– Мальра, я пойду пока. Порасспрошу соседей, вдруг кто про отца слышал?
– Да все слышали, – ответила хозяйка. – Они ведь как защищались! Улицу перекрыли, положили кучу врагов. Просто кучу… вот те озлились, дом-то и подожгли.
– А люди? Что, убили всех?
– Вот это не знаю. Это соседи рассказывали, я там не была.
– Все же пойду, расспрошу.
Она сразу пошла к дому. Подумала – может, не все здание сгорело? Может, если обойти, посмотреть… хоть какой-то угол, подсобка. Если там найдется хоть какое-то укрытие, следующую ночь она проведет под своей крышей… в последний раз.
Через окна фасада она видела обрушившиеся балки и куски крыши. Но с другой стороны все казалось не так безнадежно: сохранилась даже черная дверь на кухню.
Ильра зашла. Там, внутри, в глубине развалин что-то, наверное, еще тлело, потому что воздух был горячим и сухим. Под ногами густо лежал пепел.
Сощурилась. Стараясь не испачкаться, прошла немного вперед. Но дальше хода не было. Крыша рухнула вся, целиком. Рухнул и весь второй этаж. Видны только черные обгорелые балки да свинцовое небо меж них.
Вот и все. И нет у тебя больше дома. Ничего больше нет…
Она вышла на улицу. Расспрашивать людей о ночной осаде гостиницы было страшней всего – ну как скажут, что Добряк Виль погиб? И что тогда?
Но никто ничего толком не знал.
Старый приятель Виля позвал Ильру пообедать. Он участвовал в этой заварухе и клялся, что когда здание загорелось, Виль был еще жив. Они даже вынесли из огня какие-то вещи. Но потом пришли солдаты, и стало ясно, что бой будет проигран. Все, кто защищал баррикаду и гостиницу, отступили, как было оговорено, по разным улицам. С тех пор он никого из друзей не видел. Зато видел развалины и искренне Ильре сочувствует. И если ей некуда пойти, он может приютить ее у себя.
В тесной комнате было не прибрано. Кровать здесь была только одна, она же заменяла хозяину стул: приятель Виля жил бобылем.
Когда вышла на улицу, начинался вечер. Людей стало больше, открылась хлебная лавочка. На площади спешно достраивали помосты. Подле них уже стояли люди.
Значит, будет казнь. Надо уйти отсюда побыстрей… или остаться? Вдруг там, среди заключенных, и ее отец? Хотя бы попрощаться…
Потом оказалось, что площадь покинуть у нее и не вышло бы. Завоеватели не теряли время, обходили дома, силком выгоняя людей на улицу. Ровно так, как в самом начале вела себя Инквизиция. Люди по привычке выходили.
Ильра не стала толкаться в толпе. Она боялась казней. Осталась стоять чуть в стороне, за спинами любопытных. Сунула руки под мышки, сжалась, пытаясь унять озноб.
Кружилась голова, то и дело накатывал кашель. И даже опереться не на что. И не присесть. Лица людей, фигуры, все расплывалось. Но взгляд почему-то все время возвращался к помостам.
Вот появились те, кто будет вершить казнь… и те, кто будет на нее смотреть с высоких, привилегированных мест. Вот если бы вся эта толпа сейчас взяла в руки камни… да если бы начала кидать в них…
Ильра даже зажмурилась, представляя, как бы было славно…
Но никто, конечно, камней кидать не стал. А потом она даже подумала, что есть в мире справедливость. На помост вывели троих монахов. Их белые одежды были изодраны, испачканы землей и кровью. Выглядели они жалко. Особенно первый, который без посторонней помощи не мог стоять. Ильра пригляделась и поняла, что знает еще одного человека на этом помосте. Вон он. На отдельной лавочке подле кафедры инквизитора…
Зря переживал брат Рузан. Такие подлецы и предатели, как Дальгерт Эстан, выкручиваются из любой ситуации.
Она подула в замерзшие кулаки. Толпа подалась вперед, к помостам, увлекая ее за собой, и она побрела. Сопротивляться не было сил. Хотелось тихонько лечь и умереть…
Первым был монах, которого вчера вздергивали на дыбу. Старик в черном балахоне занудно зачитал короткое обвинение. Вынес приговор.
– Казнь через расстрел. Приговор будет приведен в исполнение немедленно инквизитором Эстаном.
Дальгерт на негнущихся ногах подошел к кафедре. Поднял взгляд на жертву.
Показалось? Или этот полуживой священник ему едва заметно кивнул?
Не показалось. Смотрит из-под редкой челки и шевелит разбитыми губами. Хочет что-то сказать? Попросить?
– По нашему обряду… – хрипло сказал Дальгерт, – могу я… подойти…
– Никогда еще не приходилось убивать, а? Инквизитор?
– Казнь еретиков осуществлялась светской властью, – ответил он.
– И что? К каждому будешь подходить? Он плюнет тебе в рожу – и будет прав.
– Не знаю.
– Ладно. Пойдем.
Священник был немолод. Ночь, проведенная в монастырских застенках, еще добавила ему возраста. Будто перед Дальгертом глубокий старик.
Руки с вывернутыми суставами висели плетью вдоль тела. Но стоял священник сам. Его лишь чуть поддерживал молодой схармат, и был от этого явно не в восторге.
А вот глаза монаха смотрели остро и внимательно.
Даль не знал, что сказать. Зря он вообще сюда пошел. Чтобы время потянуть? Смешно.
– Знак Спасителя… возьми. Передай…
Дальгерт протянул руку, вытянул на свет висящий на шее священника массивный деревянный символ. Не было на нем ни единого камушка, ни кусочка ценного металла. Поэтому схарматы на него и не позарились.
– Кому?
– Тому святому отцу… лысому… который терпеть не может своих учеников… передай, что луна ушла… серая…
– Как его зовут?
– Передай, я раскаиваюсь.
«Кому? Кому передать? Какому святому отцу? – Мысли Дальгерта метались, а руки меж тем очень осторожно сняли с шеи священника знак и поднесли к губам. – То я делаю? Нет? Хедин, что дальше?»
– Я передам.
– Главное теперь – не промахнись.
Последнее он сказал твердо. И с какой-то такой интонацией, что Дальгерт без слов вернулся к кафедре. Взял арбалет. Не промахнись…
Дальгерт не видел, как сорвалась толстая арбалетная стрела, но слышал, как выдохнула толпа. Он знал, что не промахнется.
Не промахнулся и во второй раз, и в третий.
– Ну, вот и все, – довольно сказал старик. – Теперь дай поупражняться другим…
– Я вижу еще одного священника, – очень тихо сказал он. – Убежал, поменял сутану на одежду горожанина. Зовут брат Евхарт. Вон он стоит, в первом ряду. Единственный, кто положил руки на помост.
– Ты его ненавидишь?
– Да. Согласитесь, это очень маленькая просьба…
Евхарт почему-то в тот момент стал средоточием всех зол.
Старик незаметно подозвал распорядителя, шепнул ему что-то.
– А ты садись, садись пока. Тебя позовут.
Даль, ничего не видя перед глазами, сел. Уж лучше бы сегодня казнили его самого…
Руку кололо. Он опустил взгляд: святой знак. Стрела, перечеркнутая крест-накрест. Как он сказал? Передай тому святому отцу, который ненавидит своих учеников… Не Евстатиану же. Евстатиан не лысый. И уже умер…
Он говорил, как будто хотел скрыть от старика и второго схармата имя священника. Зачем скрывать?
Вопросы всплывали и так же медленно ложились на дно. Дальгерт даже не пробовал искать на них ответ. Словно это был уже не он, а какой-то совершенно другой человек. Священник из госпиталя, Даль не знал его имени и теперь уже не узнает, все время вставал перед глазами. Что означает – луна ушла? Почему он раскаивается? В чем?
Когда замертво упал третий священник, Ильра поняла, что стоит, закрыв лицо ладонями, и все равно смотрит. Ни отвернуться, ни убежать, как в дурном сне. Всего минуту назад она еще надеялась… почему-то надеялась, что в этом человеке осталось хоть что-то от прежнего Даля. Того, который пришел в «Воронье гнездо» чуть больше двух лет назад. Веселый, нищий, открытый. А может, он уже тогда умел предавать? Так же спокойно и деловито, как сейчас предавал слуг Спасителя?
Она смотрела, как уверенно, медленно Даль подошел к черному старику, обменялся с ним несколькими словами, положил оружие. Сел.
Неужели он не понимает, что только что сделал? И ради чего? Неужели только ради того, чтобы спасти свою никчемную продажную шкуру?
Виски ломило, не было ответа на вопросы. Одно желание – перестать видеть… и слышать… забыть. Оставить в памяти только того, прежнего…
Вот поднялся со скамьи еще один человек. Тоже взял арбалет. Вывели троих арестованных. Эти вели себя иначе, чем монахи. Пытались вырываться, корчиться, охрана их удерживала с трудом. Одного такого буйного они даже приковали к стене цепями, чтобы не мешал целиться непривычному горожанину…
Толпа замерла в ожидании.
И в этот момент тишины она очень ясно услышала тихий оклик:
– Ильра! Ильра Зэран! – позвал кто-то рядом изумленно и радостно.
Обернулась. Неподалеку от нее стоял человек, которого она не видела уже лет пять или шесть. Человек, когда-то в одночасье пропавший из города. И вот вернувшийся в тот самый момент, когда ей уже казалось – в мире остались только одни чужие, незнакомые люди.
– Лек! – прошептала она, мгновенно забыв о том, что творилось на помосте. – Лек…
