Он негромко рассмеялся:
– Можно, но вы ничего не увидите. Форма этой щели непрерывно меняется, флуктуирует, но ее размер не больше тридцати нанометров[11]. В сравнении с нею точка в типографском шрифте — целая планета! Чтобы ее разглядеть, нужен солидный агрегат. На станции такой есть, и весит он больше тонны.
– А это кольцо? Световое кольцо? Там, под диском?
– Оно окружает устье и служит для того, чтобы центрировать антенны уловителя и камеру контакта, — объяснил Сергеев. — Сигнал быстро рассеивается. Для лучшего восприятия надо находиться на его оси, и как можно точнее.
Пилар вздохнула.
– Пикколо сейчас там, а я — здесь…
– Мы обернемся за пять часов, раньше, чем он очнется, — заверил ее Сергеев. — Ну так что же? Летим вниз? В город, к цивилизации?
– Летим, — согласилась девушка.
Кораблик нырнул к поверхности Марса. Пустыня, что простиралась по краям Долин Маринера, была такой же, как миллионы лет назад: холодной, безжизненной и каменистой. Но огромный разлом был перекрыт силовым полем, которое удерживало атмосферу, по дну его текла широкая река, на склонах горели искусственные солнца и зеленели сады, висевшие на выровненных и покрытых почвой скальных выступах. Здания города тоже стояли на множестве карнизов, уходивших ступенями вниз, к реке и чудесным мостам из каменных кружев. У дна каньон сужался до сорока километров, и это пространство было засажено рощами из сосен, кедров и дубов, среди которых виднелась голубая гладь озер. Ближе к речным берегам снова начинался город — там сверкало стекло корпусов Марсианского университета, тянулись вверх шпили Музея Марса и Палаты координаторов, попирал скалы массивный шестиугольник атмосферной фабрики. Вдоль левого берега реки пролегала набережная, на правом раскинулись порт и гавань; отсюда шли корабли ко всем поселениям Долин Маринера, в Камелот и Помпеи, Китежград и Вавилон, Ниневию, Тир, Карфаген и Саркел. Система глубоких ущелий, гигантский разлом планетарной коры, тянулась на тысячи километров, каньоны рассекали пустыню от экватора до двадцатых параллелей южной и северной широты, так что хватало места для городов, полей и зеленых зон. В сущности, это была страна на дне огромной рифтовой структуры, со своей уникальной экологией, городами, дорогами, лесами и населением в шесть миллионов человек.
Корабль прошел сквозь окно в силовом экране и теперь неторопливо опускался у восточного склона разлома. Вверх уходили безжизненные скалы, серые, черные, бурые; их мрачные тона не веселили душу, и казалось, что кораблик падает прямо в ад. Но на глубине двух километров камень расцветили мхи и лишайники, затем появились кустарник и травы и, наконец, деревья. То была альпийская сосна, приспособленная для условий Марса: толстые низкие стволы, причудливо изогнутые ветви, мощные корни и длинная хвоя, похожая на голубоватый пух. Упрямо цепляясь за камни, деревья тянули кроны вниз, к исходившим из глубин теплу и свету; казалось, что склон ущелья усеян множеством вопросительных знаков под голубыми зонтами.
Через минуту альпийские сосны сменились обычными, затем мимо проплыл первый городской карниз с сотней зданий, следом — яблоневый сад, заросли сирени и жасмина, а за ними — новые уступы с домами, деревьями и цветниками, со скалами, плотно оплетенными лозой, с ярко освещенными входами в подземные тоннели транспортной сети. Авалон, в отличие от земных городов, являлся структурой трехмерной, где направления вверх и вниз были столь же протяженными, как вперед, налево и направо. Самым удобным транспортом здесь считались авиетки и летающие платформы.
Мимо промелькнул гигантский мост, соединяющий склоны ущелья и повисший над километровой пропастью. Река под мостом изгибалась широкой петлей, образуя полуостров, пустой и ровный выступ скалы, не застроенный домами и не засаженный деревьями. Его темная базальтовая поверхность резко контрастировала с зеленью рощ, разноцветными крышами городских кварталов и серебристым мерцанием вод; очевидно, то был язык лавы, излившейся некогда в реку и оттеснивший ее к западу. Площадка у лестницы на краю полуострова, расчерченная белыми линиями, была местом посадки, и здесь Сергеев приземлил кораблик.
Они спустились вниз по узкому трапу. Воздух был теплым и свежим, от деревьев, растущих сразу за краем площадки, тянуло запахом зелени, слышался плеск воды и птичий щебет. Высоко вверху, выше ажурной арки моста, выше последнего карниза с домами, горело искусственное солнце, жаркий сияющий шар, подвешенный между мачтами энергетических эмиттеров. Небо над городом было не похоже на земное, его серебристый оттенок скорее напоминал море в северных широтах. У реки и над крышами зданий мельтешили авиетки, а в небесах, почти под самым куполом, парила какая-то крупная птица — возможно, орел. Орлов завезли лет сорок назад, и они гнездились на скалах, среди альпийских сосен.
– Сюда, — сказал Сергеев, и девушка послушно шагнула за ним к невысокой базальтовой глыбе со врезанной в камень пластинкой из бронзы. На ней, выбитые старинным шрифтом, значились шесть имен: Джереми Фокс, Лаура Торрес, Раджив Паран, Саул Дюкар, Николай Муромцев, Питер Мои. Рядом лежала ветка цветущей сирени.
– Памятное место. — Сергеев коснулся обелиска, провел пальцами по ноздреватому темному камню. — Здесь нога человека впервые ступила на Марс. Первая марсианская экспедиция, корабль «Колумб»… Эти шестеро — члены его экипажа. И среди них — Лаура Торрес, о которой мы говорили.
– Кто же был первым? — спросила девушка.
– Кажется, Питер Мои. Но какое это имеет значение? Все они преодолели пропасть — не четыреста тысяч километров, как до Луны, а миллионы и миллионы. Настоящий космический полет, с которого началось все это. — Он широким жестом обвел ущелье и реку, парки, сады и городские здания. — Здесь, на небольшом плато, приземлились грузовые модули «Колумба», а следом аппарат с людьми. И здесь, рядом с памятником, был развернут флаг.
– Флаг? — На лице Пилар промелькнуло недоумение. — Что это такое, Алекс?
– Хмм… В прошлом у каждой страны были флаги — тканевые полотнища с различными символами, крестами, львами и орлами. Но здесь был установлен флаг Земли, голубой, с изображением земных материков.
– Никогда не видела флага, — заметила Пилар. — Хотелось бы взглянуть на него… Он сохранился? Где он теперь?
– В музее. Там флаг, башмаки Питера Мои, часы Муромцева и другие раритеты. Музей — вон те хрустальные шпили рядом с университетом… Пойдем туда? К реке, на набережную? Там очень красиво, Пилар. Кроме музея, есть цирк, театры, залы развлечений, рестораны… Еще зоопарк, а в нем — бассейн с дельфинами.
