— Ну что же, уважаемый, поведайте нам о ваших сложных взаимоотношениях с господином Горхом, — предложил Алекс, присаживаясь на край стола.
Странно, но преступник его прекрасно понял. В отличие от «золоторя», хотя Каро выражалась и вполовину не так витиевато. То ли Росс сам по себе говорил доходчивее, то ли дварфы умнели с годами.
— Да чего там балакать-то? — угрюмо переспросил господин Кархар — вот как его звали! — и, кажется, собирался сплюнуть на пол, но передумал. — Убью я его и все делов. Точнее, теперича-то я его вряд ли шпокну. Эх, не вовремя подоспели, шавки коповские. Не то обидно, что я галстучек пеньковый примерю. А то, что мне Горха у Предка подождать придётся. Тока я в высший суд всё едино верю, так и знайте! Воздастся ему, ой, воздастся!
— То есть, порчу вы на него наслали? — уточнил Росс.
— Чё? — изумился бородач и даже рот от удивления приоткрыл. Передних зубов в наличии не обнаружилось. — Чё я, баба иль как? Не, какая-такая порча? Драка была, да и то не с ним. На убивство я покушался и умышлял. Да и других грехов на мне немало. Но вот порча — не. Так шлёпнуть желал. Пристрелить, как гниду!
— Кстати, откуда у тебя игрушка-то такая? — поинтересовался Рон, вертя в руках револьвер, показавшийся Каро просто огромным. — Армейская штучка.
— Да я ж последние-то двадцать лет, а то и поболе, золотой песок на Голде мыл, — вполне охотно пояснил дварф. — А там тебе всё, что душа пожелает достанут. Лишь бы монета водилась. Слыхали, небось, как Горх-то меня прокинул? Ну, вот. Помыкался я тут, помыкался. А там мне умные и подсказали: езжай, мол, на Голду. Разбогатеешь! Куда там!
Бородач криво усмехнулся и снова едва удержался, чтобы не сплюнуть.
— Не, поначалу-то дела пошли. Не сразу, а годика через три так, но пошли. Я дажить помощников нанял. Потом оженился, остепенился. Дитёнок у меня народился. А там… — он мотнул головой как-то обречённо. Год от года всё хужее и хужее. Баба от меня сбёгла и сынка прихватила. Дом я снова заклал и не выкупил. Ну, чего уж…
Вроде бы, и жалеть дварфа было не за что. Ну, сам же своими руками таких дел наворотил! И жена с ребёнком наверняка от него сбежали не только потому, что деньги кончились. А вот, поди ты, Каро вполне искренне его жалела. Уж больно жизнь какая-то у мужика нескладная. За что не возьмется — всё разваливается. Кто в этом виноват? Он сам или высшие силы?
И как сделать так, чтобы на его месте не оказаться?
— А тут до меня доходит, что Горх-то жирует, да как сыр в масле катается. И такая злоба обуяла, что аж в глазах темно. Ну, и думаю: со мной-то всё понятно, конченный я дварф. Да и к чему далее-то тянуть? Ведь любая ж собака живёт лучшее тебя. Но вот Горха я с собой прихвачу. Сам в петлю залезу, но и ему на своём горе пировать не дам! А вот как всё обернулось-то…
— Н-да, — хмыкнул Мастерс.
Без всякого веселья, впрочем, хмыкнул. А в приёмной уже грохотали подбитые гвоздями каблуки полицейских приставов.
Дома было как всегда, то есть холодно, промозгло и неуютно. Естественно, это обстоятельство настроения не улучшило. И Каро, бесцельно побродив из угла в угол, решила с меланхолией нещадно бороться. И в бой пошло самое тяжёлое оружие. Сбегав в булочную на углу, девушка притащила домой целый пакет потрясающе вкусных и возмутительно дорогих песочных корзиночек со всеми начинками, что в наличии имелись. По пути она заскочила в винную лавку, прихватив маленькую бутылочку хереса. Вообще-то, теург алкоголь недолюбливала, но рюмочка сладкого вина к пирожным — это то, что доктор прописал.
Вернувшись, она переоделась в старое и заслуженное шерстяное платье, которое уже, честно говоря, жало в груди да и щиколоток не прикрывало. Но оставалось мягким, тёплым, а оттого любимым. И, основательно подготовившись, Курой приступила к утешению себя, ненаглядной.
План провалился с громким треском. Херес показался чересчур приторным, корзиночки в горло не лезли, а подол не прикрывал ноги, как его не натягивай. Оставалось только пойти повеситься с тоски и общего свинства этой жизни. Или лечь спать. Но ни того, ни другого делать не хотелось.
Стук в дверь показался девушке гонгом, возвещающим о спасении. Причём Каро прекрасно знала, кто это к ней завалился так вовремя. Или не вовремя? В общем-то, в гости его не приглашали. Да и посещать по вечерам незамужних девиц привычка дурная.
— И чего тебе опять надо? — поинтересовалась теург, открывая.
— Я тоже рад тебя видеть, — сообщил ей Мастерс, протискиваясь в дверь боком. Нормально перемещаться он не мог, так как прижимал к животу здоровенный бумажный пакет и круглую картонку. — Настроение что-то поганое. Вот я и решил: дай, думаю, к Каро зайду. Может, она меня утешит?
— Могу предложить на выбор сковородку, кочергу и утюг, — предложила отзывчивая Курой.
— То есть, дружеского участия и совместного рыдания над несправедливостью судьбы мне ждать не стоит? — уточнил оборотень, по-хозяйски шлёпая на кухню. — Ладно, придётся справляться своими силами. О, я смотрю, ты уже начала без меня? А ты знаешь, что возлияния в одиночку — это прямой путь к зависимости? А пьющая мать — горе в семье.
— Это херес! — возмутилась Курой.
— Вижу, что не коньяк. И как вы только пьёте эту гадость? Кстати, это тебе, — Рон швырнул в Каро картонкой, будто она ничего не весила.
Девушка механически поймала коробку, иначе бы она теургу в лицо угодила — метал оборотень весьма метко. Кстати, картонка действительно оказалась странно лёгкой, словно пустая была.
— И что там? — подозрительно поинтересовалась девушка, ожидая от детектива любой пакости.
— Да ты открой и посмотри, — посоветовал оборотень, доставая из бумажного пакета свёртки, пахнущие едой.
Кажется, подкармливание одиноких и независимых вообще-то женщин у кого-то начинало входить в привычку.
Курой ещё с минуту колебалась. Но, в конце концов, любопытство уложило гордость на лопатки. Девушка осторожно развязала ленту и, приподняв крышку на пару пальцев, заглянула внутрь. А там, в уютном гнездышке из рисовой бумаги, лежала шляпка. Светлая, почти белая, из шелковистого даже на вид фетра, с тёмными лентами и шикарным, вызывающе-розовым пером. Опиши девушке кто-нибудь это чудо словами — и она бы скривилась. Звучало это ужасно. А вот выглядело восхитительно. Вызывающе, но не вульгарно. Просто такую вещицу могла бы носить только полностью уверенная в себе дама, не боящаяся привлекать внимание.
Каро боялась. До мокрых ладоней. Но руки сами собой потянулись доставать шляпку. Ну а какая женщина, достав, удержится от того, чтобы примерить? Вот и теург исключением не стала. На Мастерса она даже не глянула. И так знала, что мохнатая рожа ухмыляется. Просто подошла к зеркалу, висящему на стенке шкафа.
Шляпка шла неимоверно. Пожалуй, Каро подобной вещицей никогда раньше не обладала. Затейливый изгиб полей подчёркивал прямые, как крылья ласточки, брови, делая их ещё чернее. А колышущееся перо придавало лицу вид задорный и слегка хулиганский.
— Только не говори, что ты такие подарки не принимаешь, — буркнул Рон. — Считай это компенсаций за моё не слишком рыцарское поведение в отстойниках.
Теург задумчиво глянула на собственное отражение. Даже боком повернулась, чтобы оценить себя ещё и с этого ракурса. Вообще-то, предметы гардероба от мужчин принимать действительно не полагалось, но…
— И буду считать! — решительно заявила Каро. — В конце концов, это ты виноват, что я без головного убора осталась. Ну, остаётся только спасибо сказать.
— Так говори, — посоветовал Мастерс, крутя в руках большую бутылку в ивовой оплётке и почему-то даже не возражая против своей предполагаемой вины.
— А я уже сказала, — заявила девушка, завязывая под шиньоном, но чуть сбоку, кокетливый бант.
И неожиданно для самой себе показала оборотню язык. Всё-таки, наверное, не зря говорили, что розовое носят исключительно безголовые пустышки. Вот и под черепом у «серьёзного специалиста» неожиданно стал ветер насвистывать.
— Хватит на себя любоваться. Иди сюда, будем плохое настроение заливать.
— Шляпку я не сниму! — предупредила Курой.
— Да по мне хоть горшок сверху надень, — заверил её в своей лояльности Рон. — Вишнёвица от этого хуже не станет.
— А что это? — кивнула теург на бутылку.
— Я же говорю: вишнёвица. Вишнёвая настойка. Исключительно качественный продукт. Только местные ягоды, тростниковый сахар и чистейший спирт. Спирт я у Яте беру. Он его ещё как-то дополнительно очищает. Чего ты так смотришь? Нет, перед этим не использует. А настойку моя мама делает.
— У тебя есть мама? — тяжело поразилась Каро.
— Не поверишь, есть, — кивнул Мастерс, выплёскивая из рюмки Курой херес и, не моя посуды, наливая густо-рубиновую жидкость. Себе он чашку из сушки достал. — Оборотни тоже не почкованием размножаются. Точнее, матерей у меня теоретически аж две.
