Джек Вэнс. Марун: Аластор 933
Аластор[1], скопление тридцати тысяч видимых звезд, несчитанных останков погасших светил и огромного множества старментов — скитающихся лун, астероидов и комет — приютилось на краю галактики между зияющими пустотой Злополучной бездной и Несбыточной пучиной, в стороне от основного витка Ойкумены, кажущегося оттуда пеленой мерцающего тумана. Откуда бы ни приближался к Аластору космический странник, взору его открывается примечательное зрелище — отливающие белыми, голубыми и красными сполохами созвездия, подсвеченные завесы разреженной материи, местами разорванные, местами затемненные кляксами пыли, блуждающие внутрь и наружу вереницы звезд, завитки и всплески фосфоресцирующего газа.
Следует ли рассматривать Аластор как часть Ойкумены? Жители Скопления — от четырех до пяти триллионов человек, населяющие более трех тысяч миров — редко об этом задумываются и, по сути дела, не считают себя ни ойкуменидами, ни аластридами. Отвечая на вопрос о происхождении, типичный обитатель Скопления назовет, пожалуй, родную планету или, что более вероятно, страну, где он появился на свет и вырос — как будто его отечество настолько знаменито и замечательно, что его название должно быть на устах каждого встречного и поперечного во всех городах и весях необъятной Галактики.
Поглощенность местными интересами отступает перед славой коннатига, правящего скоплением Аластор из дворца в Люсце на планете Нуменес. Нынешний коннатиг, Оман Уршт, шестнадцатый в династии Айдидов, нередко размышляет о капризе судьбы, наделившем его — именно его — невероятной властью, но каждый раз с улыбкой прерывает бессмысленную цепь умозаключений — подобное стечение обстоятельств казалось бы загадочным любому, кто бы ни оказался на его месте.
Обитаемые миры Скопления объединяет лишь отсутствие единообразия. Среди них есть планеты гигантские и карликовые, благодатные и гибельные, влажные и засушливые, густонаселенные и безлюдные — каждая неповторима. На одних высокие горы вздымаются из морской синевы, упираясь снежными вершинами в синеву небесную.
На других неразрывная пелена моросящих туч вечно ползет над бескрайними болотами, и монотонность существования нарушается лишь сменой дня и ночи. К числу последних относится планета Брюс-Танзель, Аластор 1102, насчитывающая не более двухсот тысяч жителей, прозябающих главным образом на побережье Напрасного озера, где они занимаются в основном красильным делом. Брюс-Танзель обслуживают четыре космических порта; важнейший из них — Карфонж.
Достопочтенный Мерган, комендант космического порта в Карфонже, занимал руководящую должность не в последнюю очередь благодаря умению неукоснительно придерживаться заведенного порядка вещей. Мерган не просто терпел или одобрял машинальное повторение ежедневной рутины — оно было положительно необходимо для его душевного равновесия. Мерган возражал бы против упразднения таких неприятных или вредных для космодрома явлений, как утренние дожди, писк и щелчки вездесущих стеклянных ящериц и регулярные нашествия ползучей плесени только на том основании, что из-за него пришлось бы менять установленные правила.
Утром того дня, который впоследствии определили как десятое число месяца мариэля по ойкуменическому календарю[2], едва комендант Мерган уселся за стол в своем кабинете, как к нему явился кончавший ночную смену носильщик в сопровождении невозмутимого молодого человека в унылом сером костюме. Комендант отозвался на вторжение невнятным ворчанием — он не любил лишние хлопоты и, в частности, терпеть не мог, когда ему мешали в начале рабочего дня. Происходящее угрожало, как минимум, нарушить заведенный порядок вещей. Помолчав для важности, Мерган буркнул:
— Что там у тебя, Динстер, что такое?
Носильщик говорил громко, будто боялся, что его не услышат:
— Простите за беспокойство, господин комендант. Что прикажете делать с этим субъектом? Он, кажется, болен.
— Найди врача! — зарычал Мерган. — Сюда-то зачем приводить всех подряд? У меня тут не аптека.
— У него какая-то не такая болезнь, комендант. Скорее психическая — вы понимаете, что я имею в виду?
— Не понимаю! — отрезал Мерган. — Не крути вокруг да около, говори, в чем дело.
Динстер вежливо указал на подопечного:
— Всю ночь сидит в зале ожидания — с тех пор, как я пришел на работу. Ничего не говорит, не знает даже, как его зовут и откуда приехал.
Мерган оторвался от бумаг и соблаговолил проявить некоторое любопытство.
— Эй, дружище! — рявкнул он. — Что стряслось?
Молодой человек перевел взгляд с окна на Мергана, но ничего не ответил. Коменданту волей-неволей пришлось заметить очевидное и задуматься. Почему золотисто-каштановые волосы незнакомца были безобразно обрезаны — так, будто кто-то наспех орудовал садовыми ножницами? И костюм — явно с чужого плеча, размера на три больше, чем следовало.
— Говорите! — потребовал Мерган. — Вы меня слышите? Как вас зовут? — Лицо молодого человека сосредоточилось, но он по-прежнему молчал.
— Забулдыга какой-нибудь, — решил комендант. — Небось, забрел с красильного завода. Отведи его к выходу, пусть катится на все четыре стороны!
Динстер упрямо помотал головой:
— Никакой он не забулдыга! Взгляните на руки.
Мерган неохотно последовал совету. На руках юноши, сильных и холеных, не было неизбежных следов грубой работы или частого погружения в красители. Правильные и твердые черты лица, гордая осанка — все свидетельствовало о высоком происхождении. Комендант, предпочитавший не вспоминать обстоятельства своего рождения, ощутил неприятный укол инстинктивного почтения и, следовательно, неприязни. Он снова рявкнул:
— Кто вы такой? Как вас зовут?
— Не знаю, — медленно, с трудом произнес неизвестный. Он говорил с сильным, непривычным на Брюс-Танзеле акцентом.
— Откуда вы?
— Не знаю.
Мерган поинтересовался с несправедливой язвительностью:
— Вы вообще что-нибудь знаете?
Динстер осмелился высказаться:
— По-моему, господин комендант, он прибыл на одном из вчерашних кораблей.
Мерган обратился к молодому человеку:
— На каком корабле вы прилетели? У вас есть друзья на Брюс-Танзеле?
Юноша остановил на нем напряженный, тревожный взгляд темно-серых глаз. Комендант почувствовал себя неудобно и повернулся к носильщику:
— Никаких документов? Денег тоже нет?
