— Которые превосходно шпионят, — закончил я. — Ну ладно, допустим, я согласен. Допустим, я найду для тебя эту девушку. Что тогда?
Голубые глаза жреца недоуменно взглянули на меня, но я отчетливо прочел в них ответ — острый кинжал или стрела в спину. Одно можно было сказать наверняка: он был гораздо ближе к моей цивилизации, чем кто-либо другой в этом чужом мире.
Однако сказал он только:
— Награда, которую стоит заслужить, если ты имел в виду именно это. Чего ты хочешь больше всего, Язон?
— Правды! — воскликнул я с внезапной злостью. — Меня тошнит от всех этих уверток и полуправд, от лжи, которой ты меня кормишь, с такой легкостью обещая награду. Я знаю, какая награда меня ждет!
Фронтис рассмеялся.
— Да, Язон всегда умел торговаться. Хорошо, раз уж правда настолько… Признаться, убить тебя легче всего было бы, когда молодая Цирцея попадет в наши руки. Разумеется, я сразу подумал об этом. Но ты сообразительнее других, и я, чтобы избавить тебя от сомнений, пожалуй, должен дать клятву, которую не посмею нарушить. Итак, чего ты требуешь от нас, кроме правды?
Я на секунду прищурился, испытывая неодолимое желание выбраться из этой западни. Стать свободным, вернуться к собственной жизни, избавиться от хаотических воспоминаний, всплывших в моем разуме после слишком глубокого психического зондирования. Вот чего я хотел больше всего избавиться от воспоминаний Язона!
Об этом я и сказал им.
— И тогда, если смогу, — добавил я, — я найду для вас эту девушку, пусть даже мне придется разрушить город голыми руками. Ты сможешь освободить мой разум?
Фронтис поджал губы и пристально глянул на меня, прищурив глаза. Потом медленно кивнул, и мне показалось, что в его мозгу рождаются и другие идеи — изощренные и коварные.
— Да, если ты об этом просишь, — ответил он. — Клянусь алтарем самого Аполлиона, и да затопчет меня Агнец огненными копытами, если я тебя обману. Как только ты освободишься от Язона, исчезнет повод плохо относиться к тебе. Ты станешь безопасен для нас. Клянусь, ты получишь свободу, когда представишь нам девушку.
Офион проснулся и вопросительно посмотрел на нас. Я заметил, что они с Фронтисом понимающе переглянулись. Офион не знал о том, что я не Язон, но разве Фронтис не скажет ему об этом?
Впрочем, меня это мало заботило. Я глубоко вздохнул. Возможно, я поступил плохо, давая такое обещание, ведь девушка не сделала мне ничего дурного. И все же я не чувствовал себя ничем обязанным ни ей, ни Гекате, ни кому-либо еще в этом чуждом мире. Меня затащили сюда помимо моей воли, швырнули головой вперед в свару, причиной которой был вовсе не я, швыряли во все стороны как камень между воюющими людьми и воюющими богами. Я был Джеем Сивардом, свободным человеком, а не пешкой, которую шевелит всяк, кому не лень.
— Итак, я найду ее и доставлю вашим людям, — сказал я. — Не буду клясться никакими богами, поскольку это не принято в моей стране. Но мое слово у вас есть, можете на него положиться.
Фронтис кивнул и встал.
— Я верю тебе, — сказал он. — Я могу определить, когда человек говорит правду. Выполни свое обещание, и я выполню свое. Мне нужно посоветоваться по этому вопросу с оракулом Аполлиона, а когда я вернусь, мы обговорим детали. Ты подождешь меня?
Я кивнул. Он поклонился на прощание и повернулся в том направлении, откуда пришел. Офион заколебался на секунду, угрюмо глядя на меня. Он уже набрал воздуха в легкие, словно желая заговорить, однако запер во рту невысказанные слова и поспешил за Фронтисом, который придержал для него завесу тьмы.
Когда черный туман сомкнулся за ними, музыка стихла. Я прилег на ложе и стал смотреть на темноту между колоннами, гадая, что же мне теперь делать. Возможных вариантов было не так уж и много. Под потолком комнаты медленно клубились розовые облака, бесформенные и хаотические, как мои мысли.
Мог ли я верить Фронтису? Когда он клялся помочь мне, в глазах его таилась фальшь, и могло оказаться, что вместо освобождения я получу нечто совершенно иное. А эта девушка, молодая Цирцея… Я чувствовал угрызения совести, когда думал о ней. Я не был Язоном и не имел перед ней — в Маске или без — никаких обязательств. И все-таки…
«Язон… Язон из Иолка… любимый, ты слышишь меня?» Слова эти были настолько отчетливы, словно прозвучали в комнате, хотя я и знал, что это не так. Это лишь эхо звучало в населенных призраками уголках моего мозга. Я вновь задрожал, облился холодным потом и… стал Язоном.
Я ясно видел знакомое зеленоглазое лицо Маски-Волшебницы, склоняющейся над пламенем Гекаты. Я хорошо знал это лицо, я любил его когда-то, а сейчас видел ненависть и беззащитность в бледных чертах, вырезанных из живого алебастра. Любовь и ненависть, перемешанные между собой? Почему? Зачем? Даже я не знал, а ведь я был Язоном, сыном Эзона, любовником множества женщин, хотя среди них не было Цирцеи, и господином утраченного «Арго». Сердце мое сжалось, когда я подумал о корабле. «Арго», мой резвый и прекрасный «Арго»!
«Язон, вернись ко мне, — звал далекий голос в моем мозгу. — Язон, любимый, ты не можешь предать меня».
Теперь я видел это чудесное бледное лицо очень четко и рядом со своим. Приоткрытые пурпурные губы, нечеловечески гладкие шеки, лоб, лучащиеся невероятной красотой; глаза, горящие зеленым огнем. Я хорошо помнил его.
«Язон, клятвопреступник и вор, моя мать Геката властвует надо мной, и я тебя ненавижу! И все же, Язон, посмотри на меня. Кто ты, Язон? Когда тебя охватывает безумие, и другой человек смотрит из твоих глаз… Язон, кто этот человек?»
Кто же еще, если не я, Язон из Иолка?
«Цирцея, Волшебница, прелестная и любимая, почему ты не признаешь меня? Почему требуешь ответа, которого я не могу дать? Забудь о своих видениях и больше не прогоняй меня. Здесь нет никого, кроме Язона, а он жаждет тебя».
«Язон, кто тот человек, которого я вижу в минуту твоего безумия, когда ты перестаешь быть собой?»
Я вновь почувствовал ярость, хватающее за горло бешенство, с помощью которого хотела оттолкнуть неотразимого аргонавта единственная женщина, которую я жаждал, потому что она никогда не обнимала меня, как другие женщины, а только отталкивала и раз за разом выкрикивала свой вопрос, на который я не знал ответа. Не было еще на свете такой женщины, живой или мертвой, которой я бы не оттолкнул, чтобы бежать за своим кораблем, своим «Арго», моей прекрасной галерой. Но Цирцея, которая меня не хотела, должна научиться не отталкивать Язона из Иолка!
Безумие? О каком таком безумии она говорила? Откуда знала о призраке, который время от времени скользил по помутившемуся разуму героя Язона, о минутах, когда мозг раздувался в голове и воспоминания иного человека путались с моими собственными?
