Филип Дик - Лабиринт смерти

Теология этого романа не имеет аналогов в известных мировых религиях. Она выросла из нашей совместной с Уильямом Сариллом попытки создания абстрактной логической религиозной системы, основанной, правда, на постулате существования Бога. Позднее Бишоп Джеймс А. Пайк в беседах со мной значительно дополнил ее, предоставив в мое распоряжение богатый теологический материал.

Посмертные переживания Мэгги Волхв до мелочей совпадают с моим собственным опытом приема ЛСД.

Взгляд на мир в этом романе очень субъективен; реальность показана не непосредственно, а глазами кого-то из героев. От главы к главе это видение меняется вместе с персонажем, хотя большинство событий преломлены через психику Сета Морли.

Весь материал о Вотане и гибели богов в большей мере позаимствован из «Кольца Нибелунгов» Рихарда Вагнера, нежели из подлинных мифов.

Источником ответов тенча на вопросы героев был «Ицзин», китайская «Книга Перемен».

«Текел Упарсин» — часть арамейской фразы: «Он рассудил, и отныне они разделились».[1] Арамейский — язык, на котором говорил Христос. В романе есть некто, подобный Ему.

Работа, как всегда, вызывала у него скуку. Поэтому на прошлой неделе он отправился в корабельную радиорубку и присоединил провода к электродам, вживленным в эпифиз. По проводам его молитва поступила в передатчик, а оттуда — на ближайшую радиорелейную станцию. Все эти дни она мчалась сквозь Галактику и достигла одной из Божьих планет. Во всяком случае, он на это надеялся.

Молитва была проста. «Мне осточертело сидеть в патентном отделе, — жаловался он. — Надоела рутина. Этот корабль слишком велик, к тому же я здесь никому не нужен — как бесполезный винтик. Не мог бы Ты подыскать мне какую-нибудь увлекательную творческую работу?»

Свою мольбу он, естественно, адресовал Заступнику. Если бы тот не отозвался, он обратился бы к Промыслителю. Но Заступник откликнулся.

— Мистер Толчиф, — произнес начальник, входя в рабочий отсек Бена, — вас переводят. Что скажете?

— Я немедленно радирую благодарственную молитву! — воскликнул Бен, и на душе у него потеплело; приятно, когда твоя молитва услышана. — Когда меня переводят? Скоро? — Он не имел привычки скрывать от начальства свою неудовлетворенность работой. Да в этом давно и не было нужды.

— Бен Толчиф, вы похожи на фанатика.

— А вы разве не молитесь? — удивился Бен.

— Только в безвыходной ситуации. Мне больше по душе, когда человек сам решает свои проблемы, без помощи со стороны. Ну, как бы то ни было, вопрос о вашем переводе решен. — Начальник бросил на стол перед Беном листок бумаги. Маленькая колония на планете Дельмак-ноль. Я о ней впервые слышу, но, полагаю, вы все узнаете, когда туда доберетесь. — Он окинул Бена задумчивым взглядом. — Вам разрешается воспользоваться одним из корабельных нозеров. Плата — три доллара серебром.

— Согласен. — Бен схватил документ.

На скоростном лифте он поднялся в радиорубку. Передатчик был загружен — в эфир шли официальные радиограммы.

— У вас сегодня будут «окна»? — спросил Бен главного радиста. — Мне надо еще помолиться, но я не хочу вам мешать.

— Передатчик будет занят весь день, — ответил главный радист. — Послушай, Бен, мы ведь на прошлой неделе передавали твою молитву. Разве этого мало?

— И все-таки я честно попытался, — бормотал Бен, выходя из радиорубки и направляясь к себе. — Если когда-нибудь возникнет вопрос, я скажу, что делал все от меня зависящее, но, как всегда, каналы связи были забиты служебными переговорами.

Он почувствовал растущее предвкушение новизны. Наконец-то творческая работа — и именно сейчас, когда он больше всего в ней нуждается.

— Еще несколько недель, и я снова взялся бы за бутылку, как в прискорбные старые времена, — сказал он себе. — Ну да, вот почему они согласились. Поняли, что я на грани срыва. Все бы кончилось арестантским отсеком, в компании… Кстати, интересно, сколько там их сейчас сидит? С десяток, наверное. Не так уж много для такого большого корабля со столь суровым уставом.

Из верхнего ящика тумбочки он извлек непочатую бутылку «Питера Доусона» и свинтил колпачок.

— Это надо отметить. — Он наполнил до краев бумажный стаканчик. — Все-таки праздник. Боги поощряют ритуальные возлияния.

Осушив стаканчик, Бен снова наполнил его.

Для пущей торжественности он выложил на стол (правда, не без колебаний) свою настольную Книгу. Э. Дж. Спектовский: «О том, как я восстал из праха на досуге, и о том, как это можешь сделать ты». В жизни Бена этот дешевый томик в мягкой обложке был единственной книгой, а посему он относился к ней не без сентиментальности. Открыв наугад, по методу библиомантики, он перечитал несколько параграфов apologia pro sua vita[2] великого коммунистического теолога двадцать первого столетия.

«Бог не сверхъестествен. Его самозарождение было первым и наиболее естественным актом творения».

Верно, мысленно произнес Бен. Впоследствии это было доказано в трудах теологов. Спектовский не только логик, но и пророк. Все, предсказанное им, рано или поздно сбывается. Правда, осталось еще много неясностей. Например, причина появления Промыслителя (если не удовлетвориться утверждением Спектовского, что существа этого порядка самозарождаются и бытийствуют вне времени, а, следовательно, вне причинности). Но в основном теория мироздания была явлена именно здесь, на многократно переиздававшихся страницах.

«По мере удаления от центра, могущество, доброта и всеведение Божества ослабевают, так что на периферии наибольшего концентрического круга его доброта и всеведение слишком слабы, чтобы сдерживать Разрушителя Форм, который также возник в результате божественного деяния по сотворению формы. Происхождение Разрушителя неясно. Невозможно с уверенностью утверждать, является ли он отделенной от Божества сущностью, не сотворенной Божеством, но самозародившейся, подобно Божеству, или Разрушитель Формы суть Ипостась Божества…»

Бен оторвался от книги, глотнул виски и устало потер лоб. Ему было сорок два, и Книгу он перечитывал много раз. Но жизнь его, хоть и долгая, до сих пор не сложилась. Он сменил множество профессий, всегда работал на совесть, но так ни в чем и не преуспел. Может, его жизнь изменится с этим новым назначением. Возможно, это его великий шанс.

Сорок два. Мысли о возрасте приходили все чаще, и каждый раз он недоумевал, что стало с тем стройным двадцатилетним парнем. Год уходил за годом, безжалостно увеличивая и без того невообразимое число прожитых лет. В мыслях Бен до сих пор видел себя молодым, и когда случайно натыкался на свои недавние фотографии, бывал потрясен. С некоторых пор он даже пользовался электробритвой, чтобы только не смотреть на себя в зеркало во время бритья. «Кто-то похитил мой подлинный облик, а взамен оставил этот», — вздыхал он порой. Ну да так уж вышло.