– Лена? – кашлянул рядом Добровольский, вырывая из плена странных мыслей. Лучше было бы думать о том, что посоветовала мама, но… разум отказывался обдумывать настолько дикие идеи. И волчица неожиданно «взбрыкнула» внутри: еще не набегалась, вволю не наигралась, чтобы о щенках думать. Тем более что и кто-то лучше может подвернуться?..
«Эк ее бросает из крайности в крайность! – успела подумать я, поймав последнюю мысль, прежде чем переключилась на Андрея. – Не напрасно, видимо, говорят, что во время течки волчиц тянет на самые неожиданные «авантюры»».
Но не зря белый все эти дни учил и на личном примере показывал, что мы – все же не животные и должны уметь подавлять подспудные звериные порывы и управлять своими эмоциями. Поэтому, задавив в зародыше чувство раздражения – мы с Андреем в «одной лодке», а это важнее взбалмошного сумасбродства моего зверя, спокойно спросила:
– Все слышал? – Вопрос был из разряда риторических. Добровольский ожидаемо кивнул.
Я встала, размышляя о том, сможет ли он что-нибудь мне сейчас пояснить.
Пока рядом с Андреем шла к машине, не думала вообще ни о чем. Взгляд скользил по спешащим домой людям, следил за медленно наступающими сумерками, за светлыми прядками волос мужчины, изредка под действием легкого ветерка взмывавшими вверх. В голове была пустота, в душе предчувствие чего-то… сокрушительного. Не знаю почему, возможно, из-за странной перемены в Андрее или из-за ощущаемой сейчас в нем скованности, но я уже не хотела задавать вопросы. Малодушно и безответственно. И все равно знала, что придется. Вряд ли после сообщения об отце и брате меня сможет что-то пронять… Впрочем, кто знает?
В квартиру мы не поехали. Поняла это, когда Добровольский свернул на загородное шоссе. И все молча, не посоветовавшись со мной и не размениваясь на пояснения. Разговору быть! Приехали к речке.
«Странный выбор! Почему не в лес?» – но спорить не стала, просто молча выбралась из салона авто и, мягко ступая и принюхиваясь к ароматам влажного берега, пошла следом за Андреем.
Он дошел до самого края берега, где резкий обрыв уходил вниз, к небольшой речушке. Остановился. Скинул пиджак и бросил его на землю, примяв весеннюю траву.
– Садись, – не оборачиваясь, скомандовал мне.
Подчинившись, присела на одну полу пиджака, оставив другой край для белого. Но он присоединяться ко мне не спешил. Задрав голову, всматривался в даль, как-то напряженно сжимая губы. Наконец, передернул плечами, взглянул на часы на запястье, сел рядом. Стало почему-то тревожно: белый явно решал, стоит ли со мной говорить.
– Ты, конечно, хочешь знать, кто такие Волконские? – Я молча кивнула, зная, что он почувствует. – Была когда-то такая малочисленная семья. Ничем особым они знамениты не были, разве что предками. Они – дальняя ветвь изначальных. Потому, кстати, и были малочисленны.
Изначальных? Ого! Из тех времен, когда все мы появились на Земле. И люди, и… не люди. Почему? Кто знает. Решение природы: взяли и возникли два разных вида – оборотни и люди. Мы вроде бы возникли раньше, но это несущественно. Машину времени никто не придумал, потому доподлинно не известно, как оно все получилось. Но древние предания рассказывали об «изначальной семье» – наших прародителях. Когда-то давно все об этом знали, даже гордились примесью крови изначальных. Только с тех пор столько воды утекло, столько смешалось… Сейчас это не считалось актуальным: каждый мог с высокой долей вероятности утверждать, что и в его крови где-то кое-чего «примешано».
– Были? – Я почувствовала, как на этом слове дрогнул его голос. – И почему «кстати»?
Андрей, протянув руку, сорвал высохшую трубочку прошлогодней травинки, еще не забитой свежей зеленой порослью, покрутил ее в руках и прикусил.
«Травоядный!» – при других обстоятельствах я бы обязательно его подколола, но сейчас какое-то гнетущее предчувствие не позволяло шутить.
– И есть, как выясняется, – он впервые с момента, как мы вышли из кафе, посмотрел на меня, заставив напряженно сглотнуть. – Истинные носители крови изначальных, по крайней мере сколько-нибудь значительной ее части, были больны. Именно этот факт и служил неоспоримым подтверждением «величайшей» наследственности.
– Больны? – недоуменно переспросила я. О таком не слышала…
– Да. Когда-то они слишком возгордились. Мнили себя сверхсуществами по сравнению с людьми, намерены были сохранить «чистоту крови». Поэтому любая вязка между парами допускалась только внутри семьи. Как следствие – вырождение и набор ослабляющих болезней. И те рода, что произошли от изначальных и переняли их манию, постигла аналогичная участь. Выжил наш вид лишь благодаря тому, что не все были столь повернуты на величии. Но Волконские, увы… – Добровольский красноречиво пожал плечами.
– И я? – потрясенно уставившись на оборотня, не верила своим ушам. – Ты хочешь сказать, что я чем-то… больна?
– Нет. Женщины – носители, болеют мужчины.
Вздрогнув, непроизвольно отшатнулась. Получается, под прямой риск попадает мое потомство? Знал ли об этом Фирсанов, когда всякий раз при течке изолировал меня от самцов стаи? И не потому ли меня «отобрали» для белого? Какой шанс «занести заразу» в сильнейший клан! И мама советовала с ним повязаться. Почему? Или, наоборот, именно после появления Андрея клан бурых всячески стремится ликвидировать кого-то из нас до возможной вязки? И не означает ли это, что на боях один из нас неминуемо должен погибнуть? Голова от вопросов шла кругом.
– А что за болезнь?
– Ускоренное старение. По сути, в возрасте молодого самца, которому уже можно впервые бороться за интерес самки, они были уже очень стары. Там и речи не шло о возможности конкурировать со здоровыми и молодыми.
– И мой отец…
– Скорее всего был болен. И это означает, что его нет в живых, – прищурившись в своей манере, жестко пояснил белый.
– Почему-то надеялась, что он у медведей, – непроизвольно созналась я в тайной думе. – Зачем тогда спешить к ним?
Я невольно выдала вслух вопрос, адресованный, скорее, маме. Андрей отвел взгляд, натолкнув меня на мысль, что сейчас будет не совсем откровенен.
– Там… безопаснее, – выдержав небольшую паузу и взъерошив пятерней светлую гриву на макушке, наконец буркнул он. – И наверняка есть какая-то информация…
А он не так уже и хочет, чтобы я оказалась на территории медведей, хотя несколько дней назад сам предлагал этот вариант!
– С чего ты это взял? – задала прямой вопрос.
Белый громко хмыкнул и пожал плечами:
– Надо знать этих «разумных» медведей. Единственный подвид оборотней, что сумели сохранить изначальное общественное устройство. А еще не стоит вестись на их внешнее тугодумие и неуклюжесть. Они, может быть, в чужие дела, как другие, не лезут, но наблюдают за всем и… многое помнят, – и уже немного в сторону буркнул: – К несчастью.
– Помнят что-то связанное с моим отцом? – озадачилась я.
Андрей, глядя на воду, что в наступивших сумерках серебрилась и плескалась метрах в двух под нами, кивнул.
– А какой в этом смысл? – решила я допытаться до истины. – Получается, я – последний отпрыск «прокаженных» волчьих родов, живой эволюционный тупик. Что мне даст рассказ о печальной судьбе моего отца? Видимо, он смог найти у них убежище и там же провел свои последние дни.
– Медведи очень консервативны, – вздохнул Добровольский, – и продолжают существовать в рамках изначальной монархической иерархии с очень жесткими законами и предписаниями. И дело не в печальной судьбе твоего отца, а в том, кем он был. Последним представителем, в ком текла кровь изначальной семьи. Так что, с точки зрения медведей… ты – наследница.
И Андрей, слегка склонив голову, бросил на меня косой острый взгляд, блеснувший звериной силой. У меня же в буквальном смысле челюсть рухнула на грудь, последняя новость заслонила даже мои горестные чувства относительно своей абсолютной никчемности.
– Я – наследница?! – мрачно расхохоталась. – Это шутка? Признайся! Наследница чего?
Но белый почему-то не смеялся. Сидел и сверлил меня странным, каким-то настороженным взглядом.
«Наверное, боится, что я совсем скачусь в истерику? И правильно! Я сама этого боюсь».
– Ты серьезно? – я двинула Андрея локтем. – Может быть, опасаешься, что брошу вызов тебе, как фактическому наследнику рода, захватившего власть?
Представив собственные перспективы в упомянутом случае, зашлась в диком хохоте и не сразу сообразила, что Добровольский все еще молчит.
– Ты меня боишься? – взяв себя в руки и сделав «страшные глаза», сумела я поддеть оборотня.
Он вздохнул. Глубоко так, с медленным выдохом.
– Лена, ты не понимаешь всей ситуации. В данных обстоятельствах тебя могут использовать для разжигания войны между кланами. А что до власти – мы взяли то, что смогли взять. Если кто-то хочет и может отнять ее у нас – пусть попытается. Но все это не избавляет нас от проблемы.
