своей хозяйкой? Хрен его знает, что она сделает потом. Это будет хоть какой-то шаг из тупика.
— Слышишь? — забеспокоился Модест.
— Что? — уточнил я.
— Шуршит что-то, — сказал он заметно изменившимся голосом.
Значит, мне не приглючилось. Шуршание было взаправду.
— Может, паучки? — я подкинул идею, чтобы Слонимский её развил.
— Не похоже, — не согласился Модест, — те напролом всегда прутся. А это затихнет, и снова шуршит. На крысу похоже.
Блядь! Кто тебя тянул за язык, сука?! Я попытался представить себе деловитых паучков с зеленой шерсткой возле брюшка, но в голову упорно лезла другая картина. Голый лысый хвост. Острые зубы. Противный пронзительный визг.
Ладони покрылись липким потом. Мама рассказывала, что когда мне было четыре года, она взяла меня на спектакль "Щелкунчика". Режиссёр был талантливым. Когда крысы серой массой заполонили сцену, поглотив и уничтожив хрупкую армию детских игрушек, я от ужаса впал в ступор.
Целый год после этого я спал только со светом. Мне казалось, что стоит лампочке погаснуть, армия крыс двинется на меня из темноты. Со временем я загнал свою фобию глубоко внутрь, научился не показывать её окружающим. Даже улыбался, когда мама рассказывала знакомым это забавную историю из моего детства. Я её уже не помнил, помнил только свой страх.
Я ненавидел крыс. Мог спокойно сидеть на краю крыши высотки, пролезать в самые узкие норы, и даже, набравшись храбрости почесать пузико малышке Шарлотте. Только бы не эти твари.
Как нарочно, из-за решётки показался любопытный нос и понюхал воздух.
— Вот она, — вроде как даже обрадовался Модест, — пришла, падла.
Крыса выскочила из темноты, пробежала по камере, волоча за собой хвост, и остановилась посередине. Озабоченно попискивая она смотрела на нежданных гостей в своей уютной камере. На Модеста, и меня.
КРЫСА КАТАКОМБНАЯ (1) высветилось над ней. Оказывается, мы в катакомбах. Даже не знаю, на самом деле, что это за штука такая — катакомбы . Что-то подземное. Но название крысе подходило. Даже как-то придавало солидности. Хотя какая, на хрен, солидность на первом уровне?
Тварь подошла вплотную к стене. Стала на задние лапки. Потянулась. Мы с Модестом висели слишком высоко. Крыса расстроилась.
Они ещё и прыгать могут, заботливо подсказала память. Крыса прыгать не стала. Вместо этого она коротко пискнула, обернувшись к решетке. Словно знак подала.
Сигнала ждали. Может, это была крыса-разведчик, которая сообщила, что угрозы нет, зато есть два вкусных куска мяса. На писк из окошка вывалились сразу три подружки. Они образовали из своих тел импровизированную горку, на которую запрыгнула разведчица.
— Больно, сука! — взвыл Модест.
Крыса умудрилась дотянуться до него, и загнать свои зубы в ногу. Шило изловчился, двинул носком сапога, и крыса шлёпнулась на пол. Совсем не расстроившись она полезла ко мне.
Я чуть не забился в паническом ужасе, словно муха в паучьей сети. Горло сжало, а все до единого мышцы в теле напряглись. Иррациональный страх боролся во мне с надеждой. У нас появился шанс. Эта тварь могла нас обнулить. Обнуление означало свободу.
Говорят, что победить страх можно, только взглянув ему в лицо. Анне помогло, когда она играла с виртуальными пауками. Я с крысами играть не планировал. Я собирался позволить им меня съесть.
Бляя!! Мне было не так больно, как противно. Крохотные зубки пробили кожу сапога и вонзились в пальцы ноги. Шкала урона дёрнулась и сократилась на два пункта. Эта крысятина могла грызть меня сутки, и при этом не убить.
Бредовая идея не принесла результата. Она возникла, когда я снова взглянул на обглоданный скелет. Мелкие дряни не справлялись.
Крыс было мало, и они были слишком слабыми. Уверен, что их породила к жизни моя собственная паническая атака. Игра уловила эмоции и вернула их в виде крыс. А теперь от досады я даже стал меньше их бояться.
Я вздохнул, словно собирался прыгнуть в холодную воду, и отпустил свой страх. Расслабился и позволил себе погрузиться в него.
Твари… какие же вы мерзкие… я представил, как по моей коже пробегают их цепкие лапки… как шуршит по камням лысый хвост… капает с острых зубов слюна… как они пронзительно визжат, перед тем, как впиться… как на этот визг их прибегает всё больше… они живой шевелящейся волной накрывают все словно ковёр... бляяяя…
Мурашки отвращения побежали вверх по хребту, заставив волосы на голове встать дыбом. Стало трудно дышать, настолько сдавило горло...
Шорох на полу стал громче.Словно жидкость, или приливная волна в камеру хлынули крысы. Их было много, они лезли друг на друга, стараясь дотянуться до нас с Модестом. Укус… ещё один… давайте же… я вкусный…
Слонимский взвыл. Он брыкался, пытаясь отбросить крыс, но они ещё настойчивее лезли к нему. Увы, крысы больше действовали на психику, чем наносили урон. Укусы следовали один за другим, но полоса жизни почти не дёргалась. Ну почему эти твари такие дохлые?! Не на ком было прокачаться?!
Импровизируя на ходу, я прокусил себе губу, а когда почувствовал вкус крови, сплюнул на спину одной из рыжих тварей. Соседняя крыса потянула носом, а потом впилась ей в спину. Первая завизжала и принялась отчаянно отбиваться. К соседке подключилось сразу несколько зверюг, и пострадавшую моментально разорвали на части.
Крысу-убийцу затрясло, а потом она выгнулась, оскалила зубы и зашипела. Вытянутая любопытная морда огрубела и затупилась. Шерсть стала темнее и жёще. Вдоль спины щетинки встопорщились в гребень.
ПОМОЙНЫЙ КРЫСЮК (2) высветилось у неё над башкой.
Крысюк ещё немного побалдел от накатившего на него уровня, а затем ему захотелось продолжения банкета. Удовольствие — мощный стимул.
С ходу он впился зубами в очередную жертву. Кровавые ошметья полетели в стороны, вовлекая в драку всё новых участников.
В камере началась бойня. Крысюки легко брали верх над первоуровневыми "катакомбницами". Те пытались убежать, но напирающие сзади волны наоборот выталкивали их навстречу гибели. Растущие мини-боссы уже заметно выделялись среди общей массы своими размерами и видом. У них появились длинные когти, передние зубы не давали челюстям закрываться и торчали наружу как у бобров, а на спинах образовались отвратительного вида розовые проплешины.
Друг друга они опасливо не трогали, отжираясь на единичках. Когда поток из вентиляции стал спадать, самый крупный из крысюков достиг двенадцатого уровня. Ещё трое были десятками и пятеро — восьмёрками. Они осторожно шипели друг на друга, но атаковать не решались. Крысиный инстинкт подсказывал,
