Шхар помолчал, сверля ректора взглядом. Но тому, прошедшему школу выживания у Дана с Иррашем, какие-то там взгляды каких-то там студентов были не страшны в принципе. Поэтому он остался безмятежным, терпеливым и предельно милым.
— Младший брат и наследник рода Шагер решил бросить вызов главе рода. Но выполнить план он не сумел…
— Мастер Карро, я понимаю, что краткость является родной сестрой таланта. Но вы сейчас не собственный дар демонстрируете, а излагаете исторические факты. — Рыжий непринуждённо запрыгнул на крышку кафедры и поддернул мантию, демонстрируя вычищенные до блеска сапоги. — Хорошо, что у меня с утра сегодня отличное настроение. Поэтому я восполню пробелы в вашем ответе.
Он обвёл аудитории взглядом, при этом скроив такую загадочную физиономию, что у всех студентов уши в буквальном смысле встали торчком. Даже у тех, кому анатомия не позволяла проделать такой трюк. Из четырёх занятий с Тхия студенты уже вынесли, что он умел даже самые скучные исторические факты излагать так, как будто они были свеженькой дворцовой сплетней.
— Итак, наследник рода Шагер, который, по всей видимости был не только слабым бойцом, но и не слишком умным шавером… А, попросту говоря, представлял собой эталонный образец молокососа обыкновенного, решил занять место брата. То есть, стать главой рода. И более идиотского времени, места и объекта для воплощения своего плана он выбрать не мог. В замке гостила старшая дочь главы рода Оренхир, приехавшая навестить свою сестру, являющуюся третей женой старшего брата нашего исторического — во всех смыслах — дурака. И вот именно её он и решил соблазнить в расчёте на то, что олень, в смысле, род Оренхир, разозлится на лосося, в смысле, на род Шагер. А у шаверов, тем более пятьсот лет назад… Хотя, я не прав, у них и сейчас изменилось немногое. Так вот, с обидой у них все просто. Она смывается только кровью и никак иначе.
— Соблазнил? — пискнула, кажется, та самая красотка, которая приставала к ведунье с расспросами.
Вероятно, историческая подоплёка события её не слишком интересовала.
Арха невольно покосилась на Шхара, который вынужден был стоять рядом со своим местом. Сесть-то ректор ему не позволил. И лекарка сомневалась, что такая забывчивость была случайной. Студенты, действительно внимательно слушавшие Тхия, волей-неволей натыкались взглядом на шавера, возвышающегося посредине аудитории. И, естественно, проводили параллели между «историческим дураком» и Шхаром. Конечно, никто тут не знал, что именно происходит. Но, наверное, ни один не сомневался, кому предназначались все красочные эпитеты.
По мнению ведуньи, происходящее больше всего смахивало на изощренный моральный садизм. Лично ей это не нравилось вовсе. Шхар у девушки уже не только любви, но симпатии не вызывал. И, все равно, такого унижения он не заслуживал. Тем более что гордость у всех демонов являлась больной мозолью.
— Естественно, он ее соблазнил. В молодости это делается просто. «Ты — привлекательна, я — тем более. Пошли на сеновал!». А, как мы знаем, в родах, придерживающихся древних традиций, за всех членов отвечает глава. То есть, и за развязанные штаны нашего горе-любовника ответ должен был держать старший брат. На что, собственно, и рассчитывал младший. Не учёл он только одной детали. К тому времени чернокожую красотку успел назвать своей не кто-нибудь, а глава рода Накхар. Который в те времена был фактически князем всего Западного побережья. И, можно сказать, королём шаверов. Он моральными принципами не мучился и пожелал видеть на своём обеденном столе обоих «лососей». Предоставив честь их добыть «оленю», как стороне заинтересованной.
Тхия снова оглядел аудиторию, убедившись, что она внимает ему, как пророку.
— А теперь — мораль. Сначала думай, что ты делаешь, а потом делай. Потому что последствия были весьма плачевны. Во-первых, старший брат, не дожидаясь прихода оппонента, сам оторвал голову младшему. В прямом, а не переносном смысле этого слова. В той ситуации было уже не до наследников и наследования. Во-вторых, лосось с оленем развязали такую войну, последствия которой аукались ещё десятилетия спустя. Западное княжество фактически перестало существовать, потому что в конфликт ввязались почти все шаверские рода. В-третьих, в ход войны был вынужден вмешаться император. А следствием этого стал запрет на создание личных армий и, фактически, потеря шаверами право на самостоятельность и самоопределение. И этот запрет действует до сих пор. Кстати, вот вам ещё одна мораль. Не стоит путать дела сердечные и политику. Там где есть женщина, не должно быть ничего, кроме предпочтений сердца. Ну, или других органов. Последствия таких действий бывают крайне непредсказуемыми.
Ведунья снова покосилась на Шхара. Щеки студента потемнели, словно Тхия его отхлестал. И смотрел шавер не на лектора, а в пол. И, почему-то, девушке показалось, будто мысли демона далеки от осознания и раскаянья. Арха готова была спорить, что он строил планы убийства ректора. Причем планы были кровавыми.
— Я с последним утверждением не согласна! — резкий, даже как будто звенящий, голос разрезал расслабленную тишину, наступившую после окончания рассказа Тхия.
Лекарка невольно обернулась, поддавшись стадному инстинкту. Девчонка, подавшая голос, на остальных студентов не обращала ни малейшего внимания. Она была сосредоточена на бросание ректору вызова. По-другому её взгляд, чуть выдвинутую вперёд челюсть и задранный подбородок, назвать было сложно.
Студентка была из грахов, которые в столицы встречались нечасто. Они предпочитали носа не показывать из своих северных лесов. Почему ведунья не заметила девушку раньше, она понятия не имела. Такую не заметить физически сложно.
Во-первых, грахи выделялись поистине исполинским телосложением, даже женщины. Во-вторых, обычно ширина их плеч не слишком отличалась от роста. Вообще, их фигуру проще всего сравнить с кубом — на какую грань ни поставь, все равно он останется кубом. Да и такие белые, как снег, волосы с такими же белыми глазами, могли быть только у северных дикарей.
— Мистрис Ро, если я не ошибаюсь? — вежливо поинтересовался Тхия.
Он разглядывая студентку с таким же повышенным интересом, как и все остальные. Обычно ректор вёл себя скромнее. Но тут, наверное, язык бы ни у кого не повернулся его осудить. Интерес девица вызывала сильнейший.
— Ю Ро, — кивнула она, вставая в полный рост.
Вставала она долго. То есть, вставала, вставала и вставала. Архе пришлось голову задрать, чтобы осмотреть её всю. Кто-то из студентов хихикнул, но как-то неуверенно. Ведунья бы в ее присутствии смеяться над северными именами точно не стала.
— Клан Белой Совы? — уточнил рыжий.
Она поклонилась. Точнее, чуть кивнула головой с надменностью истинной императрицы.
— Так что вам не понравилось в моих словах?
— Уважаемый сказал, что женщины и политика — вещи несовместимые, — напомнила гигантша. — Я с этим не согласна.
— Уважаемая Ю не учла, что в империи женщина считается существом заведомо слабым. Её оружие не сила, а хитрость, — спокойно пояснил Тхия.
— Северные леса — это тоже часть империи, — уточнила студентка.
Речь у неё была забавной. Прежде всего, голос ей не подходил вообще. Скорее Тьма должна была одарить таким тембром какую-нибудь томную красотку, а не эту гору мускулов. И фразы она строила странно. То говорила так, как только и могут настоящие варвары. То, словно забывшись, переходила на чистейший столичный выговор.
— Я вынуждена просить уважаемого взять свои слова назад и извиниться перед женщинами, — её челюсть окончательно выехала вперёд, как ящик комода. — И называть меня Ро. Уважаемый знает обычаи и должен понимать, что не имеет право обращаться ко мне, как к ребёнку.
— Ну, так просите, — ведунье показалось, что Тхия откровенно издевается.
Но, оказалось, действительно показалось. Рыжий и вправду просто разрешил ей «просить». Все-таки, они не в северных лесах находились. Девица ударила себя кулаком в грудь и без всякого юмора заявила:
— Я — сильнее!
Кажется, кто-то тихонько ахнул. Вполне может быть, что это была сама Арха. Ректор же просто спрыгнул с кафедры и изящно изобразил придворный поклон.
— Ваш вызов принят, — объявил он.
Демон повёл плечами, размял шею и стянул через голову ректорскую мантию вместе с шапочкой, оставшись все в той же гвардейской форме.
Гигантша улыбнулась счастливо, как ребёнок, получивший в подарок долгожданную куклу. Ведунья готова была Тьмой клясться, что на её белёсом лице искренняя радость была просто выгравирована. Девушка, под осторожное улюлюканье присутсвующих, тоже сняла мантию, небрежно бросив её на стул. Под студенческой одеждой на ней оказалось что-то вроде куртки, туго перетянутой широким ремнём, и плотно облегающие штаны из тонкого сукна.
