– Внизу под нами марсианский город, — сказала Пилар. — Город, река и сады в огромном ущелье.
– Да, — подтвердил Сергеев. — Сказочный град Авалон в каньоне Титониус Часма… Наша станция висит над ним в семистах восьмидесяти километрах. Точно над устьем червоточины.
– Я хотела бы взглянуть на этот город, Алекс. Вы отвезете меня туда?
– Непременно! — с энтузиазмом произнес Сергеев. — Хоть сейчас!
– Сейчас нельзя. — В глазах Пилар мелькнуло и исчезло сожаление. — Скоро проснется мой Пикколо, и я должна поговорить с ним. Так надо. Тереянцы очень общительные существа, у них даже плата за любой труд взимается историями, танцами и другими зрелищами. Может быть, я расскажу Пикколо сказку. Может быть, он расскажет сказку мне.
– Расскажет? — Сергеев выглядел озадаченным. — Простите, Пилар, если мой вопрос неуместен… Но как вы с ним общаетесь? Разве вы телепат?
Девушка рассмеялась:
– Нет, Алекс, не бойтесь, я не читаю ваши мысли! Что до тереянцев, то их гортань устроена так, что они неспособны к членораздельной звуковой речи. Но у них есть разные способы общения: основной — ментальный, а еще язык поз, знаков и жестов, который можно изучить. Очень непростой язык, но я им владею, я и еще две девушки из нашей экспедиции. Мы улетели к Альтаиру детьми, выросли на Терее, и потому… — Молодая женщина внезапно встрепенулась и отставила недопитую чашку. — Простите, Алекс, кажется, Пикколо очнулся. Мне нужно вниз, к нему. Скорее! Нужно, чтобы он меня увидел.
– Пошли! Там лифт!
Сергеев поспешно встал и направился к подъемнику. Пилар шагала следом, и он, обернувшись, заметил, как меняется ее лицо — мышцы то напрягались, то расслаблялись, беззвучно шевелились губы, морщинки прорезали лоб, кожа щек бледнела до оттенка мрамора и опять принимала естественный цвет. Эти метаморфозы выглядели странно, но не портили девушку — во всяком случае, так решил Сергеев.
Они ступили на площадку лифта в тот момент, когда поднялась крышка саркофага и россыпь огней на панелях начала меркнуть.
* * *
Отделившись от массивного диска станции, маленький кораблик неторопливо плыл в пустоте. Полумрак, царивший в кабине, скрывал лицо Пилар, и только блики индикаторов высвечивали иногда прядь ее темных волос, или щеку, или глаза под плавными дугами бровей. Она молчала, завороженная зрелищем ярких звезд и огромной красновато-коричневой сферы Марса, висевшей внизу, под диском Исследовательского центра, озаренного огнями стартовых шлюзов и прожекторов. Заметив, что девушке нравятся эти космические виды, Сергеев не стал торопиться вниз, а завис у края диска. Отсюда можно было разглядеть широкие чаши антенн уловителя и световое кольцо вокруг источника Т-излучения.
Станция ИЦТИ являлась важнейшим звеном в системе из двух десятков лабораторий и институтов на Марсе и Земле, входивших в Центр. В одних трудились астрофизики, специалисты по структуре пространства, другие носили гуманитарный характер — их штат комплектовался из философов, историков, лингвистов, культурологов. Был институт высших и нетрадиционных функций мозга, где изучались ментальные записи, было подразделение, где информацию пытались очистить от помех, вносимых наблюдателями, были группы координации и связи, были научные издания, конференции и семинары. Наконец, существовала особая служба, чьей задачей был поиск людей с ментальным даром и тщательная проверка их способностей. В Центре работало несколько тысяч человек, и он несомненно являлся одним из крупнейших международных проектов. Что неудивительно — ведь послания из космоса будили не только любопытство, но и страх. Кое-кто из политиков считал, что они несут скрытую угрозу, что в ментальных записях из «черной дыры» содержится некий фактор Х, незаметно влияющий на сознание — правда, в какую сторону, не уточнялось. Но как бы то ни было, Центр финансировался щедро, и большая часть этих средств шла на содержание станции ИЦТИ, на новое оборудование и оплату сотрудников и пси-наблюдателей.
Послания неведомых братьев — или врагов? — по разуму воспринимались лишь в определенной точке над марсианской поверхностью. В былые годы здесь дрейфовал один из пассажирских кораблей Третьей марсианской экспедиции, переданный Центру на вечные времена. Когда был возведен Авалон и человек прочно утвердился на Марсе, корабль заменили более крупным сооружением, образовавшим ядро будущей станции. Строилась она долго и медленно, почти половину столетия, но в конце двадцать второго века Центр наконец получил комплексную базу вблизи источника Т-излучения. Однако работа не пошла быстрее — главной проблемой, как и прежде, являлись наблюдатели; человеческий мозг, даже в самом удачном варианте, был не очень восприимчив к ментальной связи.
Зато теперь…
«Теперь, — думал Сергеев, — теперь есть шанс, что дело стронется с места. Первая запись получена, и какая!» Он вспомнил, как спустился вместе с девушкой к саркофагу, уже окруженному врачами, как извлекли тереянца, сняли датчики и напоили соком; как метался взгляд маленького существа, пока не нашел Пилар — а когда нашел, лицо Пикколо озарила улыбка. Жители Тереи так отличались от людей и так походили на них! Во всяком случае, в том, что касалось эмоций.
Внезапно губы тереянца дрогнули, затанцевали, потом в безмолвную пляску включились веки и глаза, мускулы щек, крохотные заостренные уши, плечи, гибкие пальцы, колени и ступни. Пилар ответила. Происходившее с ее телом и лицом не было набором гримас и резких отрывистых жестов; нет, это тоже казалось танцем или мимическим этюдом, исполнявшимся с редким мастерством. Она жестикулировала то медленно и плавно, то стремительно, ее лицо менялось, его черты текли, и потрясенный Сергеев едва успевал замечать, как бурный водопад становится тихой зыбью моря, или неспешным речным потоком, или ручьем, что вьется меж камней. Внезапно Пикколо дважды хлопнул по колену маленькой ладошкой, и пантомима прекратилась. Он доволен, сказала Пилар, доволен и благодарит. Он прожил жизнь человека, странствовал по суше и воде, любил, сражался, горевал и радовался. Это было чудесно! Теперь он лучше понимает людей.
Девушка на соседнем сиденье пошевелилась.
– Летим в Авалон? — спросил Сергеев.
– Нет, еще нет… Я бы взглянула на эту червоточину… на устье, что посылает нам видения. Можно?
Он негромко рассмеялся:
– Можно, но вы ничего не увидите. Форма этой щели непрерывно меняется, флуктуирует, но ее размер не больше тридцати нанометров[11]. В сравнении с нею точка в типографском шрифте — целая планета! Чтобы ее разглядеть, нужен солидный агрегат. На станции такой есть, и весит он больше тонны.
