Ядерная зима
Сергей Гончаров
© Сергей Гончаров, 2017
ISBN 978-5-4474-9581-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Слово автора:
Данный рассказ, по сути, является отдельным и законченным произведением, но, по факту, это вставная новелла из романа «Спящие».
Крохотный столик ломился от чизбургеров и прочих гамбургеров, которые Ян набрал, но не съел. Он откинулся на спинку стула, погладил вздувшийся живот. Впервые за шесть месяцев наелся вдоволь. За один присест съел то количество глутамата натрия, которого не хватало в течение ста восьмидесяти дней. Поглядел на пустые коробки и громко хмыкнул. Сознание пронзила мысль, насколько сильно организм стал зависеть от белого, кристаллического порошка. Понял, почему последний месяц снились чипсы, дошираки и прочие глутаматные вкусности, коих в Припяти днем с огнем не сыскать. Ян медленно перевел взгляд на детей рядом. Они уплетали пирожки в красивых продолговатых упаковках, смеялись, наперебой рассказывали друг другу о какой-то игре. В глубине души Ян их пожалел. Дети ели, радовались и даже не представляли, какой опасный наркотик им купили родители.
После невероятно сытного ужина захотелось пройтись. С огромным трудом поднялся. Кола в животе громко булькнула. Несколько минут простоял, глядя на черный с фиолетовыми лямками рюкзак, добросовестно прошедший с ним через зону отчуждения.
– Гудя, Гудя… – пробормотал Ян. – И сколько мне тебя таскать?
Рюкзак, которому он поначалу смеха ради дал кличку Гудвин, дожидался хозяина на соседнем стуле. Одна из фиолетовых лямок соскользнула, пару раз качнулась и застыла.
– Гудя, Гудя… – взгромоздил рюкзак на плечи Ян.
Москва возвращалась с работы шумным потоком – сотни машин, множество людей. Ян понятия не имел, где находился, но в последнее время его это обстоятельство перестало пугать. Карту Припяти перед поездкой он умудрился оставить на рабочем столе, а там, в отличие от Москвы, спросить дорогу не у кого. С работниками зоны отчуждения Ян предпочитал не встречаться. Его раздражали их косые взгляды на все разрешающий пропуск, вопросы, в честь чего такой выдали.
Ян шел и разглядывал людей. Каждую девушку старше шестнадцати и младше сорока провожал жадным взглядом. Иногда засматривался и на дам под пятьдесят, ведь в Припяти женщины еще большая редкость, чем Е621.
Свист тормозов заставил отскочить назад.
– Твою дивизию! Ты из леса выбрался?! – высунулся из черной «тойоты» мужик с неопрятной бородой. Ян усмехнулся, недоумевая как можно посреди коммунального рая выглядеть как первобытный человек. Тот момент, что сам зарос бородой, волосами, одежда поизносилась – не принимал в расчет, ведь еще сутки назад находился среди руин человеческих возможностей.
– Хуже, – ответил Ян. – Я смерть обманул.
Водитель несколько секунд таращил глаза.
– Баран! – буркнул он и помчался дальше.
Как выяснилось, дорогу Ян переходить напрочь разучился. Летящий поток машин очень сильно действовал на нервы. После развалюх в зоне, что даже при помощи господа никогда не сдвинутся с места, машины, которые могли не только ездить, а почти летать, наводили суеверный страх. Словно австралопитек, он наблюдал за бурной рекой автомобилей, пока не сообразил, что ему без разницы, куда идти. До утра совершенно свободен.
Ян вошел в какой-то двор, присел на лавочку. Рядом поставил рюкзак. Хрущевка, разноцветные качели, машины вдоль дома, пьяная компания, что-то выяснявшая вдалеке – можно представить, что вокруг Ростов. Яну до боли в сердце захотелось попасть в родные места, вновь пройти по улицам, где когда-то папа – чешский эмигрант, завладел сердцем мамы – ростовчанки. Он вообще не понимал, из-за чего задержался в Москве. Догадывался, что чего-то ждет, но под дулом автомата не ответил бы чего именно.
Поглядел на дом перед собой. Шесть месяцев в мертвом городе не прошли даром для психики. Казалось невероятным, что в окне мерцал телевизор, подъезды освещены, а из ступеней не торчало деревце. В киевском аэропорту думал, что рехнется от количества людей, но постепенно попривык. Однако на лавочке вновь стало странно слышать пьяную ругань компании, видеть людей, шедших по тротуару вдоль дома, смотреть на припаркованные машины.
Поначалу Ян назвал свое изобретение ППРЗ, то есть «прибор предотвращающий радиационное заражение». Но когда находился в зоне отчуждения, начал звать Тотошкой, а потом и вовсе упростил до Тошки. В свое детище Ян встроил дозиметр, с подбором же сигнализирующего звука голову не ломал – взял первый попавшийся. В зоне Тошка часами молчал, но если заходился истошным тявканьем, то на душе сразу теплело, а чувство одиночества пропадало.
Когда Ян впервые пришел к директору родного НИИ с заявлением, что изобрел сенсационный прибор, то чуть не вылетел с работы. Директор долго смеялся, а потом сказал, что умалишенные на должности техника КИПиА ему не нужны.
Когда второй раз пришел к директору с заявлением, что усовершенствовал сенсационный прибор, то узнал три новых матерных слова.
Когда третий раз пришел, то директор с ехидной улыбочкой поинтересовался, а не помогает ли сенсационное изобретение пережить направленный ядерный взрыв. Ян чистосердечно ответил «Нет», а после три недели не мог спины разогнуть – директор придумал гору работы, чтоб подчиненному не лезли в голову дурные мысли.
Когда Ян семьдесят четвертый раз пришел, то директор пообещал, что соберет экспертов для оценки ППРЗ.
– Тошка, Тошка, – с улыбкой погладил прибор на груди Ян. Он вспомнил, как вытянулись лица экспертов, когда они увидели, что изобретение, предоставленное на обследование, имеет столько же функциональных возможностей, как и разбитый кирпич. Вспомнил вычурные ругательства директора. Вспомнил злобу и бессилие, когда оказалось, что плюсовой провод от аккумулятора был плохо припаян.
Ни о каких сенсационных приборах директор больше слышать не хотел. Однако после долгих споров и пререканий, в обмен на заявление по собственному желанию, пообещал договориться с украинцами насчет пропуска в зону отчуждения. Но, помимо, потребовались еще и деньги. Много денег. Ян продал квартиру, машину и всю мебель. Вырученных средств хватило на проезд и еду, которую ему обязались поставлять в Припять.
Он жил и радовался царившему в мертвом городе покою. Правда, по ночам было немного жутко. Пустые скелеты домов, какие-то шорохи, вой то ли собак, то ли волков. Один раз даже на стадо кабанов наткнулся. Благо обошлось без происшествий, ведь из оружия лишь походный нож.
Поначалу Ян избрал жильем высотку на улице Набережная, недалеко от того места, куда, по договору с украинцами, должны были привозить еженедельный паек военные, охранявшие периметр зоны отчуждения. Но проведя три ночи в одной из квартир, он периодически слышал шум. Кто-то ходил ночью по дому. Один раз Ян отважился выйти на лестничную клетку и взглянуть вниз. Поселился он на предпоследнем этаже, хотел на последнем, да любой дождь застал бы врасплох. Внизу увидел свет. Непонятно, то ли свечи, то ли фонарика. Стараясь не издать ни единого звука, медленно вернулся в квартиру. Собрался закрыть дверь, да вовремя вспомнил, что петли наделают больше шума, чем четвертый энергоблок.
Той ночью Ян не спал, а утром поспешил убраться подальше от Набережной и переселился на проспект Энтузиастов. Но там долго не задержался, логически рассудив, что нет смысла сидеть на одном месте, когда твой дом всегда с тобой.
Каждый день начинался с того, что Ян проверял Тошку на исправность, завтракал, собирал Гудю и шел гулять. Поначалу не решался далеко отходить, но постепенно ареал обитания разросся. Зона манила сильнее русалки. Он собирался обойти известные с детства места, не опасаясь подцепить какие-то там рентгены.
Поначалу с огромным трудом заставлял себя прикасаться к зараженным предметам, а тем паче находиться вблизи радиоактивных строений. Но через неделю, когда в организме при самой тщательной проверке обнаружилась лишь врожденная радиация (как не удивительно, но даже одежда, обувь и Гудя ничего не «подцепили», а на такой успех изобретения Ян даже не рассчитывал), успокоился и принялся исследовать зону отчуждения. Почитал разваливавшиеся по листкам книги в библиотеке, посидел на колесе обозрения и электрических машинках, побродил по окрестностям станции Янов, переночевал в «Полесье», охранники склада заброшенной техники согласились пустить внутрь, где он провел целый день, не только рассматривая, но и «щупая» большинство технических средств, которые участвовали в ликвидации взрыва. И лишь после второго обследования, когда в организме вновь ничего не нашли, Ян отправился в разрушенный реактор. На идиота, решившего войти в саркофаг даже без противорадиационного костюма, сбежались посмотреть чуть ли не все работники ЧАЭС. Внутри он пробыл полчаса, хотя планировал три-четыре – устоявшийся за жизнь страх радиации быстро выгнал наружу.
