Впрочем, возможно, сила истинной Тьмы была и ни при чем. Вполне могло быть и так, что Орхис, скованный властью Хроноса, просто не мог более снабжать энергией амулеты, которые в результате превратились в простые безделушки. Это был бы оптимальный вариант, поскольку в этом случае появлялась возможность в полной мере использовать силу наиболее могущественного из будущих союзников – Висса. Перед ужасающей мощью Мертвителя, не блокированной антимагическими амулетами, любое государство, любое, сколь угодно большое количество войск были совершенно бессильны.
Впрочем, надейся на лучшее, а рассчитывай на худшее. Пора было спешить в Онер. Олег расправил восстановленные крылья и попробовал взлететь. Затем встал, залечил сломанную при падении с четырехметровой высоты руку и попробовал еще раз.
Увы. Небо не для мертвецов. С пятой попытки Олег все же примирился с этим фактом. Крылья, надежно держащие в поднебесье демона, пока он был жив, улавливая малейшие потоки ветра и подстраиваясь под них, сейчас, после смерти, как и все остальное тело, потеряли всякую чувствительность, а простого механического махания оказалось совершенно недостаточно для полета. Вставая и восстанавливая тело после очередного падения, Олег понял это совершенно четко. Потерянная радость полета попала в и без того немалый счет, который он в ближайшее время собирался выставить властительнице Фенриана.
Однако надо было все же как-то двигаться. Мысль о передвижении на своих двоих Олега совершенно не устраивала. Конечно, можно было бы убить какую-нибудь лошадь (живые кони сходили с ума, только почуяв близость нежити, и уж, конечно, ни в коем случае не позволили бы личу сесть на себя) и, подняв ее в качестве зомби, ехать на ней, но – увы, лошадей поблизости не было.
Еще при приближении Олега к лагерю умные животные, которых не тронули насланные Олегом тени (неразумные создания были непригодны в пищу этим странным порождениям темной магии и потому полностью ими игнорировались), оборвав привязи и разбив стойла, умчались как можно дальше. Ловить же их по окрестным перелескам у Олега не было ни сил, ни времени, ни желания.
Впрочем, думал Олег недолго. Да, мертвых лошадей нет. Но зато есть целая куча других мертвецов. И нет ничего, что запрещало бы Олегу воспользоваться их услугами.
Он подошел к делу творчески. Вернувшись к кургану, где произошло побоище, он для начала отыскал командира и поднял его в качестве умертвия. Подумав, поднял еще десяток как телохранителей. Одиннадцать умертвий – вполне серьезная сила. Достаточная, чтобы, невзирая на возможные случайности, добраться до Вельминта и передать Аталетте «радостное» известие о возвращении Олега.
– Пусть готовится, – зло усмехнулся себе под нос Олег, глядя, как умертвия быстрым бегом движутся в сторону столицы Фенриана.
Затем он прошелся по кургану и, набрав с десяток тел, безжалостно свалил их в кучу. Спустя час упражнений в черчении (а вы попробуйте нарисовать правильную гексограмму на неровном склоне холма, имея в своем распоряжении в качестве инструментов лишь когти, несколько мечей и обломки копий), бормотании заклинаний и грязных ругательств, ему наконец-то удалось создать некое подобие лошадеобразной костяной химеры.
Выглядело это его творение довольно убого, больше всего походя на какого-то давно умершего паука, воссозданного из как попало срощенных человеческих костей, однако имело достаточно удобную для несения седалища Олега спину и восемь длинных ног, обеспечивающих скорость движения, значительно превосходящую скорость пешехода и даже лошади. Ну а большего от созданной Олегом химеры, в общем-то, и не требовалось.
Вскарабкавшись на услужливо подставленную спину немертвой твари, Олег огляделся. Давно рассвело, туман, поднявшийся было перед рассветом, осел на сочную луговую траву, и вдалеке над полем заливисто пели птицы.
Впрочем, ни один из пернатых певцов не рисковал приближаться к бывшему кургану, ныне до краев напитанному смертной, темной силой. Взглянув на валяющиеся тут и там тела гвардейцев, так и неиспользованных им, Олег заметил, что то у одного, то у другого вдруг, без всякой видимой причины, начинали шевелиться конечности. Иногда мертвецы даже приподнимали головы, глядя на Олега пустыми бессмысленными глазами.
По всей видимости, количество некроэнергии, сконцентрировавшейся на этом кургане после множества примененных Олегом заклинаний, оказалось достаточным для самопроизвольных поднятий. Еще немного, и следующей ночью эти мертвецы восстанут тупыми, никому неподконтрольными зомби и пойдут во все стороны, убивая любое живое существо на своем пути.
По въевшейся в плоть и кровь привычке некроманта всегда убирать за собой, Олег поднял было руку, готовясь произнести заклинание рассеивания, которое развеяло бы скопившуюся здесь некроэнергию и упокоило начавшую пробуждаться нежить. Впрочем, он немедленно одернул себя.
– Пусть это будет моим первым подарочком тебе, Аталетта. – С этими словами он произнес простейшее из заклинаний поднятия и скомандовал своему скакуну «Вперед!», направляя его в сторону Онера.
За его спиной медленно поднималась сотня зомби. Покрутив головами, они безошибочно определили местонахождение ближайшей деревни и нестройной толпой, медленно, но верно, начали ковылять в ту сторону, подгоняемые единственным чувством, которое еще могли испытывать их мертвые тела, – чувством голода!
* * *
Шел обычный приемный день. Как всегда по средам, Ее Величество наследная владычица Фенриана Аталетта Первая Крэгхист принимала прошения своих подданных и вела суды. Слушалось дело барона Извора, поданное им против графа Кольбаха.
Отец означенного графа имел привычку наведываться в одну из принадлежащих барону деревень, расположенных на границе с графством, активно осуществляя там «право первой ночи», впрочем, и не только первой. Барон в принципе не имел ничего против: старый граф был мужчиной видным, и его дети могли значительно улучшить крестьянскую породу, что спустя двадцать лет и произошло. Ныне почти половина крестьян в деревне «Большие Сись…» (тут барон, излагавший суть дела, смущенно примолк, кинул извиняющийся взгляд на Аталетту и поправился: «Деревни Красивая грудь») были, как на подбор, высокие, сильные, с ясными голубыми глазами и аристократическими чертами лица. Ну а женщины там издревле отличались весьма приметной для мужского взгляда статью, что и было отражено в названии деревни.
Однако новый граф, его сын, заявил, что, поскольку значительная часть крестьян в этой деревне ныне являются его кровными родственниками, буквально-таки единокровными братьями и сестрами, то он просто обязан принять деревню под свое покровительство, что и осуществил самым беззаконным образом, пользуясь значительным преимуществом в виде куда более сильной, нежели у барона, дружины, и, более того, совершенно перекрыл доступ к означенной деревне самому барону, что уж и вовсе ни в какие ворота не лезет!
Посему он, барон Извор, и припадает к ногам всемилостивейшей владычицы с просьбой помочь в возвращении его законного имущества, а заодно в качестве возмещения его моральных терзаний передать ему ныне принадлежащую графу деревеньку Малый Ух, расположенную неподалеку.
Выслушав истца и ответчика, в качестве доказательства своей правоты привезшего из данной деревни местного кузнеца и еще пару крестьян, как две капли воды похожих на самого молодого графа, Аталетта поинтересовалась, а уделял ли сам барон, в те времена, когда деревенька находилась в его владении, достаточное внимание молодым крестьянкам?
В ответ барон, сильно смущаясь, заметил, что, увы… К сожалению, его батюшка в свое время чересчур часто гостил в «деревне раздора» и посему он, дабы не допустить случайного кровосмешения, был вынужден избегать посещений столь заманчивого поселения. Да и жена барона, происходящая из знатного и весьма воинственного трирского рода, по какой-то загадочной причине весьма негативно относилась к любым намекам о важности соблюдения древних прав феодала. Ввиду того, что он, барон, очень любит свою драгоценную жену и весьма дорожит своей способностью к деторождению, которой она пообещала его лишить в случае, если поймает с какой-нибудь крестьянкой, ему пришлось смириться и исполнить невинную женскую прихоть. Ведь в конце концов, что такое «право первой ночи»? Всего лишь старая и никому не нужная традиция… (При этих словах барона в мужской части придворных возник короткий шепоток, тотчас же умолкший, стоило Аталетте кинуть туда недовольный взгляд.) Более того, это традиция, унижающая человеческое достоинство несчастных крестьянок, а потому совершенно излишняя и даже вредная для благородного и гуманного человека, такого, как барон Извор.
Взглянув на рослую и весьма физически развитую баронессу и невысокого полноватого барона, присутствующие вынужденно согласились, что и впрямь исполнение этой традиции было весьма опасно и, вполне возможно, даже негуманно. В первую очередь для самого барона.
