АНДРЕЙ БУРЦЕВ
КАФКA
Рассказ
Токарев проснулся и, не открывая глаз, стал вслушиваться в себя. Голова болела, гудела голова, как вечевой набат, в ушах, как ртуть тяжелая, стучала кровь. Тошнило. В квартире было тихо, лишь где-то далеко, на кухне, звенела о раковину вода из раскрытого крана. Чирикали за окном воробьи. Не открывая глаз, Токарев стал вспоминать вчерашний вечер, когда обмывали его новую книгу. Все вроде бы было спокойно,чинно и благородно, никто не плясал без штанов на столе, никто не бил посуду и окна и не рвался "на волю", и не били, вроде бы, друг другу по мордам. Критик Заволжский, правда, изрядно назюзюкался, но блевать ходил строго в туалет, и, вставая из-за стола, говорил каждый раз своей даме: "Пардон". Токарев, пока был еще в силах, помнится, разговаривал с молодым писателем Сермигиным.
- Послушайте, мон шер, - говорил он тридцатилетнему юноше, цепляя на вилку скользкую матовую шляпку маринованного масленка. - Вы читали Кафку? Дада, Ференца Кафку, великого и непонятного?. Непостижимого... Прочтите, непременно прочтите. Вот у кого нужно учиться нам всем...
- Опять ты со своим Кафкой, - громко сказал, хлопая его по плечу подошедший Заволжский. - Брось! Не надоело тебе?.. Верите ли, - обратился он к смущенному Сермягину, который вертел в пальцах синюю рюмочку с прозрачным напитком. - Носится со своим Кафкой второй месяц. Всем уже уши прожужжал. Образованного из себя корчит. Эрудит...
- Да что ты понимаешь в классиках! - Взъелся Токарев. Сидел бы здесь Кафка, он бы вам всем... он бы вас в порошек!..
- Кафка бы здесь не сидел, - с пяьной улыбкой ответил Заволжский. - К нашему союзу его бы на пушечный выстрел не подпустили. Да и вообще, Зачем он нам нужен, критик гнилого капитализма?
- Нужен! - стукнцл кулаком по столу Токарев. - Хочу Кафку. Живого. Здесь. И сейчас!
- Да ты погоди, погоди, - сказал было Заволжский, но Токарев его прервал:
- Да что тут годить! Выпьемте лучше за усопших гениев человечества!
Они подняли рюмки, со звоном чокнулись и, под невнятный гул остальной толпы опрокинули в себя безвкусную жидкость, а потом... потом... А ничего потом не было. Это последнее, что я помню еще, подумал Токарев с неудовольствием.
Он осторожно коснулся пальцами холодных чугунных висков, потер их и открыл гпаза. Яркий свет утра и солнца огненным бичом ударил по обнаженным нервам. Токарев со стоном зажмурился снова, успев отметить в комнате какой-то непорядок. UH прислушался, но все было тихо. Капала на кухне вода, и только. И вдруг, совсем рядом, непонятный звук, словно под полом зашуршала громадная крыса, и кто-то вздохнул, печально и тихо. Токарев осторожно приоткрыл глаза, и разом похмелье, и головная ужасная боль, которая тяжелее каторги, и вчерашние воспоминания - все отлетело прочь.
Большое мягкое раскидистое кресло было придвинуто к кровати почти вплотную, и на нем, на зеленом клетчатом пледе сидело, сложив тонкие передние лапы на груди, животное: морда крысиная, передние острые зубы выставились наружу, точно в ядовитой усмешке, большие круглые уши, как у Чебурашки, длинный хвост, но не голый, а, напротив, пушистый и мягкий.
- Вот-те раз, - хрипло сказал Токарев вслух. - Что же я пил такое вчера?.. Сначала шампанское... водку, помнится, раза два, не больше... токайское... ром смешивал с абсентом... и еще... боже, коньяк с мадерой! Понятно, - удрученно сказал он, стараясь не глядеть на животное, которое смирно сидело на пледе. - Где мой телефон?
- На столике за изголовьем, - сказало животное.
Токарев похлопал слезящимися глазами, потер зачем-то указательный пальцем с обгрызенным ногтем нос и сказал:
- Кто ты такой?
- Я кафка, - важно ответил тот. Или та? Голос у него был резковатый и излишне самоуверенный, но вполне сносный.
Токарев глубоко вздохнул и снова внимательно осмотрел его, а кафка спокойно сидел, сложив передние лапы на груди, и впивался в него булавками черных глазок.
- Ладно, - сказал наконец Токарев. - Говорить ты умеешь, а что ты умеет еще?
- А мы, кафки, все умеем, - нахально сказал кафка, глядя ему прямо в глаза.
- Слушай, - простонал Токарев, сморщив кирпичный нос. Не могу больше... дай мне стакан вина!
- Мне кажется, ты вчера и так слишком... того... - сказал кафка, неопределенно поводя лапой.
- Дай! - еще громче простонал Токарев. - И не спорь, пожалуйста. Галлюцинации не спорят...
Кафка протянул лапу куда-то под кресло и достал стакан, почти полный прозрачного, чуть пенящегося и чуть желтоватого вина. Токарев жадно схватил его и припал, и забулькал, а пока он булькал, кафка сказал с некоторой обидой в голосе:
- Так ты еще не поверил в меня, хозяин?
- Конечно, - сказал Токарев в перерыве мевду глотками. Вот сейчас допью, и ты исчезнешь... Не надо бы мне вчера столько смешивать...
- Но ведь я же не галлюцинация, не мираж. Как же я могу исчезнуть? - продолжал спорить кафка.
Токарев допил вино и, чувствуя, как проясняется в голове и крепнет мысль, глядел на него в полнейшем обалдении.
- А кем же ты еще можешь быть? - спросил он недоверчиво.
- Я - кафка, - с достоинством ответил тот.
- Оч-чень хорошо, - просипел Токарев, яростно почесав грудь. - А тогда зачем ты здесь? Что ты здесь будешь делать?
- Не знаю, хозяин... - честно признался кафка. - Я должен облегчить вашу жизнь, исполнять все ваши желания. А уж что я буду делать, это ваша забота... Наше дело маленькое - знай, исполняй, что прикажут, и все.
- Что же я с тобой буду делать? - пробормотал Токарев, встал, сунул озябшие ноги в шлепанцы и подошел к полуоткрытому окну. - И ведь людям-то не покажешь - засмеют. Эй, кафка, а кроме, как подавать вино, что ты еще можешь? - спросил он. За окном по тихой улице, дребезжа железом, проехал грузовик, за которым тянулось плотное облако белесой пыли.
- Мы, кафки, все можем, - ответил кафка. - Что ты, хозяин прикажешь, то я и могу.
- Вы? - переспросил Токарев. - Вас что, много? Сколько именно?
- А сколько вас, людей? - спросил в свою очередь кафка.
- Около четырех миллиардов.
- Вот и нас ровно столько же.
- Нy, а писать ты умеешь? - спросил Токарев. В его тягучем, оглушенном мозгу зашевелилась какая-то идея.
- Это-то мы, кафки, умеем лучше всего. Нам ведь только это и требуется, чтобы писать. Так что прикажешь, хозяин?
Токарев прошелся по комнате, подбирая с пола носки и брюки, и снова сел на кровать, скрипнувшую под его грузным телом.
- Так вот тебе задание, - сказал он, глядя на кафку в упор. - Пиши! Что хочешь, то и пиши, лишь бы хорошо выходило... да лояльно пиши, на советские темы? Ясно?
- Вот так бы и давно, хозяин, - весело сказал кафка. Все вы к этому приходите, хотя и начинаете почему-то с другого... Где у тебя машинка?
