— Вообще-то, раньше мы делали ракеты… — начал было начальник.
— Из ракеты национальной идеи не соорудишь, — сурово оборвал его уполномоченный, сразу переставая выглядеть рубахой-парнем. — Ракеты — это роковая ошибка социализма!
Начальник понял, что оплошал, и поник, словно гладиолус на забытой могилке.
— Ну, ничего, — утешил его гость. — Если традиции нет, ее никогда не поздно создать. Уж кто-кто, а я в этом толк знаю, недаром за бугром соответствующее обучение проходил, как-никак профессионал. Вот на окраине у вас что?
Пока начальник соображал, что у них в Растюпинске на окраине и на какой, собственно, окраине это что-то находится, приезжий продолжил:
— На окраине у вас птицефабрика, а птицефабрика — это яйца! Понимаете, к чему я клоню?
Начальника заколбасило. Птицефабрика на окраине действительно имелась, только никаких яиц она не производила, то есть иногда производила, да не те. На птицефабрике выращивали знаменитых на весь мир боевых, а также сторожевых петухов, порядки там были суровые, армейские, а значит, никаких особ женского пола, типа кур, там быть не могло. А нет кур — нет и яиц.
При правильном казарменном воспитании боевой растюпинский петух мог запросто засечь шпорами мастиффа, легко склевывал на лету киллерские пули и с одного тыка пробивал тяжелый бронежилет, за что очень ценился на мировом, а также столичном рынках. Иногда петухи, лишенные женского общества, топтали кого попало, в том числе и друг друга, после чего, увы, неслись. Факт этот был, безусловно, позорным, поэтому снесенные яйца немедленно уничтожались работниками фабрики. Хотя, к сожалению, не все. Из уцелевших петушиных яиц без всякого насиживания вылуплялись симпатичные маленькие василиски, совершенно, кстати, безвредные, и немедленно разбегались по окрестным полям и лесам, под крыло к дедушке — Дикому Куру.
Ведь сами боевые петухи появлялись на свет из яиц Дикого Кура.
Если вы думаете, что Дикий Кур — это такая курица, то, поверьте мне, вы глубоко ошибаетесь. Дикий Кур — существо мистическое, разумное, чрезвычайно ехидное и для тех, кто не знает, как с ним поладить, пожалуй, даже опасное. Современное естествознание существования Дикого Кура не признает, ну и хорошо, подальше от науки — поближе к природе. А вот разных энтузиастов и охотников до всего сверхъестественного следовало опасаться всерьез, поэтому осторожные растюпинцы всячески скрывали факт обитания в окрестностях города такого ненаучного существа. Ведь энтузиасты да охотники, они вмиг порвут, точнее, ощиплют, будь ты хоть трижды дикий — у них-то дикости на порядок больше будет. Это тебе не мастиффы да киллеры, против энтузиастов никакие боевые петухи не помогут. Так что про Кура следовало помалкивать. Тем более что Дикий Кур издревле считался покровителем города Растюпинска и даже был увековечен на его гербе.
Кстати, именно поэтому в Растюпинске не прижился игорный бизнес — Дикий Кур не давал в обиду своих подопечных, так что игорные салоны, открывавшиеся там и сям ушлыми приезжими молодцами, немедленно прогорали. Удача целиком и полностью была в лапах и крыльях покровителя города, поэтому растюпинцы в своем городе не проигрывали никогда.
А вот к выпивке Дикий Кур относился снисходительно и даже чересчур. Увы, сам был не прочь…
— Так, значит, объявляем День яйца. Договорились? — голос приезжего вывел начальника отдела культуры из состояния медитации. — Вон у вас, кстати, и на гербе-то курица! А где курица — там и яйца.
Начальнику показалось, что Дикий Кур на гербе ехидно ухмыльнулся.
2.— Дело есть, — сообщил участковый Ладушкин, воздвигаясь на пороге савкинского сарайчика-мастерской. — Давай, мастер, выбирайся на свет божий.
Из темноты Ладушкин казался ангелом, осиянным молодым утренним солнышком, вот только крыльев не видно, стало быть, ангел в Ладушкине находился не при исполнении, а милиционер — наоборот.
Если в ваш родной сарай с самого раннего утра вваливается милиционер, пускай даже ваш хороший знакомый, и у этого милиционера начисто отсутствует похмельная тоска в усталых, но добрых глазах, а присутствует рвение служебное, значит, вы где-то прокололись. Мент этот точно не доброго утра пришел пожелать.
Савкин выступил из пыльной, пропахшей канифолью и солидолом полутьмы и, щурясь от яркого света, спросил, не ожидая услышать ничего хорошего, но все-таки надеясь, что обойдется:
— Ну что там? Опять милок забарахлил? Так я же третьего дня его настроил чин-чинарем, все работало. Говорил же, не крутите регулировки, а вы словно недоросли прыщавые! Все вам хочется посмотреть кто, с кем, где и сколько! Настоящих преступников ловите, а не за дамочками легкого поведения подсматривайте. Что вам, интернета мало?
«Милок», или милицейский локатор, Савкин построил, когда отбывал пятнадцать суток за несанкционированное использование электроопохмела. Угораздило же пьяного инспектора ГИБДД куражиться над безобидным изобретателем и его стареньким мотоциклом! Вот Савкин его и похмелил, чтобы впредь не повадно было. Забрали, конечно. Но растюпинская милиция толк в изобретателях знала, поэтому за время отсидки Савкин был вынужден принудительно изобрести прибор, который показывал все преступления, совершаемые в городе Растюпинске в данный момент. И даже те, которые еще не совершились, показывал, но только смутно, не на что было посмотреть. Поскольку адюльтер являлся тоже в некотором роде преступлением, то при соответствующей настройке прибор позволял наблюдать и его, чем менты и пользовались. Правда, никакого эротического интереса к грешным парочкам они не испытывали, просто подрабатывали частным сыском, ничего личного, как говорится. Только вот каждый раз после зафиксированного визуально и записанного на DVD факта супружеской неверности деликатный «милок» напрочь расстраивался. И привести его в чувство мог только Савкин.
Возможно, прибор сочувствовал неосторожным парочкам, не зря же он получил свое название, не было в нем настоящей ментовской суровости.
Участковый засмущался, пробормотал что-то насчет нравственности, которую тоже надобно кому-то блюсти, потом откашлялся и сказал:
— Да нет, не беспокойся, с «милоком»-то как раз все в порядке. Тут другое дело, можно сказать, городского масштаба, секретное.
— А-а, — скучным голосом протянул Савкин, вытирая руки тряпицей, мощно воняющей керосином. — Если секретное, тогда это не ко мне, у меня допуска уже почитай пять лет нету и, похоже, в ближайшие пять лет не предвидится.
— Гражданин Савкин, — в голосе Ладушкина прорезались ласковые милицейские нотки, так что хозяин сарайчика сразу насторожился. — А чем вы тут, собственно, занимаетесь, можно спросить?
