Урсула Ле Гуин - Город иллюзий

Представьте себе тьму. Во тьме, которая противостояла солнцу, пробудился какой-то безгласный дух.

Погруженный всецело в хаос, он не ведал, что такое порядок. Он не знал языка и не знал, что тьма зовется ночью.

По мере того, как разгоралась заря, он шевельнулся, пополз, побежал, то падая на четвереньки, то выпрямляясь во весь рост, но куда он шел, было ему неведомо. Он не знал пути в мире, в котором пребывал, так как само понятие «путь» заключало в себе его начало и его конец. Все, что относилось к нему, было перемешано и запутано, все вокруг противилось ему. Неразбериха бытия усугублялась силами, для которых у него не было названия — страхом, голодом, жаждой, болью.

Сквозь дремучую чащу действительности он брел наугад в тишине, пока его не остановила ночь — самая могучая из этих сил.

Когда вновь забрезжил рассвет, он опять двинулся неизвестно куда. Неожиданно он очутился среди яркого света на поляне, выпрямился и какое-то время стоял неподвижно. Затем закрыл глаза руками и закричал.

Парт увидела его на опушке леса, когда сидела за прялкой в залитом солнцем саду. Она позвала других учащенным биением своего мозга. Но страх ей был неведом, и к тому времени, когда остальные вышли из дома, она уже пересекла поляну и оказалась рядом со страшной фигурой, которая раболепно припала к земле среди высоких созревших трав. Когда они подошли к ней поближе, то увидели, что она положила руки ему на плечи и, низко склонясь над ним, говорила что-то тихое и ласковое.

Она повернулась к ним и удивленно произнесла:

— Вы видите, какие у него глаза?

Они действительно были огромными, радужная оболочка цвета потускневшего янтаря напоминала своей формой вытянутый овал, глазных белков не было видно вовсе.

— Как у кошки, — сказала Гарра.

— Как желток яйца, — вставил Кай.

Он высказал при этом некоторую неприязнь, вызванную этой небольшой, но довольно существенной разницей, отличавшей это существо от человека.

Во всем остальном незнакомец был обычным мужчиной, на лице которого и на обнаженном теле бесцельное продирание через лес оставило царапины. Отличала его только чуть более светлая кожа, в то время как у людей, окружавших его, она была коричневой.

Пока он раболепно прижимался к земле, как бы укрываясь от солнечного света и трясясь от страха и истощения, они тихо обсуждали его внешность.

Хотя Парт заглянула прямо в его необычные глаза, она не узрела в них ни искры того, что было свойственно человеку.

Он был глух к речи и не понимал их жестов.

— Глупый или немного не в своем уме, — подытожил общее мнение Зоув. — А также истощенный. Но это мы можем легко поправить.

С этими словами Кай и юный Турро то ли затащили, то ли завели волочившее ноги существо в дом. Там им вместе с Парт и Баки удалось накормить и помыть, а потом уложить незнакомца на жесткое ложе, не забыв об уколе снотворного в вену, чтобы тот не мог убежать из этого гостеприимного места.

— А может быть, он Синг? — спросила Парт у своего отца.

— А ты? Или я? Не будь наивной, моя дорогая, — ответил Зоув. — Если бы я мог ответить на этот вопрос, я смог бы тогда освободить Землю. Тем не менее, я надеюсь все-таки определить, безумен он или нет и откуда к нам пришел. Кроме того, может быть, мне удастся разгадать тайну его желтых глаз. Разве людей скрещивают с котами или соколами? Такого не было в былые дни до упадка человеческой цивилизации. Попроси Кретьян, чтобы она вышла на веранду, дочка.

Парт помогла своей слепой двоюродной сестре Кретьян подняться по лестнице на тенистый прохладный балкон, где спал незнакомец. Зоув и его сестра Карел по прозвищу Баки ждали их там. Они сидели, поджав под себя ноги и выпрямив спины.

Баки возилась со своей рамой, на которую наносила узор. Зоув вообще ничего не делал. Брат и сестра прожили бок о бок много лет и научились легко понимать друг друга. Их коричневые лица были насторожены и в то же время спокойны. Девочки сидели у их ног, не смея нарушить тишину. У Парт был красновато-коричневый цвет кожи и пышные блестящие длинные черные волосы. Из одежды на ней ничего не было, кроме свободных серебристых штанов. Кретьян была чуть постарше, смуглая и хрупкая. Красная повязка прикрывала ее пустые глазницы и удерживала на затылке пышные волосы. Как и у матери, на ней была туника из искусно сотканной материи. Было жарко. Летний полдень буйствовал в саду под балконом и дальше в холмистых полях Поляны. Со всех сторон их окружал лес — с одной стороны он так близко подходил к дому, что отбрасывал тень своих ветвей на стену дома. С других сторон он был так далеко, что казался окутанным голубоватой дымкой.

Все четверо сидели молча. Все вместе и порознь, связанные друг с другом чем-то большим, чем слова.

— Янтарные бусы продолжают скатываться неизвестно куда, — сказала Баки.

Она улыбнулась и отставила свою работу с пересекавшимися алмазными струнами.

— Все твои бусы попадают куда-то в Простор, — сказал ее брат. — Это все подавляемый тобой мистицизм. Ты кончишь так же, как наша мать, со своей способностью видеть узоры в пустой рамке.

— Подавляемая чепуха? — Баки скривилась. — Я никогда ничего не подавляла в себе за всю жизнь.

— Кретьян, — обратился Зоув к племяннице. — У него шевельнулись веки. Он, наверное, сейчас в фазе сновидения.

Слепая девушка подошла к ложу.

Она вытянула руки, и Зоув нежно положил их на лоб незнакомца. Все начали прислушиваться. Но слышать могла только Кретьян.

Через некоторое время она подняла склоненную голову.

— Ничего, — сказала она как-то настороженно.

— Совсем ничего?

— Сплошной беспорядок. У него нет разума.

— Кретьян, дай-ка я расскажу тебе, как он выглядит. Ноги у него когда-то ходили, руки натруженные. Сон и лекарство смягчили сейчас его лицо, но только работающий мозг смог бы быть причиной всех этих морщин.

— Как он выглядел, когда не спал?

— Он был напуган, — сказала Парт, — и смущен.

— Он, возможно, какой-нибудь пришелец, — предположил Зоув, — не землянин… Хотя, как это могло случиться в наше время? Но, может быть, он думает иначе, чем мы. Попробуй-ка еще разок, дочка, пока он еще видит сны.

— Я попробую, дядя. Но я совершенно не ощушаю наличия разума, хоть каких-нибудь чувств или следов мысли. У детей может быть напуганное сознание, но здесь все намного хуже, — тьма и какая-то непонятная мне путаница.

— Что ж, тогда не нужно, — спокойно заметил Зоув. — Негоже разуму оставаться там, где нет другого разума.