— Разве вы не видели таблоидов? — наигранно удивился Асвальд. — Первое место уже пару дней удерживает некий… как же его там…
— Кончайте паясничать. — Маас развалился в хлипком походном кресле. — Только дурак да слепой не в курсе того, что вы завели на полное погружение имбу.
— Начнем с того, что не мы конкретно, а мое руководство. Лично я категорически против подобного шага. Но ведь и вы против тех приказов, что отдает ваше непосредственное начальство, не так ли? Иначе не стали бы сейчас укрываться тут.
Маас не ответил, посмотрел себе под ноги, усмехнулся и покачал головой.
— Имба — это не козырь, не туз в рукаве и не способ надавить на оппонента, — продолжил Асвальд. Голос его стал тише, тон — мягче и убедительнее. — Имба — это конец. Это тумблер. Сброс до нуля. Это полное уничтожение Даона в случае необходимости.
Шуну показалось, что стоящий рядом Ллель напрягся, а черты лица Мааса, что сидел к нему боком, заострились. Оба зурга замерли, словно статуи.
— Этот ваш друг, Баальд. Кто он вам?
Не сразу, но Маас все же ответил, буравя Дьявольское дитя тяжелым взглядом:
— Отец.
— Отец? Так вы…
— Омега. Сейчас мне сто сорок.
— Значит, отец… Думаю, что, как минимум, у некоторых из вас в Даоне есть кто-то, кого вы не хотите терять. Я прав? — Маас промолчал, и Асвальд продолжил: — Если мир Даона схлопнется, как много вы потеряете? Каков процент утонувших?
Лемур снова покачал головой, рассматривая что-то у себя под ногами, потом вздохнул и сказал:
— Девяносто девять и девять десятых.
— Ваша планета способна выдержать меньше процента?
— Живых зургов осталось чуть больше трех тысяч, но почти все они постоянно находятся в погружении, полном или частичном. Так расходуется меньше кислорода и питательных веществ. Бодрствуют всегда только десять-пятнадцать самцов.
— Что произошло? — Асвальд спохватился. — Простите за бестактность. Вы можете не отвечать…
— К чему теперь играть в молчанку? — печально усмехнулся Маас. — Мы и так уже сказали больше, чем должны были. И да, вы правы, последние несколько дней у нас с начальством возникла некоторая… конфронтация. Поэтому мы забрали отца и сбежали.
— Но разве вас не могут разбудить в любую минуту?
— Для этого им сначала придется добраться до наших капсул, — оскалился Маас. Ллель довольно рыкнул, и от этого рыка по спине Шуна невольно поползли мурашки. — Дело в том, что наш уважаемый Предводитель окончательно лишился рассудка и не может больше отдавать личных приказов. Бразды правления перехватил Кааль. А он, как вы, наверно, знаете…
— …с некоторых пор подчиняется лишь королеве Анне, а значит — Стальному Псу, — закончил за него Асвальд. — Да. Мы в курсе.
Маас отвернулся, долго смотрел на Ллеля, потом начал говорить, все еще не сводя глаз со своего земляка, словно ожидал от того реакции. Но Ллель и не думал останавливать его.
— В первый день вторжения над полюсами Зетты разлилось красивое яркое свечение. Мы зафиксировали необычное явление и успокоились, посчитав его чем-то незначительным. Но на следующий день оно стало сильнее и занимало уже куда больший участок неба. Еще через день свечение охватило все верхние слои атмосферы. Только потом, почти месяц спустя, мы поняли, что это были отголоски удара, что придет к нам в будущем. — Маас перевел взгляд на Асвальда. — Наши гости появились на девятый день вторжения. Их корабли зависли на нашей орбите и долго не выходили на связь. Они словно наблюдали за нами. Захватчики приземлились у дворца Предводителя лишь через неделю и провели с ним несколько часов. После их отлета Предводитель устроил большую конференцию и заявил, что пришельцы — наши друзья. Они решили подарить нам технологию мгновенного пространственного переброса. Эта технология позволяла выстраивать мосты сразу на нужную планету, вся наша развивающаяся космическая отрасль вмиг становилась устаревшей, лишенной смысла. И мы поверили, мы позволили им закончить работы. Захватчики сказали, что мост переносит только сознание, но на том конце мы сможем создать себе новое тело. Они научили нас, как собрать капсулу, отделяющую сознание, и заявили, что нужно отправить первую партию колонизаторов. На мост взошло чуть больше ста двадцати миллионов, в том числе я. Однако вместо другой планеты мы получили какой-то полу-виртуальный огрызок, пародию на настоящую реальность. — Маас развел руками. — Это место. Вернее, весь Даон. Заместитель Предводителя, руководящий экспансией, приказал нам возвращаться. Но когда мы вернулись, привычной Зетты больше не было. Оказалось, что на нашу планету обрушилась смертоносная волна. Мы так и не узнали, зачем они это сделали… Возможно, они использовали Зетту, как источник энергии или каких-то полезных ископаемых… Лишь небольшой участок суши оказался пригодным для жизни. На нем мы и попытались обосноваться, вот только… нас было слишком много.
— И вы решили оставить большую часть в Даоне? — спросил Асвальд.
— Не сразу. Хоть мы и понимали, что другого выхода у нас нет. — Маас улыбнулся. — Вы в курсе, что Даон не принимает самоубийц?
— Были прецеденты, — ответил мальчишка. — Глухие тут слышат, слепые неожиданно прозревают. На основе генного кода Игра создает лучшую версию пользователя. Без багов, так сказать. А что уж говорить о Даоне… Ясное дело, что многие увечные и несчастные захотели уйти сюда насовсем.
— Но отчаявшихся не принимают даже здесь, — хохотнул Маас. — И мы поняли это не сразу. Однако численность надо было срочно сокращать. После того, как смертоносная волна унесла миллиарды зургов и нашего Предводителя, главным у нас стал его заместитель. Он сам выбрал тех, кто останется в живых. Тайно, конечно же. Несколько ученых, врачей. Две тысячи самок. И миллион молодых самцов. Таким тогда был и я. Заместитель поручил самцам устроить «судную ночь». Проблема была в том, чтобы подарить погруженным быструю, безболезненную смерть. А этого в наших условиях можно было добиться единственным путем — убивая лично. Один короткий удар в сердце. Вы когда-нибудь убивали сто двадцать человек за одну ночь? Собственными руками? Сто двадцать спящих, абсолютно беззащитных человек? — Маас немного помолчал и продолжил: — Заместитель устраивал «судную ночь» еще два раза, пока количество самцов не сократилось до тысячи. Вот тогда Зетта смогла нас содержать. Какое-то время…
— Случилось что-то еще? — практически одними губами спросил Асвальд.
— Потом течение времени на нашей планете стало… хм… мне трудно это объяснить. Дискретным? Повторяющимся? Бывало так, что день заканчивался, а наутро повторялся заново. Или наступал день, который уже был месяц назад. Мы заходили в свои подземные хранилища, а там больше не было еды, словно мы сняли урожай не вчера, а несколько месяцев назад. Или наоборот, наши поля вдруг на неделю вернулись в те времена, когда мы их еще не облагородили. Словно во временных настройках произошел какой-то сбой. Мы жадно надеялись, что когда-нибудь время откатится далеко в прошлое, еще до удара. И безумно боялись, что придется еще раз пережить смертоносную волну. Неизменными в этой чехарде оставались только наши тела… Среди нас началась паника. Заместитель приказал оставить на Зетте лишь пару сотен психически устойчивых самцов, а всех остальных погрузить в Даон. Через несколько месяцев временная чехарда закончилась, но мы решили оставить все так, как есть.
— А теперь пара сотен сократилась до десятка?
— Да. Так легче все контролировать. — Маас задумчиво покусал нижнюю губу. — Со временем и наши тела претерпели изменения, появились омеги. Первый ступивший на мост зург — Дмаан — тоже оказался омегой. Именно к нему и пришел Нулевой король.
— Нулевой король?
— Он попросил называть себя именно так. Это случилось задолго до того, как в Даон попало человечество, поэтому мы сразу же согласились на предложение короля, не раздумывая ни секунды.
— И поэтому до сих пор относитесь к нам так холодно? Не хотите сближаться? — хмыкнул Асвальд. — Ведь с жертвой не принято сближаться.
