- А мне нравится, - решительно заявила Сьюзан. - И он - тоже.
- Может, он и Флойду понравится, - лениво сказала миссис Нортон. - Ты должна их познакомить.
Сьюзан почувствовала укол самого настоящего гнева и испугалась. Она думала, что они с матерью уже выдержали и последние юношеские бури, и даже остаточные волнения, но вот вам пожалуйста: возобновлялся древний спор личность Сьюзан против опыта и убеждений матери... сказка про белого бычка.
- Мы уже говорили про Флойда, мам. Ты же знаешь, тут ничего прочного нет.
- В газете писали, в этой книжке еще и какие-то страшные грязные тюремные сцены. Мальчики с мальчиками.
- Ох, мама, ради Бога. - Она угостилась сигаретой из пачки матери.
- Нечего божиться, - невозмутимо сказала миссис Нортон. Она отдала книгу и стряхнула длинный столбик пепла с сигареты в керамическую пепельницу, сделанную в форме рыбы. Пепельницу подарила ей одна из приятельниц по дамскому клубу. Эта штука всегда непонятным образом раздражала Сьюзан - было что-то непристойное в том, чтобы стряхивать пепел в рот окуню.
- Я уберу продукты, - сказала Сьюзан, поднимаясь.
Миссис Нортон спокойно произнесла:
- Я просто хотела сказать, что если вы с Флойдом Тиббитсом собираетесь пожениться...
- Ради Бога, с чего ты это взяла? Я что, когда-нибудь говорила об этом?
- Я полагала...
- Ты полагала неправильно, - горячо и не вполне правдиво объявила Сьюзан. Однако уже несколько недель она медленно, градус за градусом, остывала к Флойду.
- Я полагала, что, когда целых полтора года встречаешься с одним и тем же парнем, - тихо и неумолимо продолжала мать, - это означает, что дело зашло дальше стадии хождения под ручку.
- Мы с Флойдом больше, чем друзья, - бесстрастно согласилась Сьюзан. Ну, пусть сделает что-нибудь из этого.
Между ними повис невысказанный вслух диалог:
- Ты спала с Флойдом?
- Не твое дело.
- Что для тебя значит этот Бен Мирс?
- Не твое дело.
- Ты собираешься втрескаться в него и сделать какую-нибудь глупость?
- Не твое дело.
- Я люблю тебя, Сьюзан. Мы с папой оба тебя любим.
На это ответить было нечего. Нечего. Нечего ответить. Вот почему Нью-Йорк - или любой другой город - превратился в императив. В итоге вы всегда терпели крушение на баррикадах их невысказанной любви, будто ударяясь о стены обитой войлоком камеры. Подлинность этой любви делала невозможным дальнейший полный подтекста спор, создавая нечто, исчезавшее до того, как потерять смысл.
- Ладно, - негромко сказала миссис Нортон. Она воткнула сигарету карпу в губы, и та провалилась дальше, в брюхо.
- Я пошла наверх, - сказала Сьюзан.
- Конечно. Можно мне прочесть эту книгу после тебя?
- Если хочешь.
- Я хотела бы с ним познакомиться, - сказала Энн.
Сьюзан развела руками и пожала плечами.
- Сегодня вечером вернешься поздно?
- Не знаю.
- Что мне сказать Флойду Тиббитсу, если он позвонит?
Гнев вспыхнул снова.
- Что угодно. - Она помедлила. - Ты же все равно...
- Сьюзан!
Та, не оглядываясь, ушла наверх.
Миссис Нортон осталась на месте, незряче уставившись в окно, на город. Над головой послышались шаги Сьюзан, а потом деревянный стук вытаскиваемого мольберта.
Она встала и снова взялась гладить. Когда она сочла, что Сьюзан с головой погрузилась в работу, то пошла в кладовку к телефону и позвонила Мэйбл Уэртс. Во время разговора Энн невзначай упомянула, что Сьюзи говорит, будто в их окружении объявился известный автор, а Мэйбл фыркнула и сказала: а, это ты про того, который написал "Дочь Конвея"?, на что миссис Нортон ответила: да, а Мэйбл сказала: тоже мне литература, голый секс и ничего больше. Миссис Нортон спросила: он остановился в мотеле или же...
Ну, раз уж речь зашла об этом, так он остановился в центре, в "Комнатах Евы" - единственном городском пансионе. Миссис Нортон пронизало облегчение: Ева Миллер - порядочная женщина, вдова, и никакие шуры-муры не потерпит. Ее правила относительно женщин в пансионе были краткими и по делу. Если это ваша мать или сестра - ладно. Если же нет, можете посидеть на кухне. Правило не обсуждалось.
Пятнадцатью минутами позже, искусно завуалировав свою главную цель пустячной болтовней, миссис Нортон повесила трубку.
Сьюзан, думала она, возвращаясь к гладильной доске, ох, Сьюзан... я просто хочу твоего же блага. Как ты не понимаешь?
Они возвращались из Портленда по шоссе N_295, и было вовсе не поздно - самое начало двенадцатого. За пределами портлендских предместий скорость на автостраде ограничивали до пятидесяти пяти миль в час, а водителем Бен был хорошим. Фары ситроена резали темноту, как масло.
В кино оба провели время хорошо, но осторожничали, как бывает, когда люди нащупывают границы приемлемого друг для друга. Теперь Сьюзан вспомнился вопрос матери, и она сказала:
- Где ты остановился? Снял дом?
- Я заполучил уютное местечко на третьем этаже в "Комнатах Евы", на Рэйлроуд-стрит.
- Но это же ужасно! Там, наверху, должно быть, градусов под сто!
- Мне жара нравится, - сказал он. - В жару мне хорошо работается. Раздеваюсь до пояса, включаю приемник и выпиваю галлон пива. И выдаю по десять страниц свежего черновика в день. К тому же там есть интересные стариканы. А когда, наконец, выйдешь на крыльцо да на ветерок... рай Господень!
- До поры до времени, - с сомнением сказала Сьюзан,
- Я подумываю, не снять ли дом Марстена, - небрежно сообщил Бен. Зашел так далеко, что даже расспросил об этом. Но его уже продали.
- Дом Марстена? - она улыбнулась. - Ты путаешь его с каким-то другим.
- Не-а. Дом, который стоит на первом холме к северо-западу от города. На Брукс-роуд.
- Его продали? Кто, скажи на милость...
- Вот и я удивился. Время от времени меня обвиняют в том, будто у меня винтиков не хватает, но даже я подумывал всего лишь снять его. Парень, который занимается продажей домов, ничего не говорит. Похоже, это глубокая мрачная тайна.
- Может, кто-нибудь, кто не в себе, хочет превратить его в дом для летнего отдыха, - сказала Сьюзан. - Кто бы это ни был, он сумасшедший. Одно дело обновить дом - я сама бы с радостью попробовала... но дом Марстена... об обновлении нет и речи. Он был развалиной уже тогда, когда я была девчонкой. Бен, зачем тебе там жить?
- А ты хоть раз была там внутри?
- Нет, но на слабо заглядывала в окно. А ты?
- Да. Один раз.
- Страшно там, да?
Они замолчали, оба думали про дом Марстена. Именно это воспоминание было лишено пастельной ностальгии прочих. Скандал и насилие, связанные с домом, имели место до их рождения, но такое в маленьких городках помнят долго и церемонно передают свои ужасы из поколения в поколение.