Роберт Шекли
Тело
Открыв глаза, профессор Мейер увидел беспокойно склонившихся над ним трех молодых хирургов. Внезапно ему пришло в голову, что они действительно должны быть очень молоды, чтобы решиться, на что решились; молоды и Дерзки, не обременены закостенелыми штампами и мыслями; с железной выдержкой, железным самообладанием.
Его так поразило это откровение, что лишь через несколько секунд он понял, что операция прошла успешно.
- Как вы себя чувствуете, сэр?
- Все хорошо?
- Вы в состоянии говорить, сэр? Если нет, качните головой. Или мигните.
Они жадно смотрели.
Профессор Мейер сглотнул, привыкая к новому небу, языку и горлу. Наконец он произнес очень сипло:
- Мне кажется... Мне кажется...
- Ура! - закричал Кассиди. - Фельдман, вставай!
Фельдман соскочил с кушетки и бросился за очками.
- Он уже пришел в себя? Разговаривает?
- Да, он разговаривает! Фредди, мы победили!
Фельдман нашел свои очки и кинулся к операционному столу.
- Можете сказать еще что-нибудь, сэр? Все, что угодно.
- Я...Я...
- О боже, - выдохнул Фельдман. - Кажется, я сойду с ума.
Трое разразились нервным смехом. Они окружили Фельдмана и стали хлопать его по спине. Фельдман тоже засмеялся, но затем зашелся кашлем.
- Где Кент? - крикнул Кассиди. - Он удерживал осциллограф на одной линии в течении десяти часов.
- Отличная работа, черт побери! Где же он?
- Ушел за сэндвичами, - ответил Люпович. - Да вот он.
- Кент,все в порядке!
На пороге появился Кент с двумя бумажными пакетами и половиной бутерброда во рту. Он судорожно сглотнул.
- Заговорил?! Что он сказал?
Раздался шум, и в дверь ввалилась толпа людей.
- Уберите их! - закричал Фельдман. - Где этот полицейский? Сейчас никаких интервью!
Полицейский выбрался из толпы и загородил вход.
- Вы слышали, что говорят врачи, ребята?
- Нечестно, это же сенсация!
- Его первые слова?
- Что он сказал?
- Он действительно превратился в собаку?
- Какой породы?
- Он может вилять хвостом?
- Он сказал, что чувствует себя отлично, - объявил полицейский, загораживая дверь.
- Идем, идем, ребята.
Под его растопыренными руками прошмыгнул фотограф. Он взглянул на операционный стол и пробормотал:
- Боже мой!
Кент закрыл рукой объектив, и в этот миг сработала вспышка.
- Какого черта?! - взревел репортер.
- Вы счастливейший обладатель снимка моей ладони, саркастически произнес Кент. - Увеличьте его и повесьте в музее современных искусств. А теперь убирайтесь, пока я не сломал вам шею.
- Идем, ребята, - строго повторил полицейский, выталкивая газетчиков. На пороге он обернулся и посмотрел на профессора Мейера.
- Просто не могу поверить! - прошептал он и закрыл за собой дверь.
- Мы кое-что заслужили! - воскликнул Кассиди.
- Да, это надо отметить!
Профессор Мейер улыбнулся - внутренне, конечно, так как лицевая экспрессия была ограничена. Подошел Фельдман.
- Как вы себя чувствуете, сэр?
- Превосходно, - осторожно произнес Мейер. - Немного не по себе, пожалуй...
- Но вы не сожалеете? - перебил Фельдман.
- Еще не знаю, - сказал Мейер. - Я был против из принципа. Незаменимых людей нет.
- Есть. Вы. - Фельдман говорил с горячей убежденностью. - Я слушал ваши лекции. О, я не претендую на понимание и десятой части, математическая символика для меня только хобби. Но ваши знаменитые...
- Пожалуйста, - выдавил Мейер.
- Нет, позвольте мне сказать, сэр. Вы продолжаете труд, над которым бился Эйнштейн. Никто больше не в состоянии закончить его. Никто! Вам нужно было еще пару лет существовать в любой форме. Человеческое тело пока не хочет принимать гостя, пришлось искать среди приматов...
- Не имеет значения, - оборвал профессор. - В конце концов, главное - интеллект. У меня слегка кружится голова...
- Помню вашу последнюю лекцию в Гарварде, - сжав руки, продолжал Фельдман. - Вы выглядели таким старым! Я чуть не заплакал - усталое изможденное тело...
- Не желаете выпить, сэр? - Кассиди протянул стакан.
Мейер засмеялся.
- Боюсь, мои новые формы не приспособлены для стаканов. Лучше блюдечко.
- Ох, - вырвалось у Кассиди. - Правильно! Эй, несите сюда блюдечко!
- Вы должны нас простить, сэр, - извинился Фельдман. Такое ужасное напряжение. Мы сидели в этой комнате почти неделю, и сомневаюсь, что кто-нибудь из нас поспал восемь часов за это время. Мы чуть не потеряли вас...
- Вот! Вот блюдечко! - вмешался Люпович. - Что предпочитаете, сэр? Виски? Джин?
- Просто воду, - сказал Мейер. - Мне можно подняться?
- Позвольте... - Люпович легко снял его со стола и опустил на пол. Мейер неуверенно закачался на четырех ногах.
- Браво! - восторженно закричали врачи.
- Мне кажется, завтра я смогу немного поработать, сказал Мейер. - Нужно придумать какой-нибудь аппарат, чтобы я смог писать. По-моему, это не сложно. Очевидно, возникнут и другие проблемы. Пока мои мысли еще не совсем ясны....
- Не торопитесь.
- О, только не это! Нам нельзя потерять вас.
- Какая сенсация!
- Мы напишем замечательный отчет!
- Совместно, или каждый по своей специализации?
- И то, и другое. Они никогда не насытятся. Это же новая веха в...
- Где здесь ванная? - спросил Мейер.
Врачи переглянулись.
- Зачем?
- Заткнись, идиот. Сюда, сэр. Позвольте я открою вам дверь.
Мейер следовал за ними по пятам, всем существом ощущая легкость передвижения на четырех ногах. Когда он вернулся, горячо обсуждались технические аспекты операции.
- ... никогда не повторится.
- Не могу с тобой согласиться. Все, что удалось однажды...
- Не дави философией, детка. Ты отлично знаешь, что это чистая случайность. Нам дьявольски повезло.
- Вот именно. Био-электрические изменения необратимы...
- Он вернулся.
- Ему не следует много ходить. Как ты себя чувствуешь, миляга?
- Я не миляга, - прорычал профессор Мейер. - И между прочим, гожусь вам в дедушки.
- Простите, сэр. Мне кажется вам лучше лечь.
- Да, - произнес Мейер. - Мне что-то нехорошо. В голове звенит, мысли путаются...
Они опустили его на кушетку, обступили тесным кольцом, положив руки друг другу на плечи. Они улыбались и были очень горды собой.
- Вам что-нибудь надо?
- Все что в наших силах...
- Вот, я налил блюдце воды.
- Мы оставили пару бутербродов.
- Отдыхайте, - сказал Кассиди.
Затем он непроизвольно погладил профессора Мейера по длинной, с атласной шерстью, голове.
Фельдман выкрикнул что-то неразборчивое.
- Я забыл, - смущенно произнес Кассиди.
- Нам надо следить за собой. Он ведь человек.