К.ЧАПЕК
Ореол*
Без четверти семь Кнотек проснулся на своем холостяцком ложе. "Можно полежать еще четверть часика",- блаженно подумал он. И вдруг ему вспомнился вчерашний день. Ужасно! Он был на грани того, чтобы кинуться во Влтаву. Но прежде он написал бы управляющему банком письмо, и уж этому-то письму управляющий наверняка не обрадовался бы. Да, господин Полицкий до конца своих дней не обрел бы покоя, так обидев человека... Вот здесь, за этим столиком, Кнотек до глубокой ночи сидел над листом бумаги, подавленный вопиющей несправедливостью, жертвой которой он стал в банке.
- Такого идиота, как вы, у нас еще не бывало! - орал на него вчера управляющий. - Уж я позабочусь о том, чтобы вас перевели в другое место! Но что там будут делать с таким подарочком, одному богу известно! Вы, милейший, самый бестолковый сотрудник за последнюю тысячу лет...
И так далее.
И все это при сослуживцах, при барышнях! Кнотек стоял уничтоженный, весь красный, а Полицкий, накричав на него, бросил ему под ноги эту злосчастную балансовую ведомость. Кнотек был так ошеломлен, что даже не защищался. А ведь он мог бы сказать: "К вашему сведению, господин управляющий, эту ведомость составлял не я, а коллега Шембера. Идите кричите на Шемберу, а меня оставьте в покое. Я работаю в банке уже семнадцать лет и еще не сделал ни одной серьезной ошибки".
Но, прежде чем Кнотек успел заговорить, управляющий хлопнул дверью, и в бухгалтерии настала зловещая тишина. Коллега Шембера уткнулся в бумаги, пряча свое лицо, а Кнотек, как автомат, взял шляпу и вышел из бухгалтерии. "Я уже не вернусь сюда, - думал он подавленно. - Конец!"
Весь остаток дня он бродил по улицам, забыл про обед и ужин, а к вечеру крадучись вернулся домой и сел писать последнее письмо. Кончена жизнь, но пусть господина управляющего до конца дней терзает совесть!
Кнотек задумчиво поглядел на столик, за которым он сидел вчера до поздней ночи. Что же он хотел написать? Сейчас ему, хоть убей, не удавалось вспомнить ни одной из тех исполненных достоинства и горечи фраз, которыми он хотел обременить совесть управляющего. Он помнил только, что ему было горько и обидно и он даже заплакал от жалости к самому себе, а потом, совсем ослабев от голода и уныния, завалился в постель и уснул как убитый.
"Надо бы сейчас написать это письмо", - подумал Кнотек, проснувшись поутру, но под одеялом было так тепло и уютно, что он сказал себе: "Полежу еще минутку, потом напишу. Такое дело надо хорошенько обдумать".
Он натянул одеяло до самого подбородка. Так что же, собственно, написать? Ну, прежде всего, что ту ведомость составлял коллега Шембера. Нет, этого писать нельзя, ужаснулся Кнотек. Шембера, правда, страшный растяпа, но ведь у него трое детей и больная жена. Его только полтора месяца назад приняли в банк... сейчас бы он, конечно, вылетел с треском. "Ничего не поделаешь, Шембера, - скажет управляющий. - Такие сотрудники нам не нужны". "Написать разве, что эту ведомость составлял не я, вот и все! размышлял Кнотек. - Но управляющий выяснит, кто ее делал, и Шемберу все равно выгонят. А я не хочу быть причиной этого, - сочувственно подумал Кнотек. - Нет, Шемберу лучше не впутывать. Напишу Полицкому так: вы были несправедливы ко мне, и моя смерть - на вашей совести!"
Кнотек сел на кровати. "Надо бы почаще помогать этому Шембере, - думал он. - Что, если сказать ему: "Послушайте, коллега, вот как надо делать то и это. Я вам всегда охотно помогу". Но ведь меня там уже не будет, вот в чем загвоздка! И "эта шляпа, Шембера, в два счета останется без места. Вот нелепое положение! Собственно говоря, мне следовало бы там остаться... размышлял Кнотек, поджав ноги. - И простить управляющему его грубость? Да, простить, почему бы и нет? Полицкий - вспыльчивый человек, но он не хотел мне зла. Вспылит, а через минуту сам не помнит, из-за чего. Строг, это верно, но порядок завел настоящий, тут уж ничего не скажешь".
Кнотек с удивлением убеждается, что, собственно, в его душе вовсе нет жгучей обиды. Он даже ощущает некое отрадное умиротворение. "Прощу господина Полицкого, - шепчет он, - а Шембере покажу, как надо работать".
Четверть восьмого. Кнотек вскакивает с постели и бросается к умывальнику. Бриться уже нет времени, поскорее одеться и бежать! И он устремляется вниз по лестнице. Настроение у него светлое и бодрое, видимо, потому, что он простил ближним все обиды. Держа шляпу в руке, он спешит в кафе, и ему хочется петь от радости. Сейчас он выпьет утренний .кофе, просмотрит газету и как ни в чем не бывало отправится в банк.
Но почему прохожие так глядят на него? Кнотек хватается за голову. "Что-нибудь не в порядке с моей шляпой? Но ведь она у меня в руке..." По улице едет такси. Шофер оглядывается на Кнотека и сворачивает так круто, что едва не въезжает на тротуар. Кнотек качает головой укоризненно и отрицательно, мол, машина ему не нужна. Ему кажется, что люди останавливаются и глядят на него. Он торопливо проводит рукой по пуговицам - все ли они застегнуты? Не забыл ли он галстука? Нет, слава богу, все в порядке.
И Кнотек в отличном расположении духа входит кафе.
Мальчик - кельнер таращит на него глаза.
- Кофе и газету, - распоряжается Кнотек и степенно усаживается за свой постоянный столик. Кельнер приносит посетителю кофе и в изумлении смотрит поверх его лысины. Из кухни высовывается несколько голов, и все оторопело глядят на Кнотека.
Кнотек обеспокоен.
- В чем дело?
Кельнер смущенно кашлянул.
- У вас что-то на голове, сударь.
Кнотек снова ощупал голову. Ничего! Голова сухая и гладкая, как всегда.
- Что у меня на голове? - воскликнул он.
- Похоже на сияние, - неуверенно пробормотал кельнер. - Я все гляжу и гляжу...
Кнотек нахмурился. Видно, высмеивают его плешь.
- Занимайтесь лучше своим делом, - отрезал он и принялся за кофе. Но для верности все же незаметно оглянулся и увидел свое отражение в зеркале: солидная плешь и вокруг нее что-то вроде золотистого ореола... Кнотек поспешно встал и подошел к зеркалу. Ореол двигался вместе с ним. Кнотек ухватился за него обеими руками, но ничего не нащупал - руки проходили сквозь светящийся круг, ореол был совершенно нематериальным и лишь едва ощутимо согревал пальцы.
- Отчего это у вас? - сочувственно поинтересовался кельнер.
- Не знаю, - уныло ответил Кнотек и вдруг перепугался. А как же он пойдет в банк? С этим нельзя! Что скажет управляющий? "Господин Кнотек, скажет он, эту штуку вы оставьте дома. В банке мы такого допустить не можем".
"Как же быть? - с ужасом думал Кнотек. - Снять ореол нельзя, под шляпу его не спрячешь. Добежать бы хоть до дому..."
- Будьте добры, - торопливо попросил он, - найдется тут у вас зонтик? Я бы прикрыл им это...
