Глава одиннадцатая
Счастливая неудача: пилишь сук, на котором сидишь, и вдруг ломается ножовка.
По-настоящему тяжёлое утро бывает разным. Например, оно может начаться с приезда любимой тёщи или появления ещё более любимого налогового инспектора. Пробуждение от роты барабанщиков, решивших промаршировать прямо под окнами, тоже комфортным не назовёшь. Да и просто проснуться от того, что на голову кот прыгнул, не слишком приятно. Но самое кошмар — утро, когда в голове колотится всего одна, зато назойливая, а, главное, крайне актуальная мысль: «Что было вчера?».
Кстати, чаще всего колотится она на пару с дикой головной болью и желудком, решившим на белый свет посмотреть.
Не сказать, что такие пробуждения господину Россу были совсем уж чужды. Всякое в жизни случалось. Но подобных ощущений ему не доводилось испытывать уже лет так… много. Алкогольные приключения Алекс оставил в далёкой молодости, и возвращаться к ним в ближайшее время не собирался.
Вот только как-то само получилось.
— Ну вот, — голос Гиккори буравчиков впивался в воспалённый мозг. И от этого под черепом что-то лопалось, как будто туда пузырей напихали. Наполненных водой из сточной канавы пополам с конским навозом. — Решили мы, что надо территорию зачистить. Ты что-то там колданул, и всё здание факелом вспыхнуло. Пф! — и, считай, одни угли остались.
Вот ведь странность: вечером оборотень на ногах едва держался, отбивался аки лев от устроивших заговор косяков и мебели. Но сегодня провалами в памяти не страдал и выглядел довольно свежим. Брился, перед осколком зеркала, только иногда морщась, будто и у него в голове постреливало. Ну, рука у полицейского слегка дрожала. Оттого левая — уже побритая — щека украсилась царапинами, словно следователь пытался к кошке с неприличными предложениями пристать.
— А сторож? — утомлённо поинтересовался Алекс, измождённо растёкшийся по стулу.
Мокрая тряпка на лбу управляющего то и дело норовила съехать, поэтому альву приходилось её рукой придерживать. Оттого Росс напоминал трагического героя, страдающего от сердечных мук. Хотя как раз сердце, кажется, было единственным органом, решившим работать без перебоев.
— Честно говоря, про сторожа-то я и забыл, — покаялся инспектор, оттягивая сизоватую щеку — качество бритья проверял. — Но ты вспомнил. Вытащили мы его. И даже компот спасли.
— Какой компот?
Росс выглянул из-под полотенца — только одним глазом. Смотреть на Гиккори двумя никаких сил не хватало.
— Вишнёвый, — пояснил полицейский. — В общем, старикана мы там неподалёку в переулке усадили. Вместе с бутылкой. А сами сюда, в Управление убрались. Ты опять в окошко влетел, благо оно у меня только прикрыто. Ну а я так, ножками. Прихожу, смотрю — ты на полу валяешься, будто по башке получил, — собственно, у Росса складывалось точно такое же ощущение. Но упоминать об этом было лишним. — Я теряться не стал и влил в тебя полбутылки малиновой настойки.
— Зачем?! — простонал альв.
— Да просто видел уже такое же. Там, конечно, не лорд был — полукровка какой-то. Но вот точно как ты вырубился, когда энергию до донышка вычерпал. Медик тогда и сказал, мол, сладкого ему дать надо. А у меня из сладкого только эта настойка. Прости, варенья с джемами не держим.
— Зато имеешь в наличие неиссякаемые запасы дрянного алкоголя, — огрызнулся Росс.
— Ну, почему же неиссякаемы? — удивился инспектор, разглядывая бритву. — Вот, иссякли. Почти.
— Ладно, — Алекс попытался встать, но сумел только вытянутые ноги под стул сгрести. Тело пока отказывалось принимать вертикальное положение. — Всё это, конечно, хорошо. Но мне пора.
— Куда это ты собрался? — удивился Гиккори, обернувшись.
Лучше бы он этого не делал. Пока Росс только отражение полицейского видел, да и то часть — осколок зеркала всего с ладонь размером — выглядел оборотень неплохо. В живую куда как хуже. Глаза кровью налиты, словно у быка, под ними мешки, в которых вполне можно монеты хранить, физиономия жёлтая.
— Сдаваться, — коротко ответил Росс.
И всё-таки встал. Правда, пришлось за спинку стула держаться, покачивало альва заметно.
— Куда сдаваться? — не понял следователь.
— Правильно, — согласился Алекс, с облегчением садясь на стул. — Никуда идти не надо. Я уже тут.
— А если по элезийски объяснить, куда это ты рвёшься?
— Сдаваться, — с несвойственной ему бараньей упёртостью повторил альв. — Я же там нафонил как… Даже Каро меня найдёт с закрытыми глазами!
— А что, госпожа Курой такой плохой теург? — заинтересовался Гиккори.
— Теург она хороший, просто…
Росс стянул со стола мокрое полотенце, которое сам же и бросил, собираясь сдаваться идти. И утёр лицо, будто лишние слова пытаясь стереть.
— Ну, вот просто или сложно — я не знаю, — одарив мающегося альва долгим взглядом, оборотень вернулся к шкрябанью заросшей за ночь щеки. — Да только ты забываешь, что у полиции-то теурги ещё хуже. А то стали бы мы с вами вязаться? К примеру: есть у нас в Управление старикан, недавно перевели. Так он собственное имя не всегда помнит. И не факт, что на пожарище вообще нас вызовут. Скорее уж пожарные инспектора сами дело закроют.
— Там фон магический такой, что… — начал злиться Росс.
— И чего? — меланхолично перебил его Гиккори. — Ну, хорошо. Заметят они этот фон. Дальше? Уничтожено госучреждение с помощью магии. Это дело какое? Правильно, это дело государственной безопасности. То есть, гбэшники этим и должны заниматься. Пойдут в госдэп пожарники и?..
— И? — послушно переспросил Алекс.
— И дадут им там по шапке за то, что они подлогом занимаются и пытаются спихнуть на серьёзных дядей свою работу. Потому как учреждение государственное, конечно, но всего лишь занюханная комиссия. Кому это в голову придёт против неё магические диверсии устраивать? Здание старое, сторож тоже. А, может, он и не компот вовсе пил. Кто знает, чего у них там загорелось? Ты вот лучше возьми бумажку, да напиши. Так, мол, и так. Я, Алекс Росс, случайно прогуливающийся по улице Тридцати страждущих, приложил все данные мне Семью силы, дабы огонь не перекинулся на соседние здания. Пожарной команды дожидаться не стал, ибо не фиг.
— Вот так всё просто? — усомнился альв.
— А зачем усложнять? — криво усмехнулся Гиккори. — Пиши, давай. Это вы у нас чистенькие и правильные, на страже закона не стоите. А нам, этот самый закон охраняющий, привычно истину в самых неожиданных местах отрывать. На то она и истина!
— Не поспоришь, — покачал головой Росс.
— А ты и не спорь, — снисходительно посоветовал инспектор. — Лучше подумай, как теперь нам это барахло пристроить по-умному, — оборотень пихнул ногой учётную книгу, валяющуюся на полу. Валялась она не в одиночестве — под столом ещё штуки три лежало, да пара папок с сиротливыми тесёмочными завязочками. — Я их, конечно, только так, мельком глянул. Но, по-моему, интересное найти можно. Но это уж по твоей части. Меня от бухгалтерии тошнит.
— Ну, теперь понятно, почему у тебя физиономия зелёная, — хмыкнул альв, которому снисходительный тон следователя явно не понравился. — Куда я их пристрою? Бумаги фата ты в качестве доказательства отверг. А эти чем лучше? Тем более что они должны находиться в дотла сгоревшем здании?
— Эти лучше, потому что они с печатями и подписями, — делая ударение на последний слог, растолковал Гиккори, с менторского тона съезжать не собирающийся. — Думай-думай, ты лорд или не лорд? У вас от природы голова большая.
С этим бы Алекс и мог поспорить. В данный момент его голова не по воли природы пухла. Но подумать действительно стоило.
* * *
Яте аккуратно прикрыл за собой дверь лаборатории — не из любви к тишине. Просто боялся раздолбать её вместе с косяком, стеной и половиной конторы. Фея страдала. И от её тихих и жутко жалобных всхлипов деваться некуда, даже в кабинете у Алекса это щенячье поскуливание слышно. Разве что на улицу сбежать. А нельзя. Росс чётко сказал: «Остаёшься здесь и приглядываешь за ней!». И так перед боссом проштрафился — дальше некуда. Вот и будь любезен сидеть и сопли подтирать.
Потому что, собственно, тегу больше делать и нечего было. Побои, конечно, выглядели жутко. Но именно что выглядели. Никаких действительно серьёзных повреждение Курой не обнаружил. А синяки с ушибами заживали на нежной феечке, как на орке.
Но — видят Семеро! — лучше б уж она в коме валялась! Стенания заказчицы действовали на нервы, выматывали душу, капали на мозги. И доводили Яте до состояния невменяемости. Он вообще рыдания, особенно женские, с трудом переносил. А тут же даже не рявкнешь: больная, да ещё клиентка. Но, прежде всего, больная. На всю голову. Отравленная жестокой судьбой, трагической гибелью сестёр, отцом-тираном, равнодушным женихом и общей неустроенностью жизни.