– Лети! Отыщи людей! Люди, Скиит! Люди!
Пестрая птица взмахнула крыльями и ринулась в прозрачную бездну. Маховые перья разошлись и крылья стали похожи на человеческие руки с растопыренными пальцами. Совенок устремился к недалекому Листу, и Хасту показалось, что его не догнала бы даже молния.
– Скиит! – пискнул его пернатый друг, а потом защелкал и засвистал – впервые в жизни, по-взрослому.
Хаст еще долго слышал трели, постепенно утихающие, растворяющиеся в шепоте высоты. Он сел на кромку и стал ждать, пристально уставившись на соседний Лист, так, что стали болеть и слезиться глаза.
Он ждал долго, солнце прошло верхнюю точку и начало клониться к месту сегодняшнего заката, а он недвижимо сидел перед рыхлым валиком третьей кромки. Хотелось есть, но никакая сила не прогнала бы сейчас Хаста с его поста. Он ждал возвращения Скиита, не в силах поверить, что одиночество продлится и дальше. Шесть лет, даже больше – уже почти семь, с него вполне хватит…
Крошечную точку, отделившуюся от Листа, Хаст заметил сразу же. У него перехватило дыхание. Вглядываясь до рези в глазах, Хаст почувствовал, как взмокли ладони.
Скоро не осталось сомнений: к Листу-отшельнику приближался человек на крыльях-семенах клена. Причем на сдвоенных, это Хаст понял по слабому изгибу лопастей на виражах.
Он стоял, еще не веря в спасение.
А когда человек приблизился, Хаст чуть не сполз с кромки на зеленое тело Листа: не узнать ло Гри было трудно. Друг, верный друг детства летел на выручку!
Хаст почувствовал, как по щекам потекли слезы. Он замахал руками и ло Гри, чуть наклонив крылья, заскользил прямо к нему.
Через минуту ло Гри сел и отстегнул упряжь; две пары намертво связанных крыльев легли между кромками. Хаст… нет – снова ло Хаст бросился к другу, растопырив для объятий руки.
Почему-то ло Гри молчал, хотя ло Хаст ждал бурных приветствий. Вскоре он понял почему.
Ло Гри расстегнул сумку и вынул оттуда пестрое тельце молодой певчей совы. С лапы свисала алая ленточка с письменами.
Ло Хаст замер.
– Извини, – глухо сказал ло Гри. – Я ее убил…
Он опустил трупик Скиита у ног потерянного и найденного спустя неполных семь лет приятеля.
Ло Хаст склонился над враз ставшим жалким и безжизненным комочком плоти и окровавленных перьев. Было видно, куда вошла стрела, и еще ло Хаст заметил, что на левой лапе не хватает самого длинного когтя.
– Скиит, дружище…
Потрясенный ло Хаст поднял взгляд на ло Гри – на шее у того висело целое ожерелье из когтей.
Ло Гри, перехватив его взгляд, снял ожерелье и хмуро уставился под ноги.
– Если бы я не отрезал совам когти, я бы не увидел твоего послания… Я понимаю, что уже поздно и ничего не изменишь, но, поверь, друг, я мстил им за тебя…
Ло Хаст, словно завороженный, встал с колен, приблизился к хмурому ло Гри и взял ожерелье у него из рук. Несколько секунд подержал в руках, а потом, размахнувшись, швырнул его за край.
Ло Гри покорно проводил ожерелье взглядом.
– Поклянись, – негромко попросил друга ло Хаст, – поклянись, что больше никогда в жизни не убьешь певчую сову.
Ло Гри, не колеблясь, приложил руку к сердцу, но ни слова не успел произнести: знакомая трель донеслась с опушки, беспечная и радостная.
Хаст, вновь ставший охотником, увидел, как ло Гри вздрогнул».
После истории сказочнику полагался добрый глоток веселящего. Сосед, бородач ло Руст, вложил в руку Дасти только-только вскрытый бурдюк.
На камбузе Артем всегда чувствовал себя прекрасно. Даже лучше, чем в собственной каюте. И на огромной «Одессе», и на предыдущей посудине, размерами поскромнее, которая называлась «Карандаш». На «Карандаше» Артем вообще всем камбузом заведовал. А вот после перевода на «Одессу» пришлось переквалифицироваться в бармены, потому что пассажирский лайнер возит людей, а не контейнеры со всякой всячиной, как трудяга «Карандаш». А люди в полете склонны торчать в барах или киносалонах. В перерывах между прыжками – перед каждым прыжком пассажиры и экипаж погружаются в гиперсон, потому что прыжок-пульсацию в активной фазе даже микроорганизмы переносят плохо.
Привычно программируя кухонный автомат, Артем вспоминал предыдущий свой звездолет, маленькую, всего из восьми человек, команду, первые полеты…
Пальцы порхали над клавиатурой, а мысли витали далеко-далеко. Где ты сейчас, трудяга «Карандаш»? В каких забытых богом звездных системах скитаются от мирка к мирку капитан Шнейдер и старпом Радович? По каким секторам прокладывает курс собаку съевший в подобных делах штурман Дрозд по кличке Циркуль?
Артему очень не хотелось уходить с «Карандаша», но кому-то в управе взбрело в голову, что место кока на грузовиках – отличная практика для выпускников космоходки. И на «Карандаш» немедленно прислали пухлого юнца, пока еще восторженного и одержимого космосом, а Артему выписали направление на лайнер и бесцеремонно дали под зад коленом. Артем с грустью сдал камбуз юнцу, вспомнив заодно, что восторженность и одержимость с него самого отшелушились за каких-то три-четыре рейса, и сошел в космопорту Офелии. «Карандаш» отправился в очередной драфт-рейс; а спустя неделю на Офелии отшвартовалась красавица «Одесса». И кок Шпилевой превратился в бармена Шпилевого. Честно говоря, готовить пищу Артему нравилось больше, чем смешивать коктейли, и не зря его смена в баре славилась самым грандиозным выбором закусок, бутербродов и салатов. Однако поваров на «Одессе» имелся полный штат, а барменов вечно не хватало.
Автомат, пискнув, завершил программу. Артем очнулся от воспоминаний и вдруг до него дошло: какой Шнейдер? какой Радович? Они уже семьсот лет мертвы! Семьсот лет! Артем в далеком будущем, затерянный в космосе, черт-те где, у никому неведомого мира; один-единственный человек на немереном лайнере класса «Люкс-Алеф». И существуют ли в этом будущем Земля, Офелия и прочие земные колонии? Вопрос вопросов…
Существуют, конечно. Куда они денутся? Иначе вообще ни в чем не остается ни малейшего смысла.
Попал, крепко попал, не поспоришь.
И в то же время Артем совсем не чувствовал себя окончательно подавленным. Не казалась давняя катастрофа «Одессы» чем-то реальным. Семьсот лет… нет, это просто не укладывалось в голове. Одиночество и затерянность казались досадной, но в принципе вполне решаемой проблемой. Нужно только сообразить, что делать в первую очередь. Впрочем, Артем уже сообразил – искать капитанский бот на планете. Заодно можно было погордиться – вот, поди ж ты, бармен, никакой не десантник и не спасатель, а не ударился в панику, не орал в никуда, не швырялся стульями. А легкое уныние очень даже можно понять. Тут без всяких катастроф с похмелья в уныние впадаешь… А может, он потому не слишком и расстроился? Из-за похмелья, в смысле.
