Стивен Бакстер - Корабли времени

Нижеследующий материал был передан мне в Лондоне, владельцем небольшой букинистической лавки, расположенной на Черинг-Кросс. Он сказал, что нашел эту рукопись в коробке без надписи, среди коллекции книг, завещанной ему другом. Книжный жучок посчитал рукопись презанятной («Может, у вас что-нибудь из нее получится») – зная о моем увлечении научной беллетристикой эпохи девятнадцатого века.

Это была машинопись, отпечатанная на самой обыкновенной бумаге, но пометки карандашом свидетельствовали, что предо мной перепечатка уже давно разложившегося от времени рукописного текста. Оригинал, если он вообще существовал, был навсегда утрачен. Автор манускрипта, а также источник его происхождения терялись в безвестности.

Я лишь слегка отредактировал текст, ограничившись самой поверхностной «полировкой», выразившейся в устранении случайных описок и повторов (видимо, все писалось в спешке).

Как к этому отнестись? Как к мистификации, пророчеству или просто беллетристике, созданной на утеху воображению? Говоря словами Путешественника во Времени, мы должны «принять это либо как обман – или как пророчество… Принимая во внимание, что и меня не оставляли постоянные размышления над судьбами нашей расы…» Итак, давайте отнесемся к этому как к красочной фантазии – или же талантливой мистификации. Пусть даже хоть крупица истины содержится на этих страницах. В любом случае, любопытно было бы прочитать продолжение одного из самых знаменитых фантастических романов. Если это вообще можно назвать фантастикой, или романом – пророчеством, антиутопией или псевдонаучным эссе… и прочая, и прочая!) проливающего свет на природу нашей вселенной и нашего места в ней.

Без дальнейших комментариев представляю на ваш суд результат этой работы.

Стивен Бакстер

Утром в пятницу после моего возвращения из будущего я проснулся после глубокого, лишенного сновидений сна. Рассвет уже давно наступил – я никогда не вставал так поздно.

Я выбрался из постели и раздвинул занавески. Солнце, как обычно, вяло продвигалось по небосклону, и тут мне вспомнилось, как оно скакало, когда я сидел в кресле машины времени, оттянув рычаг ускорителя! Но теперь я, похоже, завяз во времени, как мушка в янтаре.

За окном привычно шумел утренний Ричмонд: стучали лошадиные копыта, громыхали колеса по булыжной мостовой, хлопали двери. Паровой вагон, изрыгая дым и искры, неуклюже двигался по Питершам-Роуд, и голоса разносчиков, похожие на крики чаек, разносились в воздухе. Понемногу я почувствовал, как мои мысли сползают в сторону от затейливых приключений во времени, обратно к мирским делам. Я уже привычно размышлял над тем, что пописывают в свежей «Пэл-мэл газэтт». А тут, кроме событий на бирже, пришло в голову, что утренняя почта может доставить последний выпуск «Эмерикэн Джоурнел оф Сайенс». Там должны были появиться мои эссе по поводу изысканий А. Мичелсона и Е. Морли, по вопросам, касающимся некоторых особенностей природы света, статей, появившихся в этом журнале четырьмя годами раньше, в 1887-м…

И так далее! Детали повседневного толпились в моей голове, и оттого все воспоминания о приключениях в будущем казались фантастикой – и даже абсурдом. Словно галлюцинация, нечто близкое к сновидению после порции опиума в китайском притоне. Все это сопровождалось чувством бесконечного падения в пропасть и туман, после которого я «приземлился» в мир кошмаров 802701-го. Теперь же я испытал совершенно небывалое чувство – на меня обрушивалось настоящее. Обыденный мир, привычный, каким он и был всегда – для меня и людей моего века. Стоя в халате перед окном я уже было, стал сомневаться в том, что случилось. Даже сама машина времени теперь представлялась мне вдруг нереальной. Это мое творение, на которое я потратил не один год, чтобы довести ее до совершенства.

Я вспомнил ужин накануне и беседу с друзьями. Похоже, они отнеслись к моему рассказу также скептически. Лишь один из них, мой добрый друг, которого буду называть Писателем, прислушался с некоторой степенью симпатии и доверия.

Встав у окна, я потянулся – и тут меня словно озарило! Тело вспомнило все то, что с ним произошло! И ломота в спине, и боль в мышцах.

– Что ж, – пробормотал я, – значит, всего лишь фантазия? Сон? И та холодная мрачная ночь в лесу, и битва с морлоками? Может, всего лишь припадок сомнамбулизма, а мышцы болят оттого, что я всю ночь бегал в беспамятстве по саду?

И тут в углу я наткнулся на груду тряпья: это были остатки моей одежды, годившейся теперь разве что на растопку. Измазанной соком травы, обугленной лесным пожаром. В эти рваные карманы Уина вложила на память, как в вазы, мальвы – бледные цветы будущего. Ботинки потерялись: странно, я пожалел о них, об этих удобных, растоптанных башмаках, сгоревших во враждебном будущем – и здесь на ковре валялись только жалкие окровавленные останки носков.

Да, это были они – старые рваные носки! – их грубо прозаичное существование лучше всего убедило меня, что я не сошел с ума – и полет в будущее был не сном. Я вновь поверил, что будущее так же реально, как Ричмонд в 1891 году, и должен был успеть слетать туда еще раз, чтобы по возвращении убедить друзей и развеять последние сомнения.

Приняв такое решение, я вдруг увидел улицу, опустевшее лицо Уины: живое, словно и сейчас стоявшее предо мной. Необыкновенная печаль, и волна жалости захлестнули мое сердце. Уина. Девочка-подросток расы элоев, провожавшая меня во Зеленый Фарфоровый Дворец, сквозь дебри леса, выросшего там, где сейчас была голая равнина Темзы. Девушка, исчезнувшая в вихре огня, в окружении стаи морлоков. Я всегда был человеком действия, и сначала действовал, а потом уже обдумывал свои поступки! В моей холостяцкой жизни такая привычка еще ни разу не подводила меня и не подвергала опасности никого из посторонних. Но теперь получалось, что я бросил бедную доверчивую Уину в жутких тенях Вечной Ночи морлоков.

Ничего! Еще не поздно исправить положение. Пока у меня есть машина времени…

Я был полон решимости. Мои приключения, во сне или наяву – еще не окончились!

Я забрался в ванну, которую мисс Уотчет приготовила по моей просьбе. Решимость заставляла торопиться, но я не мог не привести себя в порядок. К тому же по утрам так хочется побаловать себя, понежиться в горячей ванне. Заодно я смог рассмотреть ссадины и царапины.

Оделся я быстро. Благодаря расторопности мисс Уотчет, меня уже поджидал завтрак. Я с воодушевлением набросился на яичницу с грибами и помидорами. И все же бекон и сосиски дались с трудом: мясо отчего-то вызывало устойчивое чувство отвращения. Понятное дело!