Даина Чавиано - Научно-фантастические рассказы

О милосердии молю, господи! Изо всех испытаний, коим ты подвергал мою веру, сие есть, по разумению моему, наитруднейшее. В сомнении пребывает слабый мой дух. По воле твоей стал я ныне счастливейшим и несчастнейшим из смертных. Прости, всевышний, раба твоего, чье сердце переполнено к тебе любовью. Избавь меня от тревог и вызволи, ибо ты это можешь, из происшествия, о коем не ведаю, к худу оно или к добру.

Открываю тебе сердце свое, о будущий декан семинарии святого Анаклета. Я, аббат Херонимо, чье имя завершает сии записи, открываю тебе сокрушенный дух свой на заре дня, что, быть может, станет наистрашнейшим или наисчастливейшим из дней моих. И дабы ты безрассудств моих не повторил, надобно знать тебе мою историю или хотя бы начало оной — ибо завершение ее мне неведомо, и неведомо, буду ли я жив, чтобы тебе о ней рассказать. Посему пусть свидетельствует и пребудет доказательством происшедшему мой дневник — то, что я записал в нем с рокового дня, послужившего всему началом.

Месяца января десятого дня года тысяча шестьсот шестого.

Нечто весьма прискорбное постигло меня сегодня. После утренней службы я поднялся опять в свою келью, и только сел переписывать старинные хартии, как до ушей моих донесся звук тихих шагов. Я обернулся, полагая, что это какой-нибудь из юных послушников, убежавший от своей работы, однако, к величайшему изумлению моему, увидел, что тот, кого счел я послушником, на самом деле прекрасная отроковица.

Сразу подумал я, не убежала ли дева сия, повредившись разумом, из отчего дома, ибо одежда ее едва прикрывала наготу, и держала себя отроковица не стыдливо, а дерзко, как ни единая из отроковиц, коих я видел в своей жизни. И, глядя на нее, глаголал я:

— Юная дева, ты, верно, повредилась рассудком. Не иначе как шла ты в исповедальню и ошиблась дорогой. Лучше вернуться тебе к отцу и матери.

На что ответила отроковица:

— Простите, ошиблась не я, а вы. Это эксперимент. Темпоральные координаты перенесли меня в вашу келью.

(«Темпоральные координаты» я запомнил хорошо, ибо попросил ее диковинные сии слова повторить дважды.)

— Не ведаю, о чем глаголешь, — промолвил я. — Не англичанка ли ты будешь? Или, может, цыганка?

— Я живу в Южной Америке, — произнесла она.

— За океаном, значит?

— Да.

— И как же живется тебе среди дикарей? Не думал я, что и там тоже живут женщины.

— В моей стране дикарей нет, и женщин в ней живут миллионы.

— Полагаю, уважаемая госпожа, тебя я старше, и едва ли, потешаясь над смиренным аббатом, поможешь ты спасению души своей.

— Вы старше меня? Сколько же вам лет?

— Тридцать девять.

— А мне — пятьдесят один.

— Пятьдесят о...дин? Смотри, дитя, я предупредил тебя о том, сколь опасны такие шутки. Уверен, тебе не больше двадцати лет.

— Только так думать вы и можете: ведь знания ваши невелики, — промолвила она, пожав плечами. — Но в моей стране люди живут лет до ста тридцати, так что я еще и половины не...

— Боже милостивый!.. Возвращайся немедля к отцу и матери.

— Вы не поняли, сеньор. Отец и мать мои не здесь.

— Не здесь?! Где же они?

— Они... — и показалось мне, будто в сомнении она, что ответить, — еще не родились.

— Что за вздор ты болтаешь?

— И я тоже не родилась еще, — строптиво рекла она.

— Неужто? А с кем же я разговариваю?

— Со мной.

— Так я и думал! В сей же миг удалишься ты отсель, с родителями или без оных.

— Простите, но я не смогу уйти, пока мои...

И узрел я нечто ужасное, отчего до конца дня утратил дар речи. То, что я, по простоте души своей, принял за смертное создание, начало таять в воздухе! Сквозь тело девы проглянул мой шкаф. Затрепетал я, уразумев, какой великой опасности подвергся: сам сатана явился ко мне во плоти!

И пал я на колени, моля всемогущего о милосердии. Потом спустился поспешно к большому алтарю и там, между двух колонн, провел остаток дня и всю ночь в покаянии. Только услышав птах щебечущих, поднялся я в свою келью и сомкнул вежды.

Месяца января одиннадцатого дня года тысяча шестьсот шестого.

Еще светало, когда, проснувшись, ощутил я вдруг дуновение могучего ветра, что сбросил многие бумаги мои на пол и едва не загасил свечу. Coбpaв бумаги, я вновь узрел, к великому страху своему, то же дьявольское видение.

— Сгинь, сатана! — возопил я, потрясая распятием перед дьяволом.

Сколь тяжкое испытание, боже, послал ты мне! С ужасом взирал я на дьявола, что нежно мне улыбался. Но не пал я духом и замахнулся крестом. Однако дьявол в образе отроковицы увернулся ловко от святого распятия, отошел в темный угол и там уселся

— Не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю, — молвил сатана.

Хорошо ведомы мне уловки, к коим прибегает искуситель для погибели нашей.

— Зачем ты здесь? — вопросил я, пытаясь взором своим пронзить сатану. — Не хочу внимать тебе.

— Выслушай меня. То совмещение пространственно-темпоральных сил и координат, благодаря которому я здесь, очень скоро исчезнет. Еще несколько минут — и я вернусь в свою эпоху. Поэтому буду кратка. Поручение мне дано очень простое: взять тебя с собой туда, откуда я прибыла. Там ты... — Тут произнесла она непонятные слова. — В общем, не могу объяснить тебе сейчас, что именно ты будешь делать. Когда окажешься там, поймешь. Сперва, конечно, подвергнешься интенсивному лечению, но оно безболезненно и продлится всего несколько часов...

— Замолчи! — возопил я гневно. — Ежели мнишь смутить рассудок мой множеством небылиц, коих сама не разумеешь, то не надейся.

Вставши, пошел сатана ко мне. Видя это, опять поднял я распятие и стал крестить им нечистого.

— Сгинь! — возревел я. — Подойдешь — конец тебе!

Узрев перед лицом своим крест господень, заморгал искуситель и остановился.

— Неужели ты меня ударишь? — спросил с простодушием притворным враг рода человеческого.

О небеса, почто дозволено сатане превращать в свою игрушку самое Красоту? Диковинная одежда облегала формы столь многообещающие, что...

Тут-то и понял я: дьявол меня соблазняет. Убедившись, что не одолеть меня словесами лживыми, пустил он в ход теперь самое сильное свое оружие: плотское вожделение.

— Я вижу, — произнесла сатанинская отроковица, — сегодня ничего не получится, уж слишком ты разволновался, лучше нам подождать несколько дней. Может, за это время ты разберешься, что к чему; во всяком случае, подумай о том, что я тебе сказала. Тебя у нас ждет изобилие. У тебя будет все. И проживешь ты у нас вдвое дольше, чем здесь.