Теория глобальной безопасности (ТГБ) пришлась Картазаеву по душе. Несколько лет назад, возглавляя секретную государственную комиссию, он понял, что в мире происходит что-то не то.
Гибнут подводные лодки и гигантские теплоходы, априорно считающиеся непотопляемыми. Убивают политических деятелей, защищенных тысячами агентов. Проваливаются эксперименты, о провале которых не могло идти и речи.
Причем, если сталкиваются поезда, то обязательно перегруженные пассажирами, если у АПЛ пробоина, то сразу в шести отсеках, да и рубку тоже прихватывает.
Что-то тут не так. По закону случайностей эти события практически произойти не могут, а отсюда следует, что действует какой-то другой закон, о котором мы не знаем.
Если коротко, то он звучит так: чем с большей надежностью мы защищаем частные случаи всей системы-отсеки ли АПЛ, двигатели новой МБР (МБР — межконтинентальная баллистическая ракета), не важно, тем беззащитнее и нежизнеспособнее вся система в целом.
Если есть закон, то вскоре появился институт по его изучению, а потом и агенты по практическому претворению его постулатов в жизнь.
Они едва успели развернуться до появления Вольда. С этой точки зрения специализация ОПУ стала чрезвычайно своевременной, ибо обычные методы борьбы против эпидемии массовой летаргии уже не действовали.
После первой неудачи ЦУП направил в Алгу второй спутник, который в отличие от первого зашел на город со стороны моря. Эффект был нулевой.
Едва аппаратуру направили на пресловутый Дворец, связь со спутником прервалась, как и в первый раз.
Тогда решили использовать беспилотные самолеты.
Картазаев давал последние указания окружившим его разведчикам и механикам:
— С севера на юг и с востока на запад город прорезает сеть проспектов. Улица Елейная выходит напрямую к Дворцу. "Шмель" должен лететь строго над ней на высоте 3 тысяч метров. Над Дворцом снижение до восьмисот, — Картазаев оглядел присутствующих. — Если долетит, в чем я лично сомневаюсь.
— Обижаете, товарищ полковник, — протянул Столетов.
— Это я к слову, — пояснил Картазаев. — Снимки каждые десять секунд. Вопросы есть?
Вопросов не было. "Шмель" давно стоял на взлетной полосе.
— Запуск! — скомандовал Картазаев, а когда все разошлись согласно боевой расстановке, успел ухватить Столетова. — Ставлю ящик пива, что не долетит.
— Принимаю, — серьезно ответил тот. — Сорта "Особый морской". С синей этикеткой.
"Шмель" взмыл в воздух и вскоре скрылся из вида. С этого момента управление приняли на себя телеметристы.
Картазаев приказал принести снимки в штаб Кордона и ушел.
Он успел отобедать и вернуться в штабную палатку, когда заявился Столетов. По его лицу Картазаев все понял.
— Как далеко он сумел углубиться? — спросил он капитана.
— Внутрь Вольда на 30 километров, в город — на два. Почти.
Картазаев взял у него глянцевые фотоснимки и разложил на столе. В штабе присутствовал только Лощекин.
— Дворца опять нет, — недовольно заметил генерал.
От волнения у Картазаева даже заломило виски.
— Здесь есть кое-что важное для нас, — сказал он.
— Где? Я ничего не вижу!
Картазаев указал на два снимка, лежащих рядом.
— Эти снимки одного участка, сделанные с интервалом в десять секунд. Видите эту группу объектов?
— Что здесь особенного?
Картазаев взял два снимка и совместил на просвет. Несколько точек, разбросанных по улице, не совпало.
— Они двигаются, — пояснил он.
— А что это за объекты? — спросил генерал.
Картазаев внимательно посмотрел на него, словно размышляя, стоит ли говорить, и, представляя, как воспримут его слова, потом ответил:
— Это трупы.
— Мясо побежало!
— Полякову звонили? — спросил он, сбрасывая ноги с койки, внизу стояли ботинки, но с первого раза попасть не удалось.
5 часов. Утренняя разбалансировка.
— Уже сообщили. Дежурная смена поднята по тревоге. Вам приказано срочно прибыть в штаб.
Оказавшись на улице, он сразу почувствовал дискомфорт. Что-то изменилось. Через секунду он понял, что.
Картазаев жил в одноэтажном деревянном домике в прилегающем к Новоапрельску дачном массиве. Во дворе круглосуточный пост, ненужность которого он так и не смог доказать.
Основная группа ОПУ расположилась во втором эшелоне.
Разгар лета. Сухо. На пожухлой листве серая пыль.
Когда он выбрался на грунтовку, кое-как засыпанную щебенкой, мимо на всей дури пропер мотоцикл. Что за люди?
КП располагался на окраине того же поселка, на чердаке двухэтажного дома. У калитки бронетранспортер. Во дворе пулеметное гнездо, обложенное мешками с землей. Песок далеко возить.
Картазаев показал пропуск раз пять разным людям, хотя его все давно знали в лицо, а пропуск проверяли назло. Был у него небольшой косяк со старослужащими.
Прошел через первый этаж, пахнущий едой и потом, поднялся наверх. Часть шифера была разобрана, напротив, на штативе установлен 30 кратный монокуляр. Поляков в расстегнутом кителе приник к окуляру, оживленно комментируя увиденное.
— Товарищ генерал!
— Здорово! — Поляков не глядя, сует шершавую лапу. — Иди, погляди!
— Я уже слышал.
— Ничем тебя не удивишь! — недовольно произнес Поляков, оторвавшись от монокуляра.
А ведь на самом деле недоволен. Непосредственный человек, хоть и генерал.
Картазаев приникает к окуляру.
В перекрестии автобусная остановка на окраине города. Написано "Интервал движения 115 маршрута 20 минут". Врут. С момента установки второго Кордона, взамен погибшего в полном составе Первого, прошло 40 дней.
— Правее смотри! Он там скачет!
Картазаев не вертит монокуляр, при этом увеличении обзор сразу скакнет метров на сто. Осматривает так. Сбоку стремительно влетает в сектор пестрая тень, чтобы пронзить его насквозь и тут же вылететь с противоположной стороны. Птах!
Их то Картазаев и услышал по утру. А то 40 дней тишина как в могиле. Ничего живого.
— Давно ведется наблюдение? — спросил Картазаев.
— Часовые два часа уже как любуются.
— Много там птиц?
— Много. Пошли чай пить.
Отказываться бесполезно. Вот такой вот командир.
Они пьют чай с баранками на первом этаже. От лимона Картазаев отказался, чем вызвал недоумение со стороны генерала. То ли еще будет, мазохистски подумал Картазаев.
— Что надумал, полковник? — поинтересовался Поляков. — То же что и я?
Это вряд ли, подумал Картазаев.
— Разведку? У меня чудесный комроты есть.
— Нет. У меня своя кандидатура.