Фронтис продолжал:
— Боги опасны, но… просто-напросто они обладают не-положительной силой, менее ограниченной в этом мире, чем в твоем, из которого, возможно, происходят. — Он глянул в сторону колонн. — Я слышу, что идет Офион. Его все еще считают верховным жрецом, хотя большую часть его обязанностей исполняю я, ибо Аполлион требует от своих жрецов абсолютной точности. Офион недавно получил рану. Слушай, Язон, который не Язон. Офион будет говорить с тобой. Помни, что он очень долго служил богу и стал суеверен. Поступай, как подскажет тебе твой разум. Я хотел поговорить с тобой первым, ведь скоро мне самому предстоит стать верховным жрецом, а я предпочитаю науку теологии. Офион верит, что огненные молнии решат все его проблемы, у меня же взгляды другие. Мы с тобой разумные люди, поэтому помни, что я тебе сказал.
Он улыбнулся и встал, когда темнота между двумя колоннами разошлась, и в комнату, прихрамывая, вошел какой-то человек.
Гефест-Вулкан! Гефест, сброшенный с Олимпа своим отцом Зевсом и потому охромевший. Этот человек выглядел божественным… и в то же время павшим.
Он, как и Фронтис, лучился золотой, сияющей изысканностью, но в его случае это было сияние красоты, пробивающейся сквозь раскрошенный мрамор, напоминая о прежнем великолепии, разрушенном временем.
Однако не только время наложило отпечаток на облик Офиона. Мне показалось, что основное давление шло изнутри. Если же говорить о внешнем виде, то он мог быть братом Фронтиса, причем братом не только старшим, но и более печальным, даже, пожалуй, боязливым.
Офион остановился в проходе, слегка горбясь, его плечи заметно склонялись вперед. Глаза у него были голубые, как у Фронтиса, но темные, как-вечернее небо, тогда как у Фронтиса напоминали утреннее. В их глубине таилось знание, которым Фронтис, несмотря на всю свою скептическую мудрость, не обладал.
— Ты не мог подождать меня, Фронтис? — ровным голосом спросил он.
— Я избавил тебя от хлопот, — ответил Фронтис. — Тебе не нужно терять время на предварительные расспросы. Язон знает все, что нам нужно.
— Это Язон?
— Так утверждает Панир. — Фронтис махнул рукой в сторону колонн.
Офион обратился ко мне; голос его был бесстрастен, словно он повторял заученный текст.
— Тоща слушай, — сказал он. — Между Аполлионом и богиней тьмы Гекатой идет извечная война. В далеком прошлом Язон украл Золотое Руно, любимое сокровище Аполлиона, и бежал под защиту Гекаты на Эю. Цирцея любила Язона и помогла ему. Потом Язон умер, бежал или пропал, а война продолжалась. Существует пророчество, что Язон вернется вновь и будет словно меч Аполлиона в руке Гекаты. Поэтому… мы хотим сломать этот меч.
Говоря, он внимательно разглядывал меня.
— Есть еще проблема Цирцеи. Она — рука Гекаты, подобно тому, как ты должен был стать ее мечом. Геката будет сильна до тех пор, пока Цирцея не умрет, а Маска не будет разломана. Однако в войне между Гекатой и Аполлионом никогда не должно возникнуть ситуации, когда Аполлиону придется сражаться с богиней мрака на ее собственной территории. Никогда… — Он понизил голос. — Всего один раз Аполлион обратил к земле свой темный лик. Он повелитель затмения, а также владыка солнечного сияния. Но, говорят, однажды он спустился в Гелиополис во время затмения — в тот самый Гелиополис, на руинах которого построили мы новый город.
Вскоре начнется затмение солнца, и ты должен умереть до него. Однако твоя смерть — это еще не все. Язон тоже когда-то умер, а теперь вернулся. Должна погибнуть и рука Гекаты. Маска и Цирцея должны быть уничтожены навсегда, чтобы наступил мир под дланью Аполлиона.
В комнате повисла тишина, которую нарушил Фронтис:
— Ты еще не сказал Язону, что он должен сделать. Офион внезапно задрожал всем телом. Его необыкновенно темные глаза смотрели то на Фронтиса, то на меня. На этот раз молчание прервал я:
— Почему я должен был бежать от ваших солдат? Офион продолжал молчать, зато Фронтис спросил:
— Зачем скрывать это от него? Он далеко не глупец. Может, мы с ним договоримся?
Офион словно язык проглотил, зато молодого жреца явно осенила некая идея.
— Ну что же, Язон, вот ответ на твой вопрос. Мы хотели, чтобы ты бежал, ибо при этом ты мог привести нас к молодой Цирцее. Ты и сейчас можешь это сделать. Если ты поможешь нам, то не умрешь. Правда, Офион?
— Правда… — буркнул жрец. Мне показалось, что на мгновение лицо Фронтиса озарила улыбка.
— Итак, Язон, заключим сделку. Что ни говори, а жизнь лучше, чем смерть. Разве нет?
— Может, да, а может, и нет, — ответил я. — Мне ничего не известно о молодой Цирцее. Почему бы вам не поискать ее на Эе?
— Жрица с Эи — это старая Цирцея, — сказал Фронтис. — Она уже давно не служила богине, и сейчас очень слаба. Понимаешь, когда Цирцея умирает. Маску передают очередной жрице — следующей Цирцее. И вместе с Маской переходит сила Гекаты. Поскольку Цирцея с Эи очень слаба, а столкновение между достойным Аполлионом и богиней мрака неизбежно, богине понадобится сильная рука и новая, молодая жрица. Эта жрица и есть новая Цирцея, очередная наследница Маски. Она была здесь, в Гелиополисе.
— Я слышал об этом. Вы убили ее, — выпалил я.
— Нет, не убили, — ответил Фронтис. — Она бежала. Девушка не могла покинуть город — у нас превосходные стражники на стенах. Таким образом, поскольку сеть предназначения слагается в определенный узор и поскольку вернулся Язон, мы должны найти молодую Цирцею и убить ее. Если она выживет и наденет Маску, то с ее и с твоей помощью Геката сможет вести войну с Аполлионом, а момент затмения слишком близок, чтобы сидеть сложа руки. Лучше бы тебе договориться с нами, Язон. Кто может сражаться с богами? Он старался убедить меня, но его голос выдавал лицемерие. Все время он украдкой посматривал на дремлющего Офиона.
— Я не могу привести вас к этой вашей Цирцее. Если уж вы не знаете, где она, то откуда знать мне.
Фронтис внимательно посмотрел на меня и усмехнулся.
— Есть некто, и он знает наверняка, — сказал он. — В таком храме, как наш, сплетня бежит быстрее крылатого Гермеса. Я уверен, что известие о прибытии Язона уже передается из уст в уста. Достаточно просто подождать. Рано или поздно — скорее, рано, насколько я знаю Гелиополис, — ты получишь сообщение о том, что нужно делать. И куда идти. Вот тогда… — Он умолк и многозначительно поднял брови.
Я ничего не ответил, и Фронтис продолжал:
— Тогда ты придешь ко мне. Или дашь знать. Ты поселишься здесь, в храме, где-нибудь на краю, чтобы посланцы могли легко добраться до тебя. Очень приятное жилище, друг мой. Ты не будешь страдать от одиночества — у нас есть талантливые невольницы, которые…
