Рано или поздно, но у любого акшара возникал вопрос: какого хрена создатели не сделали их похожими на ракшасов? Не физически — насрать на модуляторы. Но хотя бы внешне? Акшары, в подавляющем большинстве, были похожи на кряжистые деревья. Здоровые, ширококостные — фиг свалишь. Это, конечно, неплохо. Особенно вкупе со способностью выжать от груди автомобиль вместе с водителем. Но вот ракшасов спроектировали умнее.
Эти ублюдки редко отличались высоким ростом. Да и героическими статями похвастаться не могли. Хотя их жилистые, сухие мускулы тоже были способны на многое. Но, главное — мать их пробирка! — ловкостью и гибкостью с ними разве что пантера какая-нибудь сравниться могла. Да они, действительно, и смахивали на пантер. Черные, как уголь с головы до пят. Не такие, как уроженцы некоторых особо жарких стран. Их кожа как будто поглощавшая свет, была матовой и почти однотонной везде — черным были и пятки, и языки, и задницы. И волосы черные, жесткие, выскальзывающие из пальцев. Даже белки глаз не белые вовсе, а какие-то серо-синие. Стоило прикрыть глазки — и хрен ты их в темноте увидишь, пока не споткнёшься. Или, точнее, пока тебе глотку не вскроют.
Яр, убедив собственное сознание в том, что отдыхать время еще не пришло, черного не разглядел сначала. Он его и заметил только потому, что Вар, рыча и завывая, как заправский кот, висел у ракшаса на спине. Недомерок-акшара, захлестнув шею черного цепью и упираясь пятками в его же задницу, пытался придушить урода. Урод с таки исходом явно согласен не был. Он метался от стены к стене, как мячик, колотя по кирпичным стенам Варом. Не знал, бедолага, что лейтенант был очень упрямым. Если уж он во что-то вцепился, то фиг ты его отдерешь.
А у Пала все вообще было на мази. Он оседлал второго и с размеренностью отбойного молотка вколачивал его морду в асфальт. Правда, от морды там мало что осталось. Да и плечо ракшаса заливало что-то мокрое, глянцево поблескивающее в скупом свете Луны. И, кажется, под этим «чем-то» не хватало куска мяса. Это не удивляло. Как Вар, Меченный клыки не подпиливал. Но «рвать зубами» для него было вовсе не образным выражением. И в таком состоянии ему лучше под ногами не мешаться.
Яр сгреб под себя конечности, тихо матерясь. Не стоило ему плевать сегодня на собственное проклятье, совсем не стоило. Он постоянно делал вид, что никакой неполноценности не существует, что он такой же, как и все. И, конечно, реальность его тыкала в дерьмо носом именно тогда, когда этого требовалось меньше всего. В этом траханом переулке и так ничего видно не было. А уж когда периферийное зрение решило, что ему пора отдохнуть, стало совсем хорошо. Вот и схлопотал так, что теперь костыли разъезжались, как у кутенка.
На трясущихся, словно желе, коленях, Яр встал, придерживаясь за стену. Хорошо, что раствор между кирпичами выкрошился. Поднимать себя в горизонтальное положение было легко. Подтягиваешься и — опа! — ты почти что человек. Но хорошенько обдумать собственное совершенство Яр не успел. От самосозерцания его отвлек Вар, взвывший дурниной. Какое на хрен «не стрелять!»? Смысла в этом, если татуированный воет громче, чем любая полицейская сирена?
Но, собственно, повод повыть у него был. Ракшас умудрился вырвать у него цепь, по ходу насрав на собственное порванное горло. В котором уже что-то булькало и пузырилось. Вар потере тоже не очень огорчился. Он обхватил урода ногами, как шлюха клиента. И пытался одновременно выдавить черному глаз и порвать ему пасть. Дело у него шло довольно прытко. Но, вообще-то, такие трюки безопасностью не отличались. Помнится, один так пальца лишился.
Яр еще раз выматерился — для поднятия собственного боевого духа. И отлип от стены, ставшей для него почти родной. Один короткий удар — и кишки ракшаса, поливая ботинки лейтенанта кровью и дерьмом, настойчиво попросились наружу. Клинок скрежетнул по ребрам, вскрывая торс хорошим прозекторским разрезом — от брюха до грудины. Черный взвыл. Вар тоже. Причем с таким же разочарованием.
— Какого хрена? — ощерился татуированный, слетев с ракшаса, который все раздумывал — постоять ему еще или уже можно падать.
— Поцелуй меня в задницу и скажи спасибо, — устало посоветовал Яр, прислонившись к стене.
С глазами у него вообще полная беда началась. Переулок мерцал, то вовсе пропадая, то становясь черно-белым.
— Да пошел ты! — раздраженно посоветовал Вар, кажется, уложив-таки задумчивого урода на асфальт и заканчивая то, что уже начала цепь.
Видимо, вторая улыбка в данном случае служила профилактикой задумчивости.
— Еще и нож куда-то захреначил, — бубнил татуированный как старый дед, уронивший в чай печеньку. — Как я его в этой траханной темноте найду? Туда он, что ли отлетел?..
Яр ничего ему не ответил. Прикурил сигарету — огонек был не красным, а серо-пепельным. С кряхтением порылся в кармане на штанах, выудил фонарик и перебросил его Вару. Тот в ответ буркнул что-то неразборчивое, что с равным успехом можно было принять и за благодарность и за совет обслужить себя самостоятельно.
— Дай прикурить, — подал голос Пал, — моя сдохла…
Он еще раз впустую щелкнул зажигалкой, как будто надеясь, что у нее проснётся совесть. Не проснулась. Меченный раздражённо швырнул ее на дёргающегося, словно через него ток пускали, ракшаса.
— Вот ведь, твари живучие, — едва ли не с завистью протянул Яр, передавая зажигалку.
Правда, повод для зависти был сомнительный. У черного не только лицо отсутствовало, но и затылок стал странно плоским. С провалами. Да и вообще его голова напоминала сырые «ежики» — тефтельки из фарша с рисом. Тоже круглая, слепленная из мяса, с торчащими кусочками чего-то белого. Правда, этого «ежика» соусом уже полили.
В таком положении жить вряд ли захочется.
— Слышь, Яр, а как ты думаешь, чем любовь пахнет? — Пал, явно оберегая левый бок, уселся у стеночки прямо на асфальт и глубоко затянулся.
— В смысле? — спокойно отозвался красавчик.
Подобные вопросы у него удивления давно не вызывали. Любил Меченный после хорошего расслабона пофилософствовать о чем-нибудь странном.
— Ну… любовь, — Пал неопределенно повел рукой. — Не в смысле трах, а вообще.
— Не знаю, — Яр выдохнул дым через ноздри. След, прочерченный в темноте горящим кончиком сигареты Меченного был красным. — И чем?
— Яблоками, — уверенно отозвался Пал.
— Хреном немытым она пахнет, — гавкнул неромантичный Вар. — Давай, звони Изу. Пусть тачку подгоняет.
— А может так? — с надеждой спросил Яр, которому совсем не улыбалось паковать трупы, а потом еще и тащиться в крематорий, умасливая старого Жила, чтобы он их тихонько оприходовал без регистрации. — Давай оттащим их… Ну вон хоть в щель эту, где мы торчали…
— Звони-звони, — отозвался татуированный, в котором совсем не вовремя проснулась ответственность. — И пусть он по базе пробьет, не живет ли тут кто поблизости.
Лейтенант выругался под нос, выуживая из кармана мобильник. Конечно, никакой мистики могло и не быть. Даже можно было поспорить с точки зрения чистой логики. Граница совсем рядом. И ракшасы могли с равной долей вероятности как идти на охоту, так и возвращаться с нее. Или просто ошиваться поблизости. Может, они тоже хотели расслабиться?
Ну, это если не учитывать тот факт, что у Вара был нюх не только на ублюдков. Но и на их жертв. И ошибался он крайне редко. На памяти Яра… никогда.
* * *
После долгих препирательств с Изом отправили Меченного. Пал окончательно скис, не смотря на все его уверения, что с ним полный порядок. Все-таки, черный урод его отделал знатно. И парню стоило отлежаться. Тем более что ночью ему в патруль идти надо было. И Тир вряд ли бы поверил, будто лейтенант упал с кровати, совершенно случайно сломав себе пару ребер. Лучше дать кэп шанс ничего не заметить.
Вар быстро пробежал глазами список адресов, присланных ему Изом, и убрал телефон, снова к чему-то прислушиваясь. Яр отвернулся, чтобы не видеть его подергивающихся ушей. На сугубо лейтенантский вкус это выглядело кошмарно. Нечто вроде того, как некоторые суставы выламывают. Круто, конечно, но… мерзко.
— Пошли, — скомандовал татуированный.
Красавчик безропотно двинул вслед за коротышкой. Пошли так пошли, ему виднее. Хотя идти хотелось как раз в обратном направлении. В этом ничего хорошего не предвиделось. Сколько раз уже видено, а кишки все равно вворачивает. И тошнотворнее всего чувство собственной беспомощности.
Как-то по пьяни Тир признался, что больше всего ненавидит в таких вот ситуациях то, что лично он ничего сделать не может. Тогда все сидящие за столом дружно промолчали. Видимо, не только капитана с Яром доставала беспомощность.
А что можно сделать? Только круша все на своем пути, нестись на улицы, чтобы отправить побольше уродов прямым экспрессом в ад. Но — засада! — мертвые от этого не возвращаются.
