Нэнси Кресс - Нексус Эрдманна

Корабль, который в глазах Генри Эрдманна выглядел бы чем угодно, только не кораблем, мчался меж звезд, двигаясь по упорядоченной схеме событийных флюктуации вакуума В области пространства протяженностью в несколько световых лет спонтанно возникала субатомная частица, существовала в течение каких-то наносекунд и исчезала Фазовые переходы разрывали космос, а затем перестраивали его по мере продвижения корабля Генри, доведись ему каким-то образом оказаться в ледяных глубинах пространства, на пути следования корабля, мгновенно умер бы от регулярных, сложно структурированных вспышек мощного излучения, не успев насладиться их мерцающей красотой.

Внезапно корабль прекратил продвижение.

Вспышки излучения усилились, их рисунок стал еще более сложным Затем корабль резко изменил направление. Он ускорялся, преобразуя в своем поступательном движении и пространство, и время, а затем заглаживая искажения в фарватерном следе. Необходимость гнала корабль вперед.

Где-то очень далеко нечто отчаянно боролось за то, чтобы родиться.

Генри Эрдманн стоял перед зеркалом в своей крошечной спальне, пытаясь завязать галстук одной рукой. Другой он судорожно цеплялся за перекладину ходунков. Ходунки — штука не шибко устойчивая, и узел вышел корявым. Генри распустил его и начал процесс заново Керри скоро придет.

Он всегда повязывал галстук, отправляясь в колледж. Пускай студенты — и даже аспиранты — являются на занятия в драных джинсах и теннисках с непристойными рисунками и надписями, пускай они заводят на головах космы, видом своим напоминающие, что здесь кишат крысы. Даже девицы. Студенты — это студенты, и Генри никогда не считал их неопрятность выражением неуважения, как это делали многие другие обитатели Дома престарелых Святого Себастьяна. Временами Генри это даже забавляло, хотя веселье мешалось с печалью. Неужели эти будущие физики, интеллигентные и одаренные, не понимали, насколько эфемерны их красота и молодость? Зачем они стараются выглядеть столь отталкивающе, если скоро, очень скоро настанут времена, когда для этого не надо будет прилагать никаких усилий и у них не останется никакого другого выбора?

На этот раз он смог завязать узел. Не безукоризненно, конечно, — непростая все же операция, одной-то рукой, — но для правительственной службы сойдет. Генри улыбнулся. В свое время, когда он с коллегами работал на правительство, только безукоризненно выполненная работа считалась приемлемой. Атомную бомбу можно было создать, только так относясь к делу. У Генри до сих пор в ушах звучал голос старины Оппи,[1] провозглашающего, что планы для «Айви Майк»[2] были «технически прелестными». Разумеется, это было до того, как…

Стук в дверь и свежий, юный голос Керри:

— Доктор Эрдманн! Вы готовы?

Она всегда именовала его уважительно, не забывая произнести титул. Не то что некоторые сиделки и ассистентки. «Как у нас нынче дела, Хэнк?» — так к нему вчера обратилась эта блондинка с избыточным весом. А когда он очень сдержанно ответил: «Не знаю, как у вас, мадам, но у меня все в порядке, спасибо», она лишь рассмеялась. Генри так и слышал, как она говорит какой-нибудь из этих своих ужасных коллег: «Это старичье просто помешано на формальностях — так прикольно!». Никогда в жизни никто не называл его Хэнком.

— Уже иду, Керри.

Генри ухватился за ходунки обеими руками и принялся дюйм за дюймом продвигаться вперед — цок, цок, цок. Звук был громкий и отчетливый даже на ковровом покрытии. Письменные работы его студентов лежали на столе около двери. На этой неделе Генри нагрузил своих учеников действительно трудными задачами, и один только Холдейн смог решить все. Многообещающий паренек. Гибкий, подвижный ум. но и строгий в то же время. В 52-м он вполне мог бы участвовать в «Проекте Айви», помогая Теллеру и Уламу разрабатывать водородную бомбу.

Что-то произошло в голове Генри, как раз когда он находился посреди гостиной своей крошечной квартирки в Доме престарелых Святого Себастьяна.

Он замер, пораженный. Это ощущалось, как нащупывающее прикосновение, призрачный палец внутри его мозга. Изумление тут же переросло в страх. Неужто с ним приключился удар? Когда тебе девяносто, все возможно. Но чувствовал он себя отлично, гораздо лучше, чем несколько дней назад…

— Доктор Эрдманн?

— Я здесь, — Генри проковылял к двери и открыл ее. На Керри был вишнево-красный свитер, к шляпке прицепился опавший оранжевый лист, а глаза прикрывали большие солнцезащитные очки. Приятная девушка с гладкой кожей и бронзовой шевелюрой, такая… светящаяся. А на улице моросит дождик. Генри протянул руку и осторожно снял очки с ее носа. Подбитый левый глаз Керри совершенно заплыл, так что ни радужки, ни зрачка не было видно.

— Ну, ублюдок! — с чувством произнес Генри.

«А вот Генри и Керри идут через холл к лифту», — подумала Эвелин Кренчнотид. Она помахала им, не вставая с кресла, дверь ее комнаты была, как обычно, широко раскрыта, но эти двое, занятые беседой, ее не заметили. Она попыталась подслушать разговор, но тут как раз послышался рев очередного самолета, взлетающего с летного поля аэропорта. Маршрут этих докучливых воздушных машин проходил слишком близко к Св. Себастьяну! А с другой стороны, если бы не данное обстоятельство, жилье в этом районе стоило бы гораздо дороже и Эвелин не смогла бы здесь поселиться. Надо всегда видеть светлую сторону вещей!

Поскольку сегодня вторник и сейчас полдень, то Керри и Генри, без сомнения, направляются в колледж. Генри так чудесно сохранился и до сих пор ведет активную жизнь — никогда не догадаешься о его настоящем возрасте, это точно. У него даже все волосы сохранились! Хотя куртка для сентября легковата, и от влаги она не защищает. Генри может простудиться. Надо будет поговорить с Керри. И с чего это Керри носит солнечные очки, когда на улице дождик?

Однако если Эвелин сейчас же не возьмется за телефон, она опоздает! А люди ждут ее! Они надеются на нее! Эвелин набрала первый номер и услышала, как зазвонил аппарат этажом ниже.

— Боб? Это Эвелин. Скажи, дорогой, как твое давление сегодня?

— В порядке, — ответил Боб Донован.

— Ты уверен? Твой голос звучит немного раздраженно, дорогуша.

— Все в порядке, Эвелин. Просто я занят.

— И чем же?

— Просто занят.

— Хорошо, когда у человека есть дело! Ты идешь сегодня вечером на собрание?

— Не зна…

— Тебе надо сходить. Тебе обязательно надо сходить. Для людей нашего возраста очень важно нагружать интеллект!

— Пожалуй, схожу, — пробурчал Боб.

— Обязательно, но сначала скажи, как твоя внучка справилась…

Он повесил трубку. Похоже, действительно очень раздражен. Может, у него запор? Эвелин могла бы порекомендовать прекрасное средство.

Следующий звонок вызвал более сердечный отклик. Джина Мартинелли, как всегда, пришла в восторг от выказанного Эвелин внимания. Она тут же информировала Эвелин о состоянии своего артрита, подагры и диабета, доложила о проблемах сына, страдающего избыточным весом, и о выкидыше у приемной дочери жены второго сына; и все это пересыпалось цитатами из Библии («…пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов»).[3] Она ответила на все вопросы Эвелин, записала все ее рекомендации и…

— Эвелин? — спросила Джина. — Ты меня слушаешь?

— Да, я… — Эвелин впала в молчание, и это было событием столь беспрецедентным, что Джина в панике воскликнула:

— Нажми кнопку тревожного вызова!

— Нет-нет, со мной все в порядке, я… я просто кое о чем вспоминала.

— Вспоминала? Что?

Но Эвелин сама не знала. Если говорить строго, это не было воспоминанием, это было… ну, некое чувство, неопределенное, но сильное ощущение.

— Эвелин?

— Я слушаю!

— Господь решает, когда призвать нас к Себе, и я надеюсь, что твое время еще не настало. Ты слышала про Анну Чернову? Знаменитая балерина с четвертого этажа? Прошлым вечером она упала и сломала ногу, пришлось госпитализировать.

— Не может быть!

— Увы, так не повезло бедняжке. Ей сказали, что это только временно, пока состояние не стабилизируется, ноты-то понимаешь, что это значит.

Она понимала. Как и все они. Сначала лазарет, затем еще выше, на седьмой этаж, где у тебя уже никогда не будет своей личной, пусть даже маленькой комнатки, а потом, рано или поздно, — в палаты на восьмом или девятом под присмотр сиделок. Лучше уйти быстро и чисто, как Джек Фуллер в прошлом месяце. Но Эвелин не желала позволять себе таких мыслей! Очень важно сохранять позитивный подход!