Мэрион Зиммер Брэдли, Пол Э. Зиммер
Уцелевшие
ПОСВЯЩАЕТСЯ
нашей маме Эвелин Зиммер, без которой, понятно,
это сотрудничество было бы невозможно
«Вся вселенная лежала передо мной, — ворчал про себя Дэйн Марш. — Я мог бы отправиться в любую галактику. А где оказался? В городишке Трясина на планете Уныние!»
В доме застыла тишина, засасывающая тишина, прерываемая лишь мурлыканьем кондиционера, подающего воздух с нужной скоростью, очищенный, переработанный, с легкой добавкой аромата, который можно было бы легко поменять на запахи горных сосен или луговых цветов, залитых солнечным светом, или на благоухание пляжного прилива. Вот и сейчас жужжание работающего аппарата прерывалось звуками отдаленного прибоя, такими же искусственными, как и мурлыканье кондиционера, но успокаивающими. Освещение тоже можно было изменить легким касанием кнопки — от лунного света до сверкающего солнечного. И все это было ненастоящим. Поддельным. Удобным и даже роскошным. Но все же поддельным.
Дэйн поднял глаза на стену, большую часть которой занимал огромный экран; на стене висел самурайский меч. При виде его Дэйном овладело неясное чувство вины за окружающую его роскошь.
«Вот что настоящее. Пугающее, но настоящее. Исконное, до мозга костей, до самой смерти настоящее. А я…»
Это был не тот самурайский меч, с которым он провел в сражениях одиннадцать дней на Красной Луне, выйдя победителем и в конце обретя богатство и свободу. Тот меч висит в Оружейном музее на планете охотников. Но первое, что сделал Дэйн, став богатым, — вернее, почти самое первое, заказал точную копию самурайского меча, с которым пережил все те битвы. Обладающее телепатическим даром занятное существо, представитель одной из протозаврианских рас, похожий на земную ящерицу-ядозуба, но ростом с человека, обследовало ум и память Дэйна с целью собрать все детали его воспоминаний об оружии, включая не только внешний вид меча, но и его вес, свист клинка в воздухе, напряжение мышц в руке, все, что Марш запомнил и запрятал в подсознание. Затем искусный оружейник выковал ее, и теперь только логика подсказывала Дэйну, что настоящий клинок Матагучи висит в арсенале на планете охотников. Его меч…
А в общем-то, глупый жест. Сентиментальный, как и та длинная светлая коса Даллит, что спрятана в укромном уголке этой комнаты. Романтичный и фальшивый жест, как фальшив воздух морской в комнате и отдаленный прибой, доносящийся из звуковоспроизводящей системы. Та часть его жизни завершена, и Дэйн ясно понимал, что сожалеть об этом не приходится. Поначалу цивилизованный и автоматизированный, утопический мир, в который он попал, казался желанным после затянувшегося кошмара, происходившего на Красной Луне. И еще долго его заставляли пробуждаться в поту кошмары с чудовищами, проникающими во снах сюда, почти в центральную часть Содружества, и превращающимися в замаскированного охотника, одного из оборотней Красной Луны. Много раз вскакивал он, готовый к битве, вопя и хватаясь за уже ненужный меч и пробуждая своими криками Райэнну. Она его понимала. Ее преследовали собственные кошмары, и Дэйну порой казалось, что они могут оказаться и пострашнее его видений. А может, то были отголоски воспоминаний о жизни на Земле, до того как космический корабль мехаров унес его прочь от одинокой яхты посреди Тихого океана, отголоски того, что напоминало ему, вопреки логике Содружества, что Райэнна — женщина и, следовательно, слабое создание, нуждающееся в защите. Но жизнь доказала обратное: Райэнна была не слабой женщиной, а его спутником в боях на Красной Луне, товарищем по оружию, любовью его. Он с большим желанием прибыл сюда вместе с ней, и она занималась здесь составлением отчетов о планете охотников для Центрального разведывательного управления Содружества. С большим желанием. Поначалу.
Райэнна… Ей скоро отправляться домой. В Содружестве, здесь, на Центральной, не существовало такого понятия, как брак, Дэйн же, со своей стороны, полагал, что с Райэнной они находятся в таких отношениях, которые на Земле иначе бы и не назвали. По крайней мере, никому из них и в голову не приходило, что они могут расстаться. Слишком многое они испытали вместе, чтобы теперь существовать порознь.
Дэйн подошел к тому месту, где должно было бы находиться окно, если бы в квартирах существовали подобные анахронизмы, нажал на панель, и стена стала прозрачной. Вид открывался такой, как на Земле из квартиры, расположенной на втором этаже (на самом деле она находилась на высоте в полкилометра, но подобная иллюзия создавалась при взгляде из любой квартиры, расположенной в здании). Он увидел празднество, охватившее улицы города, занимавшего почти половину территории планеты, города, которого никто, кроме Дэйна, не называл Трясиной, на планете, которая не называлась Унынием. Но они таковыми и являлись.
Было время, когда Дэйну казалось, что ему никогда не наскучит смотреть на эти улицы, на слоняющиеся по ним толпы ящерообразных, котообразных, птицеобразных или, пользуясь терминологией Содружества, ящероподобных, котоподобных, птицеподобных и на других представителей самых различных видов разумных существ. Феномен, известный как Вселенский универсальный разум, принимал разнообразные формы. В Содружество входило несколько сотен планет, да еще почти на таком же количестве не входящих в него миров существовала разумная жизнь; и представители этих миров разгуливали сейчас на улицах.
Значительное число особей представляли из себя обезьяноподобных. Дэйну их удобнее было называть людьми. Некоторые из них и в самом деле походили на людей и даже, оказавшись на Земле, могли бы запросто фланировать там по улицам, не привлекая особенного к себе внимания. Появление же некоторых других могло бы привести к панике — с их-то лоснящимся мехом и длинными, гибкими хвостами (он никак не мог забыть одну причудливо красивую человекообразную женского пола, расчесывавшую свои волосы драгоценным гребешком, который удерживался хвостом), или, например, с четырнадцатью пальцами, или с таким же количеством ног, или одновременно и с тем и с другим. Тут и там в толпе попадались представители столь отличных от данного мира миров, что им приходилось передвигаться в скафандрах с соответствующей атмосферой внутри, а то и в аквариумах с необходимой для их существования средой. И Дэйну казалось, что ему никогда не надоест наблюдать за этим бесконечным карнавалом жизни. Он делал это с упоением, хотя и знал, что эти наблюдения приведут к ночным кошмарам, где охотники будут принимать различные формы, обманывая его бдительность, превращаясь в ящерообразных, кото- и медведеподобных, а то и принимая образы его самого или покойной ныне возлюбленной Даллит… И тогда он будет кричать…
