Ариадна Громова, Рафаил Нудельман
В Институте Времени идет расследование
ВАЛЯ ТЕМИН ВЫСКАЗЫВАЕТСЯ О ХРОНОФИЗИКЕ
Прочитав телефонограмму, Линьков тяжело вздохнул и аккуратно положил листок на стол.
— А при чем тут я? — вяло запротестовал он, ни на что, впрочем, не надеясь. — Лабутин дежурит, он пускай и пойдет.
— Так ведь его вызвали на Пушкинскую, там старушка газом отравилась!
— Самоубийство? — машинально поинтересовался. Линьков, собирая бумаги со стола.
— А кто его знает, может, и самоубийство, — жизнерадостно улыбаясь, ответил Валентин Темин.
— Веселый ты человек, Валька, — мрачно сказал Линьков. — И суждена тебе долгая жизнь и долгая молодость, поскольку ничего ты близко к сердцу принимать не желаешь.
— Ну, это как когда! — уточнил Темин. — А ты-то чего такой кислый? Отпускные настроения одолели?
— А что ты думаешь? — сочувственно отозвался Савченко, глядя в окно на промытую утренним дождем майскую зелень. — Мне лично уже за неделю до отпуска работать становится ну просто невмоготу. Полнейшая, понимаешь, психологическая невозможность наступает.
— Ну, и как же ты выходишь из положения? — поинтересовался Темин. — Бюллетень, что ли, тебе дают по случаю этой самой невозможности?
— Какой там бюллетень! — вздохнул Савченко. — Так просто, кручусь на холостых оборотах помаленьку…
— Тем более, что это для тебя наиболее естественная форма существования, — хмуро отметил Линьков.
— Да ты чего! — искренне изумился Савченко, тараща круглые карие глаза.
— Я тебе от души, можно сказать, сочувствую, а ты…
— Сочувствуешь ты, как же! Небось не хватило твоего сочувствия, чтобы сказать Ивану Михайловичу: мол, Линьков через три дня в отпуск уходит, давайте это дело мне…
— А он бы меня и слушать не стал! Он же сразу сказал: в Институт Времени пошлем Линькова, он у нас физик!
— «Физик»! Это было давно и неправда. А в этом Институте Времени сам Эйнштейн ногу сломит…
— Ну, ты слишком-то не переживай, — посоветовал Савченко. — Подумаешь, Институт Времени! У них своя специфика, у нас — своя, все и дела.
— То-то и оно, что у них — специфика, — мрачно отозвался Линьков. — О чем я и говорю…
— Да уж, у них специфика будь здоров! — восторженно заявил Темин. — Мой знакомый у них там работает в отделе кадров, Эдик Коновалов, так он мне обрисовал в общих чертах обстановку. Главное, говорит, никакой уверенности в завтрашнем дне, прямо как у рабочего при капитализме… Приду, говорит, завтра на работу, а они, может, вместо завтра сделают вчера. Или вообще время наоборот запустят, им-то что. А как тогда, например, со стажем быть и вообще…
— Жутко наблюдать, Валентин, что у тебя в мозговых извилинах копошится,
— морщась, сказал Линьков. — Сходил бы ты на лекцию по хронофизике, что ли. Или к коллективу бы за помощью обратился, если сам до такой степени не справляешься с потоком информации.
— Ну, может, я что и не так говорю, — согласился Валентин, с интересом выслушав тираду Линькова. — Я ж не физик! Но только я лично считаю, что эту их кибернетику в центре города держать ну просто исключается. Нет, правда. Ужас до чего легкомысленно поступили! Тут тебе и театр, и школы, и жилые кварталы… А они же в свои эти… ну, как их… темпорарии, что ли… знаешь, какую энергию вгоняют? А энергия-то, она ведь никуда исчезнуть не может, ну это даже в школе проходят, я же помню! Вот они накопят этой энергии черт те сколько, а она возьмет и взорвется! А что, скажешь, нет?
Линьков посмотрел на него почти с нежностью.
— Поздравляю, друг, ты развиваешься с поразительной быстротой, — сказал он. — Если процесс не замедлится в темпе, через недельку тебя уже можно будет за деньги демонстрировать. Темпорарии, говоришь? Неужели Эдик твой самостоятельно до этого додумался?
— А что, разве нет у них темпорариев? — с интересом спросил Темин. — Выходит, Эдик натрепался? Нет, я думаю, он в крайнем случае прихвастнул, не мог он полностью сочинить. Может, их просто еще не доставили.
— Да откуда их доставят, если они в природе не существуют? Ускорители там у них стоят, понятно тебе? — говорил Линьков и чувствовал, что ровно ничего Темин не понимает. — А ускорители — это поля, ясно? А для полей нужна энергия…
— Ну и что? — легкомысленно спросил Темин. — Поля так поля, это мне без разницы, но факт тот, что энергия накапливается в неимоверном количестве. А поля твои — они, думаешь, все выдержат? Дойдут до точки — и взорвутся!
— Я тебе, Валентин, брошюрку принесу завтра, ты почитай, — ухмыляясь, сказал Савченко. — А то девушки тебе отставку будут давать, по причине крайнего бескультурья. По-моему, я даже наблюдал вчера один такой факт. В 21:00, на углу Советской и Тургеневской, было дело? Такая блондиночка спортивного образца?
— Да ну ее, эту блондиночку, строит из себя…
— Ладно, ребята, пошел я все же, — со вздохом сказал Линьков.
— А что, очень неохота? — поинтересовался Темин, явно обрадовавшись, что разговор переключился.
— Тебя бы туда… с твоими темпорариями, — мрачно ответил Линьков, надевая плащ.
— Брось переживать, говорю, — сочувственно отозвался Савченко. — Люди же они там, человеки, в этом самом Институте Времени, а не что другое.
— Ты лучше вот что скажи, раз уж такой храбрый: если я до отпуска не успею закончить это дело, ты его на себя примешь?
— Да ты что? — изумился Савченко. — За три дня не успеешь такое простое дело оформить? Нет, это определенно тебе отпускные настроения давят на психику.
Линьков обернулся, стоя на пороге.
— Не верю я в тамошние простые дела, — загробным тоном сказал он. — Не бывает там простых дел, и хлебнем мы горя с этой историей, помяните мое слово. Прощайте, друзья, не поминайте лихом. Оваций не надо, памятников, ежели что, тоже не требуется, а вместо духового оркестра пускай Валя Темин разъяснит собравшимся адскую сущность взрывающихся полей, и тогда общественность навеки запомнит день моих похорон.
Сказав все это, Александр Григорьевич Линьков снова вздохнул и мужественно двинулся по направлению к Институту Времени.
Утром 21 мая меня разбудил телефонный звонок. Мне под утро всегда особенно спать хочется, так что я хоть и вскочил, и трубку взял, но толком не понимал, во сне это происходит или наяву. В основном я удивлялся, чего это мне Шелест звонит, да еще в такую рань. Но Шелест не стал объяснять, почему звонит, а только хмуро сказал:
— Вот что, Борис, немедленно приезжай в институт. Жду тебя, — я положил трубку.
Тут уж я, конечно, проснулся насовсем, быстренько собрался, даже зарядку аннулировал, наспех состряпал и проглотил яичницу и в автобусе все думал: что же такое стряслось у нас в институте. Если из Москвы кто прилетел, так чего ему не терпится, какого лешего людей прямо из постели вытаскивают, когда в институте никому, кроме уборщиц, делать еще нечего.
