Так что же было раньше?
И на грани озарения Иннис понимает – Алекс всю жизнь был наполовину демоном, наполовину человеком. Это рвало его на части. И полудемоническая часть возвращаться не хотела. А вот человеческая…
– Домой!!!
И с последним ударом затухающего сердца серая мгла сменяется черным вихрем. Но даже это – лучше холодной липкой бездны, в которой Иннис чудится вой разочарования.
Грань не хотела отпускать свою добычу.
* * *
Иннис открывает глаза.
Над ней потолок. Спина ноет – полежи-ка на алтаре, еще не то и не так заболит.
Но самое главное…
Ее рука по-прежнему крепко связана с рукой мужа – и та живая, теплая, чуть подрагивающая… девушка медленно поворачивает голову.
– Алекс?
– Инни…
Голубые глаза глядят с такой любовью…
– Родная моя…
Поцелуй вышел долгим и крепким, невзирая на клыки. И может, и перешел бы во что-то иное, но…
– Марта?!
Лента разлезается под когтями полудемона, а супруги скатываются с алтаря на пол.
Марта лежит там же, где и стояла.
В груди торчит ритуальный кинжал, лицо спокойное и умиротворенное.
Она знала, на что идет. И знала, что ее сын жив. Остальное было уже неважно.
Алекс опускается на колени рядом с телом, касается кинжала.
– Мама… мамочка…
И Иннис окончательно уверяется – она вытащила того, кого надо. Она опускается рядом с ним, вытирает слезинку.
Марта, почему ты не сказала?
Голос слышится, словно в ответ на ее слова.
* * *
То, что было после удара, я помню плохо.
Помню серое марево, в котором блуждал, не видя ни начала, ни конца.
Помню голос Иннис, на который пошел, продолжая на что-то надеяться.
И помню, как Иннис вцепилась в меня.
А потом – алтарь. И тело Марты.
Моей нянюшки.
Что уж там – моей второй матери…
В груди что-то жжет и давит так, что нет ни сил, ни возможности дышать.
Больно, тошно, тоскливо…
– Мама, мамочка…
Марта лежит в моих руках.
Спокойная, умиротворенная, в смерти она улыбается такой хорошей доброй улыбкой. И когда звучит ее голос, я вздрагиваю, едва не уронив на пол тело.
– Все хорошо, сынок. Теперь все хорошо.
– Мама?!
Я оглядываюсь по сторонам, но голос ее звучит изо рта змеи.
– Не ищи меня, сынок. Меня здесь уже нет. Я ушла. А это – это просто голос. Просто память. Если я все сделала правильно и ты вернешься в свое тело – ты услышишь мои слова. Хотя – почему если? Я верю в тебя. И верю в Иннис. Эта девочка тебя любит. Именно поэтому, пока над тобой колдовал маг жизни, я поспешила сюда.
Мне надо было сделать так много!
Вложить в уста змеи мои слова, подготовить место для ритуала… я справилась. Не вини себя – нет такой жертвы, на которую я не пошла бы ради тебя. Когда-то мы мечтали вместе с Мишель. Мы знали, что рожать будет она, а воспитывать – я. Что у нашего сына будет две мамы.
Так все и вышло.
А теперь будь счастлив за нас обеих.
Я знала, что за заклинание применили против тебя. Оно вырывало душу из тела. И я могла сама пройти за грань, но тогда умерла бы Иннис, потому что ты любишь ее. Или я могла провести ее, расплатившись своей жизнью. Так правильно. Кого-то грань отпускает, но плату берет равноценную. Жизнью. Я этот счет оплатила и закрыла. Живи, сынок, и будь счастлив. И выполни, пожалуйста, мою последнюю просьбу. Я хочу лежать рядом с Мишель. Кажется, все…
Голос меняется. В нем появляется легкая ирония, так неуместная в устах пресмыкающегося.
– Знаешь, сказать надо так много, а времени и сил так мало… Но я обойдусь. Я умею ждать. Я люблю тебя, малыш. До нескорого свидания.
Голос затихает. И только когда Иннис осторожно вытирает мне щеки, я понимаю, что плачу, плачу навзрыд, словно сопливый мальчишка.
Я знаю, что надо положить тело Марты на алтарь и идти наверх, что пора показать народу короля, но у меня просто нет ни на что сил. Мне больно и тоскливо.
Рядом плачет жена, обвивается вокруг ног змея, а я все думаю о странной и жестокой игре судьбы.
Жили-были две девочки.
Обе оказались магами, обе оказались в тюрьме, обеих пытали, от обеих отказались близкие… и что же?
Они озлились на весь мир?
Они решили отомстить?
Они стали убивать?
Опять нет.
Одна из них отдала свою жизнь, чтобы я мог родиться. Мстила ли она или просто знала наперед, что ждет Раденор с таким королем, как Рудольф? Не знаю.
Вторая отдала свою жизнь, чтобы я смог вернуться и жить дальше.
Когда-то в детстве я думал, что у меня нет матери. А оказалось, что у меня их две. И понял я это в тот день, когда лишился обеих.
И плохо утешает тот факт, что Марта знала о моей любви. Нам всегда кажется, что мы недолюбили, недоговорили, недодали понимания и участия – и почему-то осознаем это, только когда их нет рядом? Почему?!
В сердце словно что-то надрывается.
Серое безразличие? Холод?
Это уже не для меня. Это осталось там, на грани. Мишель родила меня полудемоном. Марта сделала меня человеком. А я и не видел…
Больно, так больно…
Обещаю, больше я таких ошибок не совершу.
Не стану недооценивать врага, постараюсь проводить побольше времени с детьми и женой…
Это потом, когда мы поднимемся наверх. А пока я просто стою на коленях и плачу. И если мне кто-то скажет, что это недостойно мужчины – я его даже не убью. Мне просто слишком больно сейчас.
Рядом так же тихо плачет Иннис…
* * *
Мы с ней хороним Марту на кладбище Торрина.
Там, под белой плитой, лежит Мишель. Там же, рядом с ней, бок о бок, положат и плиту черную.
И напишут – Марта Фейль.
Пройдут века, надпись сотрется, сотрется и память. А плиты останутся. И никто не разлучит двух сестренок. Они заслужили свой покой.
Рик и Анри плачут, не скрывая слез, тетя Мира вообще слегла, Рене и Касси расстроены, маленький Рик неспокоен на руках у Иннис.
– Что дальше? – спрашивает Анри, когда на могилу падает последняя лопата земли.
Я пожимаю плечами.
– Дальше то, за что было уплачено. Жить. Рожать детей, воспитывать их, править королевством…
– Любить и радоваться жизни.
Иннис тихо подходит и становится рядом.
– Да, и это тоже, – я привлекаю ее за плечи к себе.
– А сын?
– Пусть побудет здесь – до года. Потом я заберу его во дворец. Придумаю как.
Иннис согласно кивает.
– Девочки пусть тоже собираются. Пора их выводить в свет, искать женихов… жизнь продолжается! А смерть… некроманты мы или нет? Когда-нибудь мы с Мартой обязательно увидимся.
Я подхожу к могиле, опускаюсь на колени – напоследок.
– До свидания, мама…
И вспышкой – сквозь миры и пространство! До боли в полуослепших глазах, до искр, до шока…
Больше всего это похоже на поляну.
Большую, зеленую, поросшую мягкой травой, в которой виднеются головки ромашек. И две девушки на ней.
Одна – невысокая, светленькая, смеясь, плетет венок, вторая, с длинными черными косами, подает ей цветы. И вскоре венок оказывается у нее на голове.
– Так-то лучше…
Сияние солнца, смех, кусочек покоя… и когда вторая девушка на миг оборачивается – я вижу лицо Марты. И озарением узнаю в светловолосой – Мишель?!
На портрете она совсем иная. А здесь – счастливая.
Правда ли это?
Или нет?
Оглядываюсь.
Меня вежливо оставили одного на кладбище. Но сейчас мне уже спокойнее.
Они – там, далеко. И они счастливы, я знаю. А будем ли там и мы с Иннис?
Если окажемся достойными.
Что ж, я постараюсь.
– Мама, а что было потом? – Маленькая девочка требовательно смотрит на женщину, которая рассказывает ей сказку.
– А потом они жили долго и счастливо. Заговорщиков уничтожили, чтобы такое больше не повторялось. И его величество стал править долго и справедливо.
– Вместе с женой?
– Конечно. Нельзя ведь оставлять тех, кого любишь. С ними надо быть рядом.
– А некромантов по-прежнему ненавидели? – Вторая девочка думает не о любви, а о чем-то еще.
Близнецы, а такие разные? День и ночь.
– Король сказал, что случившееся с ним – из-за проклятия. Если его народ не хочет, чтобы ими правил такой король, он поймет. И когда его сын вырастет, уступит престол ему.
– И уступил?
– Народ не согласился. Все решили, что это очень романтично – пожертвовать собой и троном ради любви. Так что никто его не отпустил. Ни в какое изгнание.
– А у короля с королевой потом были дети?
На этом месте я решаю вмешаться.
– А спать тут никто не собирается?
Лучше бы и не вмешивался. От визга хочется зажать уши.
– Папа!!!
– Папочка!!!
И на шее у меня повисают два мелких визжащих комочка.
