Роман Глушков - Северный шторм

Древний философ Гегель считал, что великие трагические события мировой истории имеют свойство повторяться в виде фарса. Спорное, конечно, заявление. Считать фарсом зверства Ордена Инквизиции Святой Европы станет лишь тот, кто никогда не попадал в руки Божественных Судей-Экзекуторов и не присутствовал на дознаниях в их знаменитых Комнатах Правды. Даже я – Эрик Хенриксон, человек, который больше десяти лет верой и правдой отслужил Ордену, – так и не сумел до конца смириться с ролью палача, верного альгвазила, Охотника за инакомыслящими и богоотступниками.

Семь лет прошло с той поры, как я нашел в себе силы вырваться из этого жуткого лицемерного мира, пропитавшего меня запахом ненависти, крови и горелой человеческой плоти. Семь долгих лет, за которые мне так и не удалось избавиться от груза прошлого, несмотря на все старания. Хотя в какой-то мере виновато в этом было само прошлое, не желающее отпускать меня по причине невыплаченного долга. Размер его был колоссальным и измерялся не только чередой предательств и изменой родине, но и множеством человеческих жизней. Расплатиться со своими кредиторами сполна я мог лишь одним способом – собственной жизнью. Иная форма оплаты была для Ордена Инквизиции неприемлема.

Но сегодня речь пойдет не только об Эрике Хенриксоне и его вынужденном возвращении в Святую Европу. Примета Древних о характере повторяющейся истории была упомянута мной по другой причине. Каким бы огромным ни казался срок существования прежней цивилизации, погибшей во второй половине двадцать первого века под Каменным Дождем, изречение Гегеля показывало, где пролегали границы жизненного опыта наших предков. Всего два витка прошли они по длинной спирали земной истории, успев лишь убедиться, что с определенного момента все в мире начинает повторяться.

Почему в виде фарса? Оставим этот вывод на совести автора высказывания, который, судя по всему, был циничным человеком. Лично у меня язык бы не повернулся назвать фарсом эпоху викингов, что спустя много веков повторили историю варваров, под чьей пятой рухнула легендарная Римская империя. Разумеется, размах завоеваний тех и других не шел ни в какое сравнение, но кровавые набеги норманнов на Европу вовсе не производили впечатления исторического недоразумения. И пусть, в отличие от Римской Европейская цивилизация выстояла и сохранилась, память о деяниях грозных северян пережила даже Каменный Дождь.

Я неспроста выбрал в качестве примера стародавние эпохи варваров и викингов. Вряд ли Древние, при всей своей образованности, подозревали, что по прошествии более чем полутора тысячелетий история северных завоевателей, основательно пошатнувших европейские порядки, получит продолжение. Возможно, не в том эпохальном масштабе, однако, как и тогда, принимать ее за фарс будет ошибочно.

И все-таки доля исторического фарса в истории скандинавского конунга Торвальда «Вороньего Когтя» Грингсона и его кровавого похода на Ватикан присутствовала. Но об этом сегодня знают немногие. Волею судьбы в их число пришлось войти и мне. Впрочем, обо всем по порядку…

Не исключено, что в будущем кто-нибудь назовет путь нашей цивилизации, возрожденной из руин Каменного Дождя, третьим витком спирали, по которой движется история человечества. Мы шли теми же путями, что и наши предки, в очередной раз наступали на старые грабли и повторяли другие ошибки, прекрасно зная, чем все это заканчивается. К сожалению, уроки мировой истории забываются, даже будучи подкрепленными убедительными примерами, причем забываются достаточно быстро. Наша феноменальная забывчивость, а вовсе не ее трагические последствия и есть главное проявление исторического фарса…

– Ты законченный параноик, Эрик. Ты просто помешан на этих «Ночных Ангелах». Веришь каждой сплетне болтуна Михаила, после чего не можешь даже нормально уснуть, – с укоризной сказала мне Кэтрин перед тем, как вместе с Люси и Аленом отправиться в Волхов – город неподалеку от Петербурга. Именно там Петербургский князь Сергей содержал свой секретный завод по воссозданию летающих боевых машин Древних, и потому Волхов напоминал скорее не город, а большую крепость. Попасть за ее стены можно было лишь с разрешения князя. У нас с Кэтрин такое разрешение имелось, поскольку нам уже не впервые приходилось скрываться в Волхове, когда контрразведка Петербургского княжества предупреждала нас об очередной угрозе из-за западной границы.

– Чепуха, – возразил я. – «Ночные Ангелы» в моей бессоннице не виноваты. Ты же знаешь, Кэти, что по ночам я читаю. Днем теперь просто не до этого: во дворец прибыло молодое пополнение гвардейцев. В нынешнем году аж пять взводов набрали, и с каждым взводом приходится по полдня на стрельбище нянчиться. И когда же мне читать, если не ночью? Я и так в княжескую библиотеку еще ни одну книгу вовремя не вернул.

– Видела я, как ты читаешь! – покачала головой Кэтрин. – Смотришь в книгу, а сам при этом патроны в пистолетный магазин то снаряжаешь, то разряжаешь. Я нарочно минут пять за тобой наблюдала. Все ждала, когда ты наиграешься, но ты был как заведенный.

– Вот ты о чем! Да разве же это паранойя? – Я постарался улыбнуться, но мысленно огорчился, когда узнал, что за мной, оказывается, скрытно наблюдали целых пять минут, а я и бровью не повел. Хотя стоп: а не говорило ли это огорчение о той самой паранойе, которую подозревала за мной Кэтрин? – Я разве тебе не рассказывал, что у меня с молодости такая привычка – вертеть что-нибудь в руках во время чтения? Для меня это нечто вроде перебирания четок: зарядил магазин – разрядил, потом опять зарядил… Глядишь, нервы и успокоились.

– Значит, признаешь, что нервишки у тебя все-таки пошаливают?..

М-да… Хотел не хотел, а сам сознался в том, что старался скрыть от Кэтрин и детей все эти годы. Да и удавалось ли полностью скрывать это? А что, если моя семья, главой которой семь лет назад я нежданно-негаданно стал, просто делала вид, что со мной все в порядке? И то, что сегодня Кэтрин вдруг решилась на этот откровенный разговор, наводило на нехорошие мысли. Возможно, скрытая паранойя (лучше самому признать это и тем самым доказать, что ярлык «законченный» на меня вешать рановато), которой я страдал едва ли не со дня пересечения нами российской границы, перешла в стадию открытой.