Непревзойденным мастерам Рони-старшему и Герберту Уэллсу и тем, кто когда-нибудь придет им на смену.
В то мартовское утро я звонил у дверей моего старого друга доктора Клэра, даже не подозревая, что вскоре услышу самый невероятный, самый фантастический рассказ. Я сказал “старого”, хотя нам обоим недавно минуло тридцать, но мы дружим с детства и только года четыре назад как-то потеряли друг друга из виду.
Дверь открыла, вернее, чуть приоткрыла, старуха в черном платье, какие носят все пожилые женщины в этих краях.
– Если вы на прием, – проворчала она, – то доктор сегодня не принимает, возится со своими опытами!
Клэр – превосходный врач, но он не практикует. Довольно приличное состояние позволяет ему почти все свое время посвящать сложным биологическим изысканиям. В отцовском доме близ Руффиньяка он оборудовал лабораторию, которая, даже по отзывам иностранных ученых, была одной из лучших в мире. Отличаясь большой скромностью, Клэр в редких письмах ко мне лишь вскользь упоминал о своих исследованиях, но, судя по слухам, ходившим среди медиков, я догадывался, что он был одним из тех рассеянных по всему миру энтузиастов, которые подходят к разрешению проблемы рака.
Старуха недоверчиво рассматривала меня.
– Нет, мне врачебная помощь не нужна, – ответил я. Просто скажите доктору, что его хотел бы видеть Франк Бори.
– Ах, значит, вы и будете месье Бори? Тогда другое дело. Он вас ждет.
В это время из коридора послышался глубокий, низкий голос:
– Что случилось, Мадлена? Кто там?
– Это я, Сева!
– Черт побери! Входи же!
От своей русской родни по матери Клэр унаследовал шаляпинский бас, статную фигуру сибирского казака и имя Всеволод; от отца, чистокровного француза-южанина, ему достались смуглая кожа и такие темные волосы, что мы в своей студенческой компании прозвали его Черный Свет (Клэр означает “свет”).
Он приблизился ко мне, сделав два широченных шага, едва не вывихнул мне кисть могучим рукопожатием, заставил присесть добродушным шлепком по плечу – это меня-то, игравшего форвардом в регби! – и, вместо того чтобы, как обычно, сразу пригласить к себе в кабинет, почему-то потащил обратно к двери.
– Какой прекрасный день! – торжественно провозгласил он. – Ты приехал – и солнце сияет! Правда, я ждал тебя только к вечеру с автобусом…
– Я приехал на своей машине. Но прости, может, я некстати?…
– Что ты, совсем нет! Я чертовски рад тебя видеть. Как твои дела? Что с вашей новой батареей?
– Тсс… не спрашивай. Ты ведь знаешь, я не могу об этом рассказывать.
– Ладно, ладно, таинственный атомщик! Кстати, спасибо за посылку с радиоактивными изотопами. Они мне сослужили добрую службу. Но больше я не стану морочить вам голову подобными просьбами. У меня есть кое-что получше.
– Получше? – удивился я. – Что же это?
– Тсс… не спрашивай, – передразнил он меня. – Я не могу об этом рассказывать!
В коридоре позади нас послышались легкие шаги, и мне показалось, что за полуотворенной дверью мелькнул тонкий женский силуэт. Но, видимо, только показалось: насколько я знал, Клэр был холост и женщинами не увлекался.
Он наверняка уловил мой взгляд, потому что тут же обхватил меня руками за плечи и повернул спиной к двери.
– Дай-ка я на тебя посмотрю! Ты все такой же, совсем не изменился. Ну что ж, пойдем в дом.
– А вот про тебя этого не скажешь. Хоть это и не комплимент, ты что-то постарел!
– Возможно, возможно… Прошу, входи!
Я хорошо знал кабинет Клэра со шкафами, полными книг, из которых лишь немногие имели отношение к медицине. Здесь никого не было, но в воздухе чувствовался слабый тонкий аромат. Невольно я потянул носом, вдыхая приятный запах. Клэр это заметил и объяснил, чтобы предупредить вопросы:
– Ах да, несколько дней назад у меня тут была одна знаменитая актриса – пришла на прием, – и вот запах ее духов все держится. Просто удивительно, до чего дошла химия!
Завязался беспорядочный, как бывает в таких случаях, разговор. Я рассказал Клэру о смерти моей матери и был поражен, когда услышал в ответ:
– Вот как? Очень хорошо!
– Как это “очень хорошо”? – воскликнул я, возмущенный и огорченный.
– Нет, я хотел сказать, что теперь понимаю, почему ты столько времени не появлялся. Значит, ты остался совсем один?
– Да.
– Ну что ж, может быть, я смогу тебе предложить кое-что интересное. Но пока это еще только проект. Я расскажу о нем вечером.
– А как поживает твоя лаборатория? Есть что-нибудь новое?
– Хочешь взглянуть? Идем!
Лаборатория, оборудованная уже после того, как я здесь побывал четыре года назад, располагалась в большой светлой комнате, чуть вытянутой в длину, и занимала всю заднюю половину дома. Бегло осмотревшись, я даже присвистнул от восхищения. Уже с порога я заметил микроманипулятор, искусственное сердце. В прилегающей темной комнате высился огромный рентгеновский аппарат. На столе посреди лаборатории под легким чехлом стоял еще какой-то прибор.
– А это что? – спросил я.
– Так, пустяки. Это еще не готово. Просто модель…
– Вот не знал, что ты сам конструируешь для себя новые приборы. Хочешь, я тебе помогу? Я как-никак физик.
– Посмотрим. Во всяком случае, не сейчас. Пока я предпочитаю об этом не говорить.
– Как знаешь, – сказал я обиженно. – Но если эта штука взорвется у тебя под носом…
Звонок у входной двери помешал мне договорить.
– Вот черт! Мадлена вышла, придется пойти открыть.
Оставшись один, я приблизился к таинственному прибору, довольно бесцеремонно приподнял чехол и… замер с открытым ртом. Я ожидал увидеть примитивную схему, а вместо этого передо мной была великолепная конструкция из металлических и стеклянных трубок, прозрачных и матовых ламп, туго натянутых проводов. На многочисленных циферблатах странные двойные стрелки указывали деления непонятных для меня величин. Я привык ко всяким приборам – в нашей лаборатории их немало, и довольно сложных, – но ничего похожего на этот я в жизни не видел.
Заслышав в коридоре быстрые шаги моего друга, я поспешно опустил край чехла и с равнодушным видом отвернулся к окну, за которым зеленел сад.
– Дифтерит у ребенка, – объяснил Клэр. – Мой коллега куда-то уехал. Придется пойти мне. Выбери себе книгу в кабинете, посиди почитай.
– Хочешь я тебя подвезу? Моя машина у дверей.
– Прекрасно! А то мою еще надо выводить из гаража.
По дороге, сидя за рулем, я продолжал раздумывать обо всех замеченных мною странностях. Клэр ожидал меня только к вечеру и явно смутился, когда я приехал раньше. Несколько минут он продержал меня на пороге дома, хотя снаружи было свежо, чтобы не сказать больше. Я заметил женский силуэт, мелькнувший в коридоре, и сразу после этого Клэр позвал меня в дом. Когда он узнал, что моя мать умерла и я теперь один на всем белом свете, у него почему-то был весьма довольный вид. И, наконец, этот странный прибор… Черт побери, я совершенно не понимал его назначения! Да еще в лаборатории биолога! И кто его изобрел? Клэр? Возможно. Но кто собрал? При одном воспоминании о схемах, которые он монтировал и паял в институте, я не смог удержаться от улыбки.
