Владимир Васильев - Волчья натура

Существа, населяющие Землю этого романа, не являются людьми в биологическом смысле этого слова. То есть, на описываемой Земле вид Homo Sapiens Sapiens начисто отсутствует. Главенствуют на планете совершенно иные существа, хотя они так же прямоходящи, имеют по паре рук и ног, глаз и ушей. И все же я рискнул назвать их людьми, ибо не верю, что их мысли будут в корне отличатся от наших. Кроме того, я взял на себя смелость оставить многие привычные географические названия, исторические личности, нарицательные понятия и систему летоисчисления. Следует только помнить, что события происходят в конце двадцатого века, в девяностые годы, но вовсе не от рождества Христова, а от совершенно иного события.

– То есть, профессор, вы считаете морфологическое разнообразие людей неразрывным признаком разума?

– Отнюдь. Скорее всего люди произошли от некоего неустойчивого правида собак. Не думаю, что разнообразная морфология является плодом досредневековой селекции, человек в то время был слишком консервативен, чтобы заметно менять собственное тело.

– А как же дикие собаки? Они тоже могут в конце-концов развиться в разумных существ? В еще одну расу людей?

– Ни в коем случае! Если вы читали труды моего знаменитого предка, вы должны знать, что человек и человекообразные собаки, включая динго и койота, просто имеют общего предка, тот самый неустойчивый правид. Какие-то ветви так и остались животными, а наша пришла в процессе эволюции к возникновению разума. Я не берусь судить, случайно ли дарован нам разум, или это неизбежный итог достаточно долгого развития перспективной расы… Во всяком случае, на Земле мы имеем то, что мы имеем. Морфологически однородных животных и поразительное разнообразие людских морфем.

– И последний вопрос, профессор. Легендарный волк – он тоже имел единого с человеком предка?

– Несомненно. А чей ген, по-вашему, человечество вытравливало из собственных цепочек ДНК две сотни лет назад? Я счастлив, что от волка, от этого хищного и кровожадного вида человекоподобных не осталось ни малейшего следа ни на планете, ни в человеческом генофонде.

– Спасибо, профессор, что уделили нам время.

Новое здание вокзала, дорощенное всего семь лет назад, поражало своей громадностью. Округлое, словно ракушка, с разинутой пастью центральной арки, оно было похоже на уснувшего великана. Впрочем, оно и было уснувшим великаном – измененным до неузнаваемости деревом. Последние два века генетическое проектирование совершило несколько прорывов в запретные ранее области, в частности – появилась возможность выращивать здания существенно больших размеров, чем раньше.

Шершавые дорожки ральсов тянулись вдоль каждого перрона и убегали вдаль, опутывая сложной цепью весь континент. По ральсам скользили поезда – полиморфные, отшлифованные годами селекции существа. Их уже трудно было назвать живыми – от изделий из камня или металла поезда отличались лишь тем, что их иногда приходилось кормить. Раз и навсегда жестко заданная форма, послушание и скорость – вот и все, что от них требовалось.

Аморф Леонид Дегтярев подхватил чемодан (тоже живое существо, только в отличие от поезда маленькое и мономорфное), и направился к расписанию – огромному, во всю стену. Впрочем, приятный голос дикторши прозвучал раньше, чем Леонид успел найти свой рейс в длинном перечне.

– Экспресс Берлин-Новосибирск подходит для посадки к шестому пути. Повторяю…

Леонид не стал искать подтверждение в расписании. Просто направился к проходу на перрон, рядом с которым в широком простенке была намалевана большая европейская шестерка. Когда он приблизился, ожило табло – чисто механическое. «Берлин-Новосибирск», – гласило оно. – «Рейс 959Е. Отправление 17.24»

Вот и нужный вагон – сегмент вытянутого тела поезда, похожего на длинную вязанку сосисок. Проводница – миловидная миниатюрная девушка-шпиц – профессионально улыбнулась Леониду.

– Добрый день, местер! Вы – мой первый пассажир сегодня.

Значит, вагон еще пуст.

– Здравствуйте. Билет показывать?

– Не нужно. Садитесь в свое купе, и все.

– Спасибо.

Леонид шагнул в отворенную овальную дверь и оказался в поезде. Отыскал свое купе – четвертое, из восьми – переоделся в дорожное, выложил на стол неизменную копченую курицу, выставил не менее неизменную бутылку водки, и присел у окна в ожидании попутчиков.

Он еще не знал, что станет камнем, столкнувшим лавину. Ничем не примечательная командировка в Сибирь повлечет за собой целый вихрь разнообразнейших событий. Часть из них взбудоражит всю планету, часть останется лишь в памяти непосредственных участников и в бесстрастных ячейках архивов.

А пока Леонид, задумчиво барабаня пальцами по столу, думал: «Только бы не попутчики с детьми. Кто угодно – даже благообразные старушки. Лишь бы не дети. А если уж случится кто малолетний – то хотя бы не младенец…»

Хорст Ингвар аб Штилике очень любил детективные романы, и еще он очень любил читать их перед сном. Уютный свет лампы над кроватью, испещренные буковками страницы, тишина; за окном – темень, рядом, на тумбочке, телефонная трубка, так что если с утра кто позвонит – не нужно будет вскакивать и бежать через всю квартиру, а можно будет просто протянуть руку и сонным голосом сказать: «Да-а?» А потом вернуть трубку на тумбочку и снова провалиться в блаженный сон, в котором есть шанс увидеть себя крутым сыщиком, гоняющимся за очередной сворой бандитов.

После работы Хорст заглянул в любимую книжную лавочку и приобрел сразу два томика Говарда Тона. Свежие-свежие, только из типографии. Предвкушая вечерний экскурс в мир преступлений и неизбежных наказаний, Хорст со вкусом поужинал, рассеянно посмотрел по телевизору нечто развлекательное, мельком проглядел пришедшую за день почту и, никому не ответив, он все же не выдержал, взял первый томик с аппетитным названием «Никто, кроме нас» и уселся в кресло.

Четыре часа промелькнули, словно миг. С трудом оторвавшись от книги, Хорст торопливо сварил кофе, торопливо, обжигая губы, выпил, разделся и юркнул под одеяло. В горизонтальном положении читать было как-то привычнее, и еще около часа промелькнуло так же незаметно.

А потом, ни с того ни с сего, запиликал телефон.