Андрэ Нортон - Песчаные сестры (Преданья колдовского мира - 2)

Андрэ НОРТОН

ПЕСЧАНЫЕ СЕСТРЫ

1

Девочка родилась на рассвете, когда туман ночи Торовых топей еще висел, густой и влажный, у стен зала Келвы. Что само по себе уже было дурным предзнаменованием: все знают, что в это время рождаются дети с даром предвидения, дети необычные; это последний момент предыдущего дня и первый - последующего. А лучшее время для рождения нового человека племени торов - при полном лунном сиянии Сверкающей.

Да и родился ребенок не здоровым и крепким, какой входит в мир с криком, требуя жизни и еды. Сморщенная кожа крошечного тельца казалась тусклой, новорожденная лежала на руках знахарки неподвижно. И даже не пыталась вдохнуть воздух. Но народу Тора нужны все дети, каждая новая жизнь - преграда на пути тьмы, и потому постарались спасти и эту жизнь.

Знахарка прижалась губами к холодным вялым губам ребенка и начала вдыхать воздух в его легкие. Девочку согрели, ее трясли, и наконец она слабо заплакала - не приветствуя жизнь, а протестуя против нее. При этом звуке Мафра наклонила голову, внимательно слушая звук, больше похожий на крик пойманной в ловушку птицы, чем на голос настоящего ребенка торов.

Глаза Мафры не видели, они давно уже затянуты пленкой, через которую не пробивается никакой свет, на зато у нее есть другое зрение. Когда к ней принесли ребенка, чтобы он получил благословение матери дома и клана, Мафра не протянула руки навстречу маленькому телу. Напротив, она покачала головой и сказала:

- Она не нашей крови. Дух, который избрал ее тело, не пришел. Вы призвали к жизни...

И тут она замолчала. Женщины, принесшие ребенка, отступили от знахарки, а она смотрела на девочку, закутанную в ткань, как на скользкое болотное существо.

Мафра медленно поворачивала голову, и ее невидящие глаза по очереди устремлялись на каждую женщину.

- Однако никто не должен и думать о смерти этого ребенка, - резко сказала она. - Его кровь - это наша кровь, его кость - наша кость. И вот что я вам скажу: мы должны привязать к себе то, что живет в этом теле, потому что это великая сила, которую ребенок должен научиться использовать. А когда научится, эта сила станет могучим инструментом и оружием.

- Но ты не дала ей имени, мать клана. Как может она жить в доме клана, если у нее нет свободно данного имени? - спросила самая храбрая из женщин.

- Я не могу подарить ей имя, - негромко ответила Мафра. - Спросите у Сверкающей.

Наступило утро, и туман плотным занавесом закрывал небо. Но вдруг, словно слова Мафры призвали это существо из воздуха, к женщинам устремился большой серебристо-серый мотылек, один из ночных воздушных танцоров. Он сел на покров ребенка, несколько раз развел и свел крылья. И тогда знахарка сказала:

- Турсла... - так звали девушку-мотылька в старинном предании о Турсле и Жабе-Дьяволе. Так было дано имя ребенку с-духом-не-из-клана, имя само по себе необычное и предвещающее зло.

Турсла выросла среди народа Торов. По обычаям этого народа, она так и не узнала, кто ее "мать". Все дети клана пользовались одинаковой любовью взрослых и были равны. Поскольку в ее пользу говорила Мафра, а сами Торовы топи послали ей имя, никто не делал различий между Турслой и остальными детьми, которых теперь в племени было совсем немного.

Народ Торов действительно очень древний. В песнях памяти говорилось, что когда-то предки торов были подобны неразумным животным (они были даже ниже многих животных в своей старой земле), и тогда их вождем и проводником стал Вольт, один из Древних (Вольт тоже не был человеком, он принадлежал к более древней и великой расе, с которой не могли равняться люди). Вольт был одинок и нашел в этих существах искру мысли; это заинтересовало его, и он стал им помогать.

Полуптичье лицо Вольта по-прежнему изображалось на охранных тотемах вокруг полей локута и жилищ торов. Его памяти посвящались первые плоды полей, когти и зубы страшных ящериц-вэков, если кому-то удавалось убить их. Именем Вольта клялись, и клятву эту можно было давать только по серьезной причине.

Турсла росла физически, росли и ее знания Торовых топей. Что находится за пределами их болотистых земель, не интересовало народ Торов, хотя там были земля, море и обитало множество разных племен. Но все эти племена не такие древние, как народ Торов, и не обладают такими познаниями, потому что не получили благословения Вольта, не учились у него во времена, когда создавались первые кланы.

Но Турсла отличалась от других. Она видела сны. И еще до того как узнала слова, которыми можно эти сны описать, они захватили ее и дали ей новую жизнь. И много раз мир, который она видела в этих снах, казался ей более ярким и реальным, чем страна Торов.

Взрослея, девочка обнаружила, что стоит ей начать рассказывать ровесникам о своих снах, те принимались неловко переминаться и старались избегать ее. Она обиделась, потом рассердилась. Позже, может быть, из самих снов к ней пришла мысль, что сны предназначены только для нее одной и она не должна ими ни с кем делиться. И она испытывала тоскливое одиночество, пока не обнаружила, что сами Торовы топи (хотя это совсем не тот мир, в который уводили ее сны) тоже могут быть таинственными и прекрасными.

Но так может считать только тот, у кого тело тора и кто вырос в одном из кланов Торов; потому что Торовы топи - мрачная земля, в основном занятая зловонными болотами, из которых торчат изогнутые скелеты давно умерших деревьев; и каждую ночь их стволы покрываются скользкими наростами.

Острова, поднимающиеся из этих трясин, связывает сеть древних дорог; старинные каменные стены окружают поля торов, образуют залы кланов. По ночам и ранними утрами над болотами всегда собирается туман и клубится вокруг обвалившихся камней.

Но для Турслы эти туманы были серебристыми занавесями, и среди множества звуков ночных болот она легко распознавала и называла крики птиц, жаб, лягушек, ящериц, хотя даже эти животные здесь не были похожи на своих родичей, живущих в других местах.

Больше всего девушка любила мотыльков, давших ей имя. Она обнаружила, что их привлекает запах бледных цветов, которые цветут только по ночам. Она тоже полюбила этот запах и вплетала цветы в серебристые пряди своих длинных, до плеч, волос, носила гирлянды и венки из них. И научилась танцевать, раскачиваясь, как болотный тростник на ветру, и когда она танцевала, к ней со всей округи слетались мотыльки, летали над нею, садились на ее поднятые вытянутые руки.

Но девушки торов так себя не ведут, и Турсла танцевала в одиночестве и для собственного удовольствия.

Все годы одинаковы в Торовых топях, проходят они медленно и равномерно. И народ Торов не считает их. Потому что когда Вольт оставил свой народ, люди перестали измерять время. Они знали, что во внешнем мире идут войны и многочисленные беды. Турсла слышала, что однажды, еще до ее рождения, одного из военных вождей внешнего мира предательски заманили в Торовы топи, а потом его забрали враги, с которыми народ Торов заключил непрочный и быстро нарушенный договор.