Валерий Петрович Брусков
Финиш
Великие приключения происходят от малых причин.
А. Суворов
Восстановление сознания на этот раз проходило как-то слишком уж заторможено, и иногда даже слегка болезненно, с судорогами и покалываниями, пока в какой-то значимый для его реабилитации момент Трегубов не понял, что что-то идёт не так…
Он многократно погружался в анабиоз и выходил из него, поэтому давно научился отличать плавную программную реанимацию от аварийной армейской побудки.
Сегодня всё было каким-то особенным. Не первым и не вторым…
А что может быть третьим и средним? Что-то непредвиденное и непредсказуемое? Если так, тогда лишь тремя вариантами, скорее всего, уже не отделаться…
Слегка успокаивало отсутствие людской суматохи вокруг, и испуганного воя корабельных сирен. ЭТО не катастрофично, но, тем или иным, — тревожно. Во всяком случае, ПОКА…
Трегубов расслаблено лежал в своём криогенном саркофаге, чувствуя, как ему в тело впрыскиваются восстанавливающие коктейли. Консервирующая жидкость, заполнявшая персональную капсулу капитана корабля, медленно уходила из него, а по коже перемороженного анабиозом тела проходили всё более частые волны согревающего воздуха.
Он пробно сокращал мышцы торса, рук и ног, удовлетворяясь тем, что с каждым разом у него это получается всё лучше и лучше. Было ещё нельзя, но уже зачаточно хотелось вылезть из своей многолетней консервной банки, и слегка побегать. Хотя бы, по своей каюте…
Трегубов открыл глаза, понимая, что те, кто сейчас за ним наблюдают, заметят это.
…— Как вы, капитан?.. — услышал он по корабельному селектору голос Светлова.
— Слушать уже могу и даже со смыслом, а вот что-то делать — пока не уверен…
— Да делать, собственно, уже ничего и не нужно, капитан… Всё сделали за нас… Сделалось…
— Что-то случилось?..
— Да уж, основательно и окончательно-бесповоротно произошло, Евгений Александрович… Невообразимо… И нам сообща придётся со всем этим как-то разбираться…
— Как я понимаю, корабль не в аварийном состоянии?..
— С кораблём и теми, кто находится в нём, всё просто идеально. Даже на удивление, глядя… Чего не совсем скажешь о том, что творится за его пределами…
— Странный у нас какой-то разговор… — напряжённо сказал Трегубов. — На грани Добра и Зла… Мы ещё слегка живы, но уже почти — нет…
— Всё гораздо глубже… — как-то глухо почти выдавил из себя Светлов. — И бездоннее…
— Ждите, я скоро приду! — почти привычно жёстко сказал Трегубов. — Разбираться и с кораблём, и с вами — тоже! Что-то вы мне сегодня не нравитесь! Все!..
— Нет необходимости никуда спешить, Евгений Александрович. Некуда уже… Лучше я приду к вам с нужными подборками материалов. Когда прикажете?
— Думаю, через час буду вполне готов встретить гостей.
— На том и порешим! Вам пока противопоказана высокая активность, поэтому я приду один с текущей информацией, а потом вы придёте и возглавите управление кораблём.
— Жду!..
— Вы пока не лезьте в информационный блок, Евгения Александрович… — простительным тоном сказал Светлов.
— Это ещё почему?.. Это что, запрет?! Кому — мне?!!
— Нет, это совет… Электронные системы корабля, выражаясь фигурально и психологически, в истериках, и они могут повлиять на ваше, ещё не восстановившееся после анабиоза восприятие самым негативным образом. Обобщённая информация о произошедшем пока только в головах у нас, членов экипажа. Ею я с вами и поделюсь лично, и мне вы сможете задать вопросы, на которые я хотя бы попытаюсь ответить. Внятно…
— Увертюра, прямо скажем…
— Что есть, то есть, Евгений Александрович… Мягче в сложившейся ситуации ну никак не получается…
— Приходите и приносите всё самое жёсткое!
Трегубов чувствовал себя уже во вполне приличной форме, но понимал, что следует соблюдать канонические инструкции врачей, взятые ими не с потолка морга…
Он ещё минут пятнадцать недвижно полежал, потом плавно сел в уже пустом и высохшем саркофаге, спустил с него ноги, держась обеими руками за специальные поручни, сполз на пол своей каюты, пробуя отвыкшие от всего природные устройства для ходьбы, потом отпустил поручни, и сделал первый шаг к креслу, и висевшей над ним на вешалке одежде.
Получилось очень даже неплохо, что Трегубова воодушевило. Подстраховываясь поручнями на стене, он добрался до вешалки, оделся в полётный костюм, и сел в кресло передохнуть.
На это ушло ещё минут десять, которые Трегубов потратил и на то, чтобы выпить тоник из вместительного пакета, заботливо оставленного ему другими на столике рядом с креслом.
Стало ещё комфортнее физически, но не более того. Трегубов сидя проделал комплекс специальной восстановительной гимнастики, потом покинул мягкое кресло и походил по каюте, готовясь к визиту бортинженера, и к тому, что тот его чем-то серьёзно загрузит. А сделает это он, судя по всему, весьма основательно…
Бортинженер был прав с режимом начала активной деятельности мозга капитана корабля, поэтому Трегубов послушно не лез в электронные системы своего космического судна, чтобы спросонья действительно не устраивать в своей, пока недостаточно подготовленной после анабиоза голове, информационную мешанину. Сперваа пусть хорошо осведомлённые специалисты предложат ему для затравки умственного аппетита приготовленную ими манную кашку, а потом он сам перейдёт и к хорошо прожаренной ветчине. Лишь бы жареным не пахло слишком сильно.
Лишь бы…
***
…Когда пришёл Светлов, у Трегубова уже кипела вода в нагревателе — для чая или кофе на брудершафт по заказу гостя, и желанию хозяина каюты.
Светлов совершенно непредсказуемо явился с вместительной бутылкой вина в руке, которую не праздничным, но и не трагическим движением поставил на столик.
От Трегубова не скрылось настроение бортинженера, хорошо нарисованное на его лице чёрными и серыми тонами, но он не стал задавать вопроса относительно поводов для выпивки.
— Тосты за что-то — это потом, а пока выкладывай мне сжатую информацию. Что будешь пить? — Трегубов достал из шкафа две кружки. — Из моего, а не твоего?..
— Кофе… — попросил Светлов, почти падая в кресло напротив.
Он вытащил из внутреннего кармана своей куртки пультик дистанционного управления, и включил большой голографический монитор между потолком и полом каюты капитана.
Монитор был плотно забит таблицами, картинками и текстами.
— Смотрите, Евгений Александрович! Здесь — квинтэссенция…
Глядя на монитор, Трегубов отхлебнул глоток из своей кружки уже крепко заваренного кофе.
— Я пока не разморозил собственные мозги до нужной концентрации соображения, поэтому акцентируй моё внимание.
— Прежде всего — вакуум вокруг корабля…
— Уже вижу. Это что, шутки?
— Чьи?..
— Если не ваши, то Природы или даже Бога!
— Увы, Евгений Александрович, это слишком серьёзно даже для их совместного чёрного юмора…
— Энтропия вакуума нулевая, а его температура равна Абсолютному Нулю?..
— Именно так, и никак не иначе…
— Но это же невозможно! Вакуум, как особое, стабилизированное состояние энергии, всегда в динамике, а его температура на три реликтовых градуса выше минимально-максимальной! Осталось после Большого Взрыва.
— Мы без вас рассуждали примерно так же.
Светлов что-то нажал на пульте, и монитор скачкообразно начал показывать ровные чёрны поля.
— Это что? — спросил Трегубов.
— То, что нас сейчас окружает…
— Полный мрак? Ни звёзд, ни туманностей, ни планет, ни галактик? Мы что, всё ещё находимся в пространственном «ноле»? Без анабиоза?
— Смешно… — уныло сказал Светлов.
— Такое можно увидеть в какой-нибудь межгалактической дыре, или в плотном пылевом облаке. Что у нас?
— Внешние оптические и радиотелескопы ничего другого не видят. При любом увеличении и усилении…
— Выводы?! — потребовал Трегубов.
Светлов вернул на монитор первоначальную картинку.
— После выхода корабля в теперешнее условно место, его автоматика, так и не разобравшись в ситуации самостоятельно, разбудил дежурную команду спецов во главе со мной. Мы какое-то время безуспешно метались между вменяемыми вариантами, бродили вокруг да около, пока, наконец, не наткнулись на показания внешних, независимых квантовых измерителей времени. Безумные показания… Фантасмагорические показания…
Светлов жадно посмотрел на свою непонятную поводом, пока закрытую бутылку, и хлебнул кофе.
— Дальше!! — ещё жёстче потребовал Трегубов. — Сколько?!.
— Единица, и около сотне нолей справа от неё, Евгений Александрович… — почти мёртвым тоном сказал Светлов. — Не секунд, не часов, не дней, и даже не месяцев… Только лет…
