Толпа плакальщиц, в шелках и золоте, несущих игрушечные парусные кораблики и медные сосуды с едой.
А в середине – гроб с мумией, невесомый, как солнечный зайчик, на плечах шестерых мужчин. А следом – свежезапеленутая мумия, с едва высохшей росписью и в золотой маске, скрывающей лицо.
– Замечайте, ребятки, – еда и игрушки, – прошелестел Смерч. – Они клали в могилу игрушки, ребятки. Чтобы боги собрались поиграть, повозиться, поводить хороводы – и увлечь ребенка в разгаре игр и веселья – в Страну Мертвых. Видите – лодочки, воздушные змеи, скакалки, игрушечные сабли…
– Смотрите-ка, а мумия маленькая! – сказал Ральф, закутанный в свои душные марлевые бинты. – Там мальчишка лет двенадцати! Как я! А золотая маска на этой мальчиковой мумии – на кого она похожа?
– Пифкин? – крикнули все осипшими голосами.
– Тшш-шш? – зашипел Смерч.
Процессия остановилась, и великие жрецы озирались вокруг, озаренные скачущими огнями факелов, окруженные мечущимися тенями.
Мальчишки, примостившиеся в высоких нишах, зажмурили глаза, задержали дыхание.
– Ни звука, – комариным писком донесся до ушей Тома голос Смерча. – Ни вздоха…
Снова послышалось треньканье арф.
Процессия поползла дальше.
И среди всего этого золота, игрушек, воздушных змеев для покойников – плыла мумия, маленькая, двенадцатилетняя, новехонькая, в золотой маске, как две капли воды похожей на…
…Пифкина!
«Нет, нет, нет, нет, нет!» – взмолился про себя Том.
– Да! – крикнул мышиный голосок, тоненький, отчаянный, полузадушенный, пленный, одичалый.
– Это я! Я тут. Под маской. Запеленутый намертво. Не могу шевельнуться. Не могу крикнуть. Не могу выпутаться!
«Пифкин! – подумал Том. – Погоди!»
– Не могу! Попался я! – кричал еле слышный голосок из-под расписных свивальников. – Не бросайте меня! Ищите! Встретимся в…
Голос заглох – погребальная процессия завернула за угол и сгинула в черном лабиринте.
– Где тебя искать, Пифкин? – крикнул во тьму Том Скелтон, выскочив из своей ниши. – Где мы встретимся?
Но в этот самый момент Смерч, как подрубленное дерево, рухнул из своей ниши. Бух! – он грянулся об пол.
– Не спеши! – остановил он Тома, глядя на него единственным глазом, похожим на паука, запутавшегося в собственных сетях. – Мы еще успеем спасти старину Пифкина. Тише, как мыши… Скользите, ползите, ребятки. Тс-сс-с…
Они помогли ему встать на ноги, размотали несколько бинтов, прокрались на цыпочках по длинному коридору и завернули за угол.
– Божьи коровки! – прошептал Том. – Глядите! Они кладут мумию Пифкина в гроб, а гроб в этот… как его…
– Саркофаг, – вставил Смерч, знавший это мудреное слово. – Гроб – и еще гроб – и еще один гроб, малыш. Один больше другого, и каждый разрисован иероглифами, рассказами о жизни покойного…
– О жизни Пифкина?
– Ну, того, кем был Пифкин в той жизни, в тот год, четыре тысячи лет тому назад.
– Ага, – прошептал Ральф. – Смотрите – картинки на стенках гроба. Пифкину год от роду. Пифкину пять. Пифкин в десять лет – бежит со всех ног. Пифкин влез на яблоню. Пифкин понарошку тонет в озере. Пифкин забрался в сад с персиками и закатил себе пир. Стойте, а это что такое?
Смерч наблюдал за похоронными хлопотами.
– Они вносят в погребальную камеру разную мебель, чтобы ему было уютно в Стране Мертвых. Лодочки. Змеи. Кубарь с хлыстиком, чтобы вертелся. Свежие фрукты – на случай, если Пифкин проснется сотни лет спустя и захочет перекусить.
– Как не проголодаться! Эй, да что же это? Они уходят! Они закрывают гробницу!
Смерч обхватил Тома и крепко держал, а Том отчаянно рвался у него из рук.
– Они оставили Пифкина там, похоронили? Когда же мы его спасем? – Успеется. Долгая Ночь вся впереди. Мы увидим Пифкина вновь, не сомневайся. И тогда…
Дверь гробницы со стуком захлопнулась.
Мальчишки подняли крик и вой. В темноте они слышали, как шлепается известковый раствор и шуршит мастерок, замуровывая последние щелочки между камнями, последние зазоры.
Плакальщицы удалились, унося онемевшие арфы.
Ральф стоял в своем костюме Мумии, как оглушенный, глядя вслед уходящим теням.
– Значит, вот почему я вырядился Мумией? – Он дотронулся до бинтов. Он потрогал свое изборожденное морщинами из папье-маше, древнее лицо. – Значит, вот какую роль я должен играть в Канун Всех святых?
– Верно, малыш, верно, – пробормотал Смерч. – Египтяне умели строить на века. Они рассчитывали на десять тысяч лет. Гробницы, ребятки, гробницы. Могилы. Мумии. Кости. Смерть, смерть. Смерть была сердцевиной, зеницей ока, светом, душой и телом их жизни! Гробницы, все новые и новые гробницы с потайными ходами, так что никто не мог туда пробраться, чтобы воры не подкопались и не унесли души, игрушки, золото. Ты одет Мумией, малыш, потому что так египтяне наряжались для Вечности. Закутавшись в полотняный кокон, они надеялись выйти на свет прекрасными бабочками, в какой-нибудь дальней, чудесной, полной любви стране. Ощупай свой кокон, дружок. Прикоснись к чуду.
– Ух ты, – сказал Ральф-Мумия, моргая, разглядывая подернутые дымкой стены и древние иероглифы. – Выходит, у них каждый день был Канун Всех святых!
– Каждый день! – восхищенно ахнули все.
– Каждый день был Кануном Всех святых и для этих! – Смерч указывал куда-то пальцем.
Мальчишки обернулись.
В могильном склепе затрепетала как бы зеленая молния. Земля затряслась, полнясь отголоском доисторического землетрясения. Где-то вулкан заворочался во сне, и на стены упал багровый отблеск раскаленного склона.
На стенах вокруг проступили рисунки первобытных людей, живших задолго до древних египтян.
– Ну! – сказал Смерч. Молния ударила.
Саблезубые тигры пожирали пещерных людей, вопящих от ужаса. Их кости тонули в ямах с природным асфальтом. Они утопали, завывая.
Смерч сморгнул. Молния разила с небес, поджигая леса. Один обезьяночеловек, удирая, схватил пылающий сук и ткнул его в пасть саблезубому тигру. Тигр взревел и отскочил. Обезьяночеловек, победно хохоча, швырнул горящий сук в кучу осенней листвы у себя в пещере. Сбежались другие люди, протягивая руки к огню, грелись, насмехаясь над перепуганной желтой тварью, чьи глаза светились в ночи.
– Видали, ребятки? – Отблески пламени плясали на лице Смерча. – Дни Вечного Холода миновали. А все потому, что один из этих смельчаков, изобретатель, запалил листья в пещере зимой.
– А при чем тут Канун Всех святых? – спросил Том.
– При чем? Да разрази меня молнией – при всем! Когда ты сам и твои друзья гибнут каждый Божий день, как-то недосуг задуматься о смерти, а? Все время в бегах, некогда оглянуться. Но когда, наконец, ты остановился…
