Варвара Мадоши - Одна сорок шестая

Люди часто делают от отчаяния всякие благородные глупости. Уходят в армию, например. Женятся. Прыгают с крыши.

В армии Джон Уотсон уже был, о том, чтобы прыгнуть с крыши, и помыслить не мог. А жениться ему не удавалось, хотя в подпитии он приставал с этим предложениям к любой мало-мальски привлекательной девушке в пабе. Даже поцелуй сорвать не пытался, сразу переходил к матримониальной стадии. Из каких глубин подсознания лезло?

Потом становилось противно и как-то тревожно стыдно.

Зато список «глупостей» казался неисчерпаем, и Джон начал с того, что нырнул на его метафорическое дно. Впоследствии он с мрачной гордостью думал, что такого не переплюнуть даже Шерлоку.

Криса Дженкинса трудно было назвать настоящим приятелем или коллегой Джона — они учились вместе, но что Крис изучал в университете, так и осталось загадкой, хотя ряд курсов по химии у них были общими. В тот вечер, когда «Манчестер Юнайтед» играли против «Ливерпуля», бармен Оливер Джонсон показывал всем завсегдатаям фотографию своего первого внука на телефоне, в пабе пахло жареной картошкой, а Джон напился достаточно, чтобы провожать взглядом каждую пару стройных ножек, но еще недостаточно, чтобы предлагать руку и сердце, Крис подсел к нему и воскликнул:

— О, Джонни Уотсон! А я тебя в новостях видел!

Если у Джона Уотсона и оставались еще в карме неискупленные преступления, он искупил их тут же, когда, вместо того, чтобы врезать Дженкинсу по роже, относительно вежливо ответил:

— А я тебя нет.

Крис глупо засмеялся.

— Это ненадолго, — прошептал он Джону прямо на ухо конспиративным тоном, забрызгивая его слюной. — Я, мужик, изобрел гребаную машину времени.

Джон посидел немного, глядя в стакан. А потом медленно-медленно обернулся.

Бывший заводской цех, очищенный от оборудования почти наголо, выглядел жутковато. Джон, допустим, взялся бы разместить в темноте и на стропилах с десяток снайперов. Даже при том, что никогда не командовал снайперами.

Джон, в мотоциклетном шлеме и облепленный электродами, чьи провода тянулись к трем установленным Дженкинсом компьютерам, стоял на металлической платформе у дальней от входа стены, прямо в свете единственного прожектора. При этом он старался чувствовать себя не хорошей мишенью, а полным идиотом. Все-таки лучше идиотизм, чем паранойя, верно? Хотя Шерлок бы сказал… Нет, не думать, что сказал бы Шерлок.

— Значит, — нервно начал Крис, — я отправляю тебя на полгода назад. Калибровка толком не настроена, но я думаю, это вообще предел, на который можно отправить человека твоей массы, мышей у меня хорошо если за день… — он неловко сглотнул. — Там у тебя будет сколько-то времени, я не знаю, как хватит энергии. Мыши возвращались через секунду по моему счету, но они не могут рассказать, сколько там пробыли, а техника разряжается немедленно…

— Да-да, я помню, — окоротил его Джон. — Зарядку от телефона взял.

— Взял он… Если приземлишься в дерево или в открытый космос, чур меня не материть! Я, конечно, учел поправки на галактические координаты, но техника вся экспериментальная!

— Давай уже, — пробормотал Джон. — Быстрее начнешь, быстрее…

Он боялся до холода в животе. Не того, что его атомы перемешаются с атомами дерева — вряд ли успеешь почувствовать, не полет с четвертого этажа. Главный, тошнотный страх был другим: Дженкинс пощелкает кнопками, стукнет пару раз по энтеру, потом скажет что-то типа «напряжения не хватает» и попросит у Джона еще сто фунтов на доводку оборудования. До сих просил только пятьдесят — на оплату счета за электричество и вот этот самый шлем.

Хотя, конечно, все это слишком тупо, чтобы быть разводкой…

Только Джон подумал так, моргнул — и заводское помещение вокруг него пропало. Он стоял в зарослях голого кустарника, в своей обычной куртке (Дженкинс предупреждал, что он может переместиться голышом и посоветовал сразу искать укрытие), на которой все еще нацеплены были датчики с аккуратно обрезанными хвостиками проводов. В шлеме. Кусок металлической платформы у него под ногами прямо на глазах утопал в мешанине грязи и снега.

Зима.

Только что была осень, а теперь зима. Каким-то внутренним чутьем Джон понял: это теплая зима две тысячи одиннадцатого, совсем такая, как он помнил.

Все-таки подкачала калибровка.

Говорят, живя вместе, люди настраиваются друг ну друга. Мой приемник барахлит. Смогу ли я услышать хоть что-то, покрутив ручку настройки?

Мне иногда кажется, я найду тебя даже по запаху, с завязанными глазами.

Даже после того, как не станет нас обоих.

Разумеется, это самообман.

Меня выкинуло не просто в ту зиму, когда мы с Шерлоком познакомились, а в тот же самый день! Даже в тот же самый сквер неподалеку от Бартса — я понял это, когда выдрался из кустов на пожухлый газон, углядев мелькание машин в отдалении и идущего по усыпанной щебнем аллее Майка Стэмфорда. Добрый старый Майк, точно такой же, каким я его помнил, с тем же полосатым галстуком. Я наблюдал за ним с неожиданным для себя радостным умилением — мне показалось, что все сейчас станет хорошо и «как раньше». В моем возрасте и с моим опытом стоило быть умнее.

На сей раз Стэмфорд меня не заметил: я прятался за деревом, одновременно пытаясь оттереть о траву перепачканные ботинки. Он, как и в прошлый раз, подошел к лотку «Критерион», взял кофе — на сей раз на одного.

Я лихорадочно взвешивал «за» и «против», и в конце концов решился показаться: мне не хотелось давить в прошлом никаких бабочек.

— Эй, Майк! Майк Стэмфорд! — я помахал рукой, всячески выражая дружелюбие и неподозрительность. Шлем, правда, выбросить не решился, снял и зажал под мышкой — должно быть, вид у меня был странноватый. — Это Джон Уотсон, помнишь меня?

Майк уставился пустым стеклянным взглядом, его пухлые щеки побледнели так, будто на них сыпанули дамской пудры. Видимо, шлем выглядел все-таки чужероднее, чем я думал. А может быть, я не отодрал с одежды электрод-другой.

— Да, давно не виделись, — начал я, и тут же меня как под дых ударило запоздалым соображением: стой, а где Джон Уотсон из этого времени? Они (то есть мы) с Майклом должны были встретиться вот как раз на середине аллеи, и куртка на нем (мне), между прочим, была та же самая… только новее, естественно.