– Дамиан… – дыхание вдруг стало рваным, и мне пришлось сесть на палубу.
Мужчина перевел на меня взгляд.
– Бабочка, – слабо улыбнулся он. – Кажется, Литин остался на пиратском бриге, когда мы отошли. Не могу ручаться, но рыжую голову Фелибра я видел там, когда «Анжель» начала отходить. Обычно они всегда рядом.
– И что может случиться, если они остались у пиратов? – затаив дыхание спросила я.
– Плен или смерть, – честно ответил мужчина, и я схватилась за сердце, понимая, что Дамиан не тот человек, чтобы сдаться без боя. – Если кто-то остался в воде, пираты тоже могли подобрать, – он снова смотрел на мадам Дэврон. – Мне нечем вас утешить, дамы.
– Всевышний, – прошептала я и встала.
Кажется, меня кто-то поднял на руки и снес по сходням. Я не обратила внимание. Потом мне что-то говорила мадам Дэврон, потом мы ехали в карете, после мадам Орле кружилась вокруг и вливала мне в рот вино. Все это проходило рядом, но не касалось меня. Я вновь плавала в каком-то вязком тумане, заглушавшем все звуки. Ничего не видела и не слышала. И все еще не могла осознать, что, возможно, больше никогда не увижу Дамиана.
Я пришла в себя на следующее утро. Проснулась и обнаружила, что лежу в кровати, обнимая подушку мужа. Она была мокрой, и я поняла, что много плакала. Глаза горели, что являлось свидетельством того же. Я отложила подушку и встала на ноги. Хаос мыслей начал успокаиваться и упорядочиваться. Сейчас мне пришло в голову, что еще не вернулся «Грозный». Кажется, на нем служит тот неприятный офицер Фост. Быть может, сегодня я услышу утешительные вести. С этими мыслями я умылась, оделась, собрала волосы в пучок и спустилась вниз.
– Вести были? – спросила я у Эрмина.
– Нет, мадам, – ответил он.
– Мы едем в порт, – произнесла я, но меня перехватила мадам Орле.
Она потащила меня за стол, практически приказав поесть. С трудом втолкнув в себя несколько кусков омлета и сделав глоток чая, я поспешила к дверям. Карета уже ждала меня. Эрмин открыл дверцу, и я села внутрь. Что было во мне сейчас? Только надежда, и ее свет озарял сумрачное нутро экипажа.
Всю дорогу я повторяла только одно слово, твердя его, как молитву:
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
«Грозный» уже стоял у причала. Карета еще не успела остановиться, как я выскочила из нее и побежала к кораблю. Я была не единственной. Здесь снова находилась мадам Дэврон, ее окружали женщины – те, что были вчера, кроме двух, чьи мужья оказались на «Непобедимом». Некоторых женщин я не знала, они оказались женами матросов. Мадам Дэврон, заметив меня, махнула рукой. Она была бледна, лицо опухло, и красные глаза ясно указывали на то, что женщина много плакала и вряд ли спала.
– Ада, как вы себя чувствуете? – заботливо спросила она.
– Благодарю, я держу себя в руках, – ответила я. – Есть известия?
Элина тоскливо взглянула на равнодушное море и тяжко вздохнула.
– «Грозный» подобрал еще нескольких человек, они держались на плаву благодаря обломкам «Анжель». Ни моего мужа, ни вашего среди них нет. Еще привезли изуродованные тела, но, хвала Всевышнему, наших мужей среди них нет также, – поспешила она добавить, как только я вновь схватилась за грудь. – И это хорошо, девочка моя, это дает надежду, что они выжили. Если наших мужчин пленили, то мы еще услышим о них, я уверена!
Я молча кивнула и отвернулась, чтобы уйти, но не успела сделать и нескольких шагов, как дорогу мне преградили.
– Мадам Литин, – я подняла голову и встретилась взглядом с господином Фостом. – Мне очень жаль, – сейчас на лице его было только участие. – Могу ли я чем-то помочь вам?
Я усмехнулась.
– Верните мне мужа, господин Фост, – сказала я и попыталась его обойти.
– Зовите меня по имени – Анселен, – попросил мужчина.
Я поджала губы и мотнула головой, показывая, что не желаю продолжать этот разговор. Мужчина вновь сделал шаг, преграждая мне путь.
– Мадам Литин, я не всё сказал.
– Что вам еще нужно от меня? – устало спросила я.
Он вдруг сник и отошел в сторону.
– Прошу прощения, вы правы, я бессилен. Но если вам понадобится помощь, я к вашим услугам, – сказал господин Фост и зашагал к своему фрегату, с которого на носилках выносили тела, накрытые засаленными простынями.
Ветер сорвал одну из простыней. Женщина в темно-синем платье, разговаривавшая с мадам Дэврон, взглянула в ту сторону.
– Эрве! – страшно закричала она. – Эрве!
Никто даже не пытался удержать женщину, когда она бросилась к носилкам. Ее вой отозвался в моей душе, и я, закрыв уши ладонями, бросилась к карете. Но вместо того чтобы сесть внутрь, я повисла на Эрмине, с силой стискивая его плечи. Рыдания разрывали мне грудь. Кучер неловко обнял меня. Он гладил меня по волосам, пытаясь утешить, но поток слез все не останавливался. Было страшно, так страшно, что мир для меня сузился до этого молчаливого человека, ставшего вдруг самым родным в чужом городе.
Не знаю, сколько мы стояли так. В карету я села только тогда, когда слезы закончились, и я почувствовала себя опустошенным сосудом. В сторону кораблей и жен других офицеров и матросов я уже не смотрела. Карета тронулась с места, увозя меня в осиротевшее жилище, где застыла, казалось, навечно могильная тишина, нарушаемая только тиканьем больших напольных часов, которые мы купили с Дамианом вскоре после нашего здесь поселения.
Дни слились в единую серую полосу. Осень, наступившая еще месяц назад и совсем не ощутимая недавно, теперь все чаще лила горючие слезы над Маринелем, еще более усугубляя тоску моего одиночества. Сколько слез я выплакала – не знаю. Они начинали течь по щекам сами по себе. И так же прекращались. Большую часть дня я сидела у окна, глядя на улицу, и шептала строки некогда написанного мне Дамианом стихотворения.
Кто видел бабочки полет?
Когда, порхая над цветами,
Сверкая легкими крылами,
Как будто душу призовет…
Выбиралась я из дома редко, чаще для того, чтобы узнать, нет ли новостей. Их не было. Начальник порта, кажется, уже чувствовал раздражение, когда я появлялась на его пороге. Тогда я стала ездить к мадам Дэврон. Мы подолгу сидели молча, пили чай, потом она что-то рассказывала мне про своего мужа. Я слушала, вяло улыбалась, пока Элина не начинала плакать. Это было тягостно. Тогда я перестала ездить и к ней.
Однажды, спустя почти месяц после трагедии, я оказалась в торговом квартале. Брела между лавками, чтобы развеяться. Это не помогало, потому что я везде видела Дамиана. Возле модного салона я вспомнила, как мы покупали ему новые рубашки. Мой муж дурачился, предлагая мне их мерить.
– Любимая, ты их носишь чаще, чем я, – смеялся он, припоминая мою стеснительность и то, что я часто хватала первое, что попадалось под руку, когда шла в умывальную комнату. Его рубашки отчего-то всегда лежали ближе.
– Ох, – всхлипнула я и поспешила дальше.
Но дальше была посудная лавка, где мы жарко спорили из-за какой-то чашки. Кондитерская, шляпный салон, мясная лавка… Всевышний! Это было невыносимо. В каждом уголке, на каждой улочке, в каждой витрине я видела Дамиана. Едва сдерживая слезы, я поспешила к карете, ждавшей меня в ста шагах.
– Если бы он не привез тебя, ничего бы этого не было, – услышала я и сначала не поняла, что говорят подобное мне.
Но, обернувшись, я обнаружила ту самую женщину, что доставила мне неприятные минуты в первый день нашего приезда.
– Все из-за тебя, – повторила она.
Ее спутник, как раз направлявшейся к ней из винной лавки, отрывисто произнес:
– Замолчи!
– Дамиан…
Звонкий звук пощечины огласил улицу, оборвав так и не высказанные слова женщины. Ее спутник – им оказался господин Фост – сверлил женщину злым взглядом. Она схватилась за щеку, а у меня не было ни сил, ни желания продолжать смотреть на них. Я развернулась и поспешила прочь.
– Мадам Литин, – меня догнал Анселен Фост. – Не обращайте внимания на нее, это глупая женщина.
– Она мне безразлична, – тускло ответила я.
– Ада, – мужчина взял меня за локоть, останавливая, – вам нужно развеяться.
Я скользнула по нему равнодушным взглядом, освободила свой локоть и села в карету, не спеша отвечать. Фост придержал дверцу:
– Позвольте мне завтра заехать за вами. Я сопровожу вас на прогулке.
– Это лишнее, – ответила я, дверца закрылась, и карета тронулась.
Он действительно появился на следующий день, но я отказалась принимать господина Фоста, и он ушел восвояси. Мужчина приходил еще несколько раз, но мой ответ был все тот же, и он отстал. А потом произошло то, что привело меня в сильнейшее волнение.
– Ада! Ада! – мадам Дэврон вбежала в мой дом.
Она находилась в сильнейшем возбуждении. Мне пришлось подать женщине воды, потому что, кроме моего имени, она не могла произнести больше ни слова.
– Что случилось? – спросила я.
