Анджей Зимняк - Письмо из Дюны

Анджей Зимняк

Письмо из Дюны

Дорогой Артур!

Лето, а вместе с ним и каникулы заканчиваются, но я все еще не могу решиться уехать из Дюны, этого сонного приморского городка. Здесь небольшие кирпичные домики ломаными рядами стоят вдоль мощеных улочек, утопающих в тени и застоявшейся тишине. Упрямая сорная трава вездесущими ростками пробивается между плитами тротуаров, в трещинах стен - везде, где ветер навеял хоть немного земли. Некоторые оконные проемы забиты неструганными досками; в другие вставлены осколки стекол, выкопанные, вероятно, на старых мусорных свалках. За этими печальными витражами мелькают обезображенные лица, а по вечерам только мигающий желтый свет указывает на теплящуюся там жизнь.

Так внешне выглядит Дюна, выросшая на языке плодородной земли, намытом давно высохшим потоком, стиснутая песчаными холмами, с домами, рассыпанными как горсть кубиков по дну спадающей к обманчиво синему морю долины.

Я, наверное, говорил тебе о своих планах путешествия на север. Все началось много лет назад, еще в детстве - тогда мне в руки случайно попала книжка, воспевающая очарование чудных тихих лесов, где огромные сосны царственно возвышаются над редкими островами кустарников. Там иногда внезапный порыв ветра с моря рассеивает пахучий воздух над вересковыми коврами, и тогда кроны стройных деревьев танцуют медленно и величаво. Не слышно шелеста и трепетания листьев, а только глухой гул - песня миллионов сосновых иголок. На самом дне лощины, куда полого спускаются ощетинившиеся молодым перелеском округлые пригорки, блестит поверхность воды. Я читал об этом с горящими глазами и пылающим лицом. Меня пленяла непонятная тишина лесных дебрей. Ведь тихий лес - мертвый лес! Куда подевались мириады цикад и кузнечиков с их беспрестанным концертом? Я сам должен был вкусить этой удивительной тишины в живом зеленом лесу, которая была всегда - леса молчали здесь не по вине человека.

Несбывшиеся детские мечтания маленькой, но докучливой занозой сидят в душе взрослого, возбуждая тоску по чему-то упущенному и утраченному, и постепенно сводят нас с ума. Эти мечты и заставили меня собрать рюкзак и уехать на север. И вот я здесь - в тихих, но живых лесах. Правда, как это обычно бывает, оказалось, что исполнение давних грез не стоило даже части усилий, затраченных на их претворение в жизнь. Ну что ж, я считаю, что каждый должен испытать это на собственной шкуре.

Можешь мне верить или нет, но я назвал тебе главную причину, по которой я выбрал для своих каникул эти негостеприимные места. Вокруг Дюны, подступая к самому городку, веками шумят леса. Сосновые боры - спокойные, тихие и безопасные. Примерно так я о них и думал; откуда мне было знать, что на самом деле происходит в Дюне и окружающих ее лесах. Впрочем, об этом никто из нездешних и не догадывался. Мне же вскоре предстояло многое об этом узнать.

Уже на станции меня ожидал сюрприз. Я приехал узкоколейкой. Раз в неделю в ту сторону идет поезд, и я был его единственным пассажиром. В резном кресле, стоящем прямо на перроне, дремал старик. Пряди седых, слипшихся волос беспорядочно спадали на лицо и красную шею. Услышав гудок, он пошевелился и сонно глянул в сторону поезда. Когда я вышел из вагона, он вдруг встал и с неожиданной энергией заковылял ко мне.

- Сердечно вас приветствую в наших местах, господин... - он запнулся, пристально вглядываясь в мою идентификационную карточку, - господин Франк. Я очень рад.

Он действительно широко улыбался, ощерив желтые зубы. Его физиономия была отталкивающей: красная, пятнистая кожа, покрытая сыпью шишек и наростов; один глаз заплыл и открывается с трудом, второй покрыт сеткой фиолетовых прожилок. Когда-то его лицо, вероятно, было обычным ухоженным лицом интеллигента, вроде тех лиц, которые можно увидеть в старых энциклопедиях. Было, пока не превратилось в эту омерзительную маску.

- Вы меня с кем-то путаете, - сказал я немного хрипло, как всегда при внезапном волнении или замешательстве. Когда я попытался обойти старика, он остановил меня решительным движением руки.

- Нет, Франк. Я ждал именно вас.

- Этого не может быть. Я оказался здесь совершенно случайно, только потому, что ближайший поезд шел именно в Дюну. Мне нужно было на побережье. Поэтому...

- Поверьте мне, случайность - проявление закономерности. Рано или поздно сюда должен был приехать человек вроде вас.

- Вот как... - Я остановился в нерешительности.

- Я отведу вас на квартиру. Если вы ничего не имеете против...

- Вы меня очень обяжете. Я никого здесь не знаю.

Он вел меня узкой тенистой улочкой. Я привык видеть руины и заброшенные дома, но то, что увидел здесь, произвело на меня исключительно удручающее впечатление. Вдоль заросшей сорняками мостовой сплошными рядами тянулись трухлявые рассыпающиеся хибары.

- Вы... вы и в самом деле ЭФ? - неуверенно спросил старик, с нескрываемым удовольствием рассматривая карточку на моей груди. Такие вопросы задавали мне сотни раз, и у меня был подготовлен целый ряд вариантов ответа.

- Вы думаете, это, - я указал на карточку, - легко подделать? Да и стоит ли этим заниматься, чтобы взвалить на себя столько нелегких в конце концов обязанностей?

- Простите, я неудачно выразился. А что до этих... обязанностей, то многие вам из-за них завидуют.

- Я охотно поменялся бы с ними местами. И занимался бы этим только тогда, когда есть желание.

Я уже как-то говорил тебе об этом, Артур, и хочу повторить снова: быть полноценным мужчиной, клейменным, как бык-производитель, буквой "Ф", если не беда, то что-то уже близкое. Можно смериться с обязанностями донора; процедуру раздачи капсул со спермой женщинам, в них нуждающимся или просто упорствующим в безнадежных попытках, тоже можно перенести. Хуже всего кривые взгляды как мужчин, так и женщин, полные неприязни и зависти, а нередко и явной враждебности, и разговоры, стихающие при моем появлении. Мы, ЭФы, чувствуем себя настолько иными перед молчаливой солидарностью ЭНов, что охотнее всего проводим время в своем кругу. Не знаю, поверишь ли ты мне, но я несколько раз избежал смерти только благодаря устрашающе жестокому законодательству; ведь суд вынесет смертный приговор любому, кто посягнет на мою жизнь или здоровье. И это логично - нет ничего, что было бы более ценным для рода человеческого, чем ЭФ. И все же я искренне завидую тебе из-за твоей буквы "Н".

Мой гид привел меня на весьма даже приличную квартиру у самого рынка. Здесь выложенную потрескавшимися бетонными плитами площадь окружали каменные домики: их фасады еще хранили следы прежней красоты. Посреди рынка гордо возносилась полуразрушенная башня ратуши. Воистину, грустное это было зрелище. Оно напомнило мне одну опрятную старушку, которую я как-то встретил, ее посидевшее и помятое лицо еще сохраняло правильность черт и беспокойный блеск кокетливого когда-то взгляда.