Стены были покрыты конденсатом. Вмятины и выбоины на металлических пластинах пола заполнены мутной водой. Фархад впервые в жизни увидел лужи, о которых доселе только читал, и глубоко изумился. Должно быть, здесь слишком редко пользовались моющими машинами. «Если пользовались вообще», — подумал он чуть позже, созерцая не только воду, но и дурно пахнущую пленку жира на стенах. Парень осторожно прошел вперед по коридору, стараясь дышать не слишком глубоко.
Увиденное его ошеломило. Узкий коридор привел к огромному залу. По его боковым стенам в три этажа шли дверные проемы, из которых дверями был прикрыт один из пяти, не больше. К ним вели узкие лестницы без перил, кое-где огороженные самодельными загородками из веревок, коробок и прочего хлама. На потолке висели лампы — часть из них даже светила. Посреди зала красовались четыре ряда водонаборных колонок. Вокруг них толпились полуголые мужчины и женщины в мешкообразных уличных одеяниях. Вместо положенного обычаем серого цвета здесь эти балахоны были всех мыслимых расцветок, и, судя по лоскутной пестроте и разнице в фактуре тканей, шились из того, что попадалось под руку.
Женщины ведрами носили воду в свои клетушки, мужчины собирались кучками, у многих в руках были одноразовые пластиковые бутылки с напитками. Запах пойла и перегара наводил на мысли о том, что напитки не проходили обязательной сертификации, а выгонялись нелегально из каких-то продуктов. О подобном Фархад не раз слышал от отца, который любил рассказывать забавные и назидательные истории о низкорожденных, способных употребить для «улёта» все, что угодно — клей, технические жидкости, перебродившую питательную массу…
Отец и его коллеги считали, что это дурной обычай, внедренный вольнинскими диверсантами. Фархад посмотрел на площадь и усомнился в этом. Какой вольнинский диверсант, дитя теплой зеленой планеты, выжил бы в этом подземном грязном кошмаре? Пить, нюхать, намазывать на себя все, что позволит забыть, где находишься, забыться — идея, которая могла родиться только здесь, в лужах, чаду подгорелой пищи и вони немытых тел. Видимо, все эти люди провинились перед Маном, за что и были ввергнуты в подобное отчаяние и убожество.
Фархад постоял у входа, потом пересек зал, стараясь не соприкасаться с местными жителями. Это была задача не из легких. В тесноте его несколько раз задели, к счастью, не по голым рукам или лицу, а по бедрам и предплечьям, защищенным формой. Один раз юноше показалось, что рыжеволосый парень, примерно его ровесник, нарочно задел его плечом, но Фархад предпочел не реагировать. Ему хотелось пройти чуть дальше.
Вновь узкий переход — и новый зал, из которого вели три коридора. Юноша начал догадываться, что весь уровень состоит из подобных залов. В третьем по счету помещении он увидел небольшое заведение, то ли кафе, то ли столовую. Когда Фархад вошел в него, оказалось, что самое лучшее определение для этого места — книжное слово «кабак». Грязь, убогая обстановка, шум визгливой, слишком громкой музыки, особо мощная вонь перегара…
Здесь сидело человек пятнадцать или двадцать. Когда Фархад подошел к стойке, за спиной раздался удивленный ропот. Лазурная с белым форма Гуманитарного Университета Синрин смотрелась среди серых, красных и коричневых обносков обитателей первого уровня вызывающе. Кабатчик уставился юноше в переносицу, покачал головой, пожал плечами, всем видом выражая глубокое недоумение, и молча положил перед ним захватанный лист пластика, на котором были вытиснены довольно корявые надписи. Цены обозначены не были.
Чай, молоко и прочие безалкогольные напитки в меню фигурировали, рядом с названиями даже не стояло пометки «синтетический продукт», но Фархад не был совсем уж наивен и не надеялся на то, что в подобном заведении ему подадут что-то натуральное. К тому же он опасался отравиться или заразиться чем-нибудь, выпив из грязной посуды.
— Суп с тофу, стакан чайного вина, — решился наконец Фархад.
Кабатчик без единого слова поставил перед ним миску и стакан. На первый взгляд пластиковая посуда казалась чистой, приглядываться юноша не решился. Суп был горячим и поэтому вполне съедобным. В столовой Университета или в доме семьи Наби за подобное качество готовки повара убили бы на месте, может быть, только в моральном смысле, хотя за доброту однокашников Фархад не поручился бы. Уволили бы в любом случае. Но юноша не ел с утра, здорово устал, да и привередничать опасался. Вино тоже достоинствами не блистало — видимо, делалось не на заводе, а где-то поблизости.
— Сто риялов, — сказал кабатчик, когда Фархад покончил с пищей.
Сто пятьдесят составляла плата за однокомнатную квартиру на восьмом уровне, и парень решил, что это — проявление местного чувства юмора. Он достал из кармана две монеты по пять риялов: одну в качестве платы, другую на чай, положил на стойку. В следующее мгновение монеты уже летели ему в лицо. Одна стукнула по лбу, другая просвистела мимо. Фархад вскочил, еще не успев возмутиться, но тут ему опустили руку на плечо, заставляя вновь сесть на табуретку.
Что-то колющее, игла, а может, острие ножа, уперлось ему в шею слева. Бармен, улыбаясь, напевал что-то себе под нос и вытирал краем фартука металлические стаканы, которые достал из ведра с мыльной горячей водой.
— Заплати, — посоветовал густой бас из-за спины.
— Эта еда столько не стоит, — возразил Фархад.
— Ты что ль тут цены устанавливаешь? — вполне беззлобно удивился бас. — Плати давай.
— У меня столько нет!
— Вот так, значит… — громко сообщил обладатель баса, потом приподнял Фархада за воротник и хорошенько тряхнул. — Уверен?
— Карточка… — выговорил тот.
Крупная умелая лапа быстро обшарила карманы мундира, забрав всю мелочь, карточку, магнитный ключ от квартиры, пропуск в Университет и даже половину упаковки печенья — все, что было у Фархада при себе. После этого юноша не успел и моргнуть, как оказался снаружи кабака, причем пониже спины ему дали увесистого пинка. Фархад приземлился на ноги, — помогли годы занятий акробатикой, — остановился, обернулся. Хотелось вернуться за пропуском и ключами, но огроменный вышибала, стоявший у дверей, выразительно покачал головой.
Познакомившись с местными нравами, Фархад решил, что ему, пожалуй, хватит, и отправился к подъемнику. Ушел он недалеко, только в соседний зал. Там дрались. Юноша попытался обогнуть место инцидента, но кто-то толкнул его в спину, и он влетел в самую гущу драки. Противоборствующие стороны довольно быстро добились согласия и единства, переключившись на чужака. Он оказался в кольце толпы и вырваться не мог. Его перекидывали туда-сюда, пинали, били, — впрочем, не сильно, от тренера доставалось куда сильнее, — и Фархад старался уворачиваться, блокировать удары, пока один из драчунов не попытался ударить его в лицо.
